Мужья и любовники - Ширли Конран

Сташ не мог скрыть удивления.

— А я думал, что даже упряжка диких лошадей не сможет оттащить тебя от твоей мамочки. — Взгляд его стал серьезным. — Что ж, прекрасно!

Пора возвращаться к работе, Лили. Студия прекращает выплачивать мне проценты, если ты не снимаешься более полугода. И тебе нельзя надолго исчезать из виду — путь к забвению гораздо короче, чем кажется.

— Да, я понимаю. Но мне казалось, что любовь матери важнее, чем слава и деньги. А теперь я знаю, что моей матери будет лучше, если я уеду.

— Отлично, я назначаю встречу с «Омниум». — Он был доволен. Лили получала не только великолепную драматическую роль, но и уникальный шанс развить свой талант к танцам и пению.

Глава 7

Гроб с телом сэра Кристофера вынесли из часовни. На крышке гроба лежала красная роза от Пэйган и букетик белых маргариток от их пятнадцатилетней дочери Софии.

Несмотря на чудовищную погоду, Пэйган настояла, чтобы процессия шла пешком от их загородного дома до часовни. Она хотела, чтобы мужа похоронили по старому обычаю.

«Дорогие, не переживайте, я хочу побыть одна», — сказала Пэйган Джуди и Максине, и теперь она стояла одна под проливным дождем и .смотрела, как гроб с телом сэра Кристофера опускали в жирную корнуолльскую землю.

Пэйган все еще не могла поверить, что мужа нет. После пятнадцати лет беспрестанных забот о его здоровье он оказался стертым с карты жизни одним неосторожным движением беспечного водителя.

После долгих и упорных трудов команда Кристофера была на пороге серьезнейшего открытия, но теперь успех ускользнул от мужа Пэйган, как сам Кристофер ускользнул от нее.

Рядом безмолвно плакала София, закрыв лицо огромным отцовским платком.

— Прости меня, мама, но я не могу остановиться.

— Ничего, милая, отец бы тебя за это не осудил.

«А почему я сама не плачу? — подумала Пэйган. — Я должна плакать, — размышляла она. — Я потеряла единственного мужчину, который меня любил».

Неожиданно особо сильный порыв ветра вывернул зонтик и сорвал вуаль со шляпы Пэйган.

«Какое злобное деяние со стороны бога, — подумала она, — забрать Кристофера до того, как он закончил свою работу. И как только бог мог так поступить со мной?. Как он посмел? Я делала все от меня зависящее. Это несправедливо. Я не смогу примириться с этим. Да и с какой стати я должна мириться со столь откровенной подлостью? Я делала так много добра. (Ну, во всяком случае, не делала зла… По крайней мере, меньше, чем другие.) Чего еще он хотел? Почему он избрал меня своей жертвой?»

Когда церемония закончилась, Пэйган поднялась на свой любимый холм. Ее старый пес Бастер Второй скулил рядом. Но не было ни боли, ни сожаления, ни отчаяния — ничего. Ее тело онемело. В уме роилась туча беспорядочных мыслей, они разлетались по всем направлениям, как стая вспугнутых птиц.

Непонятно, в связи с чем она вспомнила вдруг узловатые пальцы мужа, его круглую лысину и так раздражавшую Пэйган когда-то привычку громко жевать его любимые мятные лепешки. «Как посмел Кристофер оставить меня одну?» — возмутилась Пэйган и тут же испугалась своих собственных мыслей. И ей показалось, что она идет по бесконечно длинному черному туннелю — по беспросветному пространству отчаяния.

В течение следующих нескольких недель, когда ей приходилось встречаться с юристами, управляющими и поверенными в делах мужа, леди Свонн была безучастна к происходящему. Потом она стала все забывать. Секретарь Кристофера тактично взял на себя организацию поминальной службы в церкви Святого Бартоломея в Смитфилде, после того как обнаружил, что вдова забыла позвать большую часть близких друзей мужа.

Жизнь потеряла для Пэйган реальные очертания и представлялась зловещим сном, от которого она вот-вот надеялась пробудиться. Любые действия были бессмысленными. Ничто не имело значения. Жизнь потеряла точку отсчета.

На следующее утро Пэйган остановила дорожная полиция, потому что ее старенький автомобиль несся по центральным улицам со скоростью около ста миль в час. Она долго не могла вспомнить регистрационный номер машины.

— В моей голове образовались огромные черные дыры, — попыталась она объяснить полисмену. Но он не понял.

— Мне кажется, дорогая, — сказала Пэйган вечером, обращаясь к Софии, — твой отец все-таки мог найти более подходящее время, чтобы нас оставить. Я понятия не имею, каким образом он собирался использовать деньги, полученные от премьеры Лили, а в его бумагах нет на это никаких указаний. Я же никак не предполагала, что все это свалится на меня одну. И что мне теперь делать?

— Ты стала похожей на бабушку, — жестко заметила дочь в надежде, что эти слова, прозвучавшие почти как оскорбление, вернут мать к жизни. Но Пэйган их просто не услышала. Она взяла коробку шоколадных конфет и, включив телевизор, молча уселась на диван, погрузившись в созерцание телеигры. София, разрыдавшись, выскочила из комнаты. «Наверное, я схожу с ума, — решила она наконец. — Завтра надо будет пойти к врачу». Она не понимала, что страдает от классических симптомов переживания тяжелой утраты. Немало времени пройдет, прежде чем она сможет выбраться из туннеля смерти.

Но, войдя следующим утром на кухню, она решила к врачу не обращаться. «Нет никакого смысла спасать такого ничтожного человека, как я. Помощи врачей ждут действительно больные люди, и зачем же такой истеричке, как я, которая просто не может держать себя в руках, отвлекать их внимание?»

«Кухня — это место по производству завтраков, обедов, ужинов, — подумала Пэйган. — Зачем ей быть хорошо обставленной? И зачем здесь роскошный сервиз? Все равно он когда-нибудь разобьется. Рано или поздно все бьется». Она открыла окно, взяла одну из тарелок и бросила ее вниз, завороженно глядя, как разлеталось в стороны множество мелких осколков. «Вот и моя жизнь похожа на разбитый дорогой фарфор», — вздохнула Пэйган.

Полчаса спустя вернувшаяся из школы София в полной растерянности стояла посреди разоренной кухни. Приближаясь к дому, она уже видела гору разбитой посуды перед входной дверью.

— Мама, я уезжаю на выходные к Джейн, — решительно заявила она, надеясь услышать в ответ: нет, я не могу без тебя, останься со мной!

— Как тебе удобнее, милая, — безучастно ответила Пэйган.

— Мама, я не могу больше видеть тебя такой!

Я ухожу! — закричала она, но Пэйган ее не услышала. София запихнула пару юбок и магнитофон в свой рюкзак, сбежала вниз и выскочила на улицу.

Дом опустел и погрузился в тишину. Пэйган достала из шкафа бутылку бренди. Внутри она почувствовала страшную пустоту. «Я ничего не стою, никому не нужна и уже никому не буду нужна. Я не хочу жить. Жизнь мой враг, а смерть — друг. Будущее темно, страшно и бессмысленно».