Сатана и Искариот. Части первая и вторая - Карл Май

— Мне не надо вашего счастья. Скоро вы узнаете, что я привык полагаться только на себя самого.

— Да я не только встречаться, но и слышать о вас не хочу. Катитесь к черту!

Он повернулся и сделал вид, будто собирается вернуться. А мы пошли дальше, причем я тихо сказал своим спутникам:

— Теперь этот человек направится в лес, чтобы обогнать нас. Он попытается меня застрелить. Но я опережу его и докажу, что с Олд Шеттерхэндом не стоит шутить. Мои братья могут идти не по краю леса, а чуть левее, чтобы он не мог узнать, что меня с вами нет. Они могут даже понести мои ружья, потому что сейчас они будут только мешать мне. Если вскоре я вас не окликну, вы можете идти до того места, которое указал этот человек, а там вы меня подождете.

Все трое, естественно, удивились моим словам, но взяли оружие, не говоря ни слова. Сверток с моей одеждой уже находился на лошади; руки у меня, стало быть, освободились, и я быстро пошел вперед, тогда как они свернули левее, медленно продолжив свой путь в прежнем направлении. При этом они вели себя естественно, даже шумно, так что их шаги были слышны в лесу, хотя я совершенно не предупреждал их об этом.

Я сказал, что пошел быстро, потому что мне и в голову не пришло обращать внимание на предупреждение мормона. Оно было высказано только для того, чтобы замедлить наше продвижение, и мормон смог бы обогнать нас, несмотря на темноту и деревья. Ни на секунду я не усомнился в том, не ошибаюсь ли я; наоборот, я был твердо убежден, что он готовит для меня ловушку.

Держась поближе к лесу, я шел минут десять вперед, стараясь отыскать место, подходящее для исполнения замысла мормона. Звезды стали заметно ярче; я мог видеть шагов на тридцать. И вот я увидел выступивший острый клин леса, с обратной стороны столь же резко уходивший назад. Клин этот образовали плотно стоявшие деревья, около которых рос густой кустарник. Если я не ошибся в намерениях мормона, то именно здесь он рассчитывал осуществить свой план. Тут можно было хорошенько спрятаться, а мы бы прошли так близко, что промахнуться было просто невозможно. Окинув кусты взглядом, а потом еще и обыскав руками, я нашел место, где мог бы схорониться Мелтон. Это оказалось нетрудно; ему бы пришлось создать себе хороший обзор и возможность для точного прицеливания. Найдя подходящее место, я притаился поблизости, укрывшись за веткой, такой широкой и гибкой, что она не выдала бы меня ни малейшим шорохом, доведись мне сделать какое-нибудь резкое движение.

Да, собственно говоря, зачем мне тут надо было подстерегать своего врага? Все-таки это было опасно. Я бы мог предотвратить покушение проще, уйдя с той дороги, которую нам указал мормон. Тогда бы зря он меня подкарауливал в зарослях. Когда я задаю себе этот вопрос сегодня, то честно признаюсь, что верх над благоразумием взяло пустое тщеславие, заставлявшее меня предпочесть опасное действие спокойному бездействию. Я страстно хотел доказать Мелтону, что он недооценил мой ум. А то, что я при этом рискую жизнью, дошло до меня гораздо позже.

Я удобно улегся под раскидистой веткой и приложил ухо к земле. Придет он или нет? Я ожидал в сильном напряжении. И вот раздались шаги, шорох отодвигаемых им веток, я слышал, как спотыкаются его ноги о выступающие корни, как он натыкается на стволы, невидимые в лесной темноте. Он быстро приближался. Я уже слышал его громкое дыхание, видимо, он сильно запыхался. Теперь он огибал лесной клин, на углу его приостановился и, всматриваясь, вытянул голову.

— Черт возьми! — вполголоса выругался он по-английски. — Вот дьявольщина! Я так тяжело дышу, что ничего не могу расслышать. Может быть, этот подлец уже прошел? Нет, это невозможно! Я бежал как сумасшедший, а они идут медленно, боясь попасть в яму. Ха-ха-ха-ха!.. Но тише, кажется, они идут!

Он опустился на правое колено, уперся левым локтем в левое и вскинул ружье. Я видел его совершенно отчетливо, потому что он оказался на полянке, освещенной светом звезд. Я рассчитал, что мне нужно сдвинуться влево, чтобы приблизиться к нему. Мои движения вызвали легкий шум, но он даже не услышал этот шорох, потому что все его внимание было приковано к лесной опушке.

Скоро и я услышал, как идут индейцы.

— Черт возьми! — прошептал он. — Эти собаки держатся дальше, чем я думал. Теперь придется очень хорошо прицелиться.

Меня нисколько не удивило, что он говорит сам с собой. Я знал по себе: чем больше возбуждение, тем легче находит оно выход в словах.

Он поднял и опустил ружье, а потом снова прицелился. Теперь настала пора моих действий, потому что он мог принять одного из мальчишек за меня и выстрелить в него. Я полупривстал прямо за ним, схватил его за горло и опрокинул на спину. Он испуганно вскрикнул и выпустил из рук ружье. Голова его оказалась у меня между пяток, коленями я навалился ему на грудь и плечи и схватил его за руки, которыми он лихорадочно шарил по земле; кисти его рук слегка хрустнули — он вскрикнул от боли, я сжал их посильнее — последовал новый крик, погромче; беззащитный, он лежал подо мной, потому что в ходе короткой схватки я вывихнул ему суставы. Он успел, правда, выставить перед собой поджатые ноги, но выпрямиться ему было нельзя, так как я всей своей тяжестью навалился на него. Шевелить руками он мог, но его бессильно повисшие кисти были мне не опасны. Зато он дал волю своим голосовым связкам. Он орал, словно его посадили на кол — то ли от бешенства, то ли от страха, то ли от боли, он и сам, пожалуй, не знал — отчего; вероятнее всего — по всем названным причинам сразу.

Борясь с ним, я увидел, что индейцы подошли и спокойно стоят у края леса, не обращая никакого внимания на крики мормона. Они точно придерживались моих наставлений. Тогда я крикнул им:

— Мои юные братья могли бы подойти сюда, а свою сестру пусть они оставят у опушки, вместе с лошадью!

Они быстро выполнили мое распоряжение и связали мормону руки и ноги, чтобы я — при необходимости — мог бы и один управиться с пленником. Потом мы вынесли его из леса, чтобы можно было видеть лицо. Он перестал кричать и лежал теперь совершенно спокойно.

— Ну, мастер Мелтон, — сказал я по-английски, потому что это был его родной язык, — прогнал ли я от себя свое счастье, надо ли мне считать себя пропащим бродягой?

— Проклятый негодяй! — выдавил он сквозь зубы.

— Разве произошло не так, как я вам обещал? — продолжал я. — Разве вы очень быстро не убедились в том, что я вполне могу на себя положиться? Еще час назад я слышал полет пули, которую вы собирались всадить в меня. Вы вообразили, что в состоянии обмануть меня, а между тем, несмотря на мнимую свою хитрость, вы так глупы, что ваши намерения отгадать бесконечно легко. Я раскусил вас еще в Гуаймасе.