Остров живых - Николай Берг

Мужики, пасущие, как я чуть раньше, берег и пустырь, начинают оборачиваться, но я рявкаю на них, чтоб свой сектор блюли. Приятно рявканьем свой страх прикрыть и убедиться, что твой страх неодинок, есть бояки и боячистее.

Панические вопли и показушное бегство сработали – теперь я сам вижу третью волну недоморфов, купились на старый азиатский трюк. И их, черт возьми, десятка два! Но сейчас-то у меня фора в дальности. И теперь приклад в плечо и прицельные очереди коротенькие. Атака кончается быстро, нарвавшись на плотный огонь. Упыри тут же снова прячутся. Только двое не успели, вдобавок к тем, кого удалось свалить сразу, – один пытается удрать по проезду, и по нему с азартом лупят местные мужики. Другой, видно, с перебитой ногой, оказывается под огнем и Сереги, и Ильяса. Андрей почему-то бахнул всего пару раз… А на крышах при беглом осмотре не меньше дюжины тел… И это только те, кого мне отсюда видно.

Подбегает взмокший Ильяс:

– Уф! Видал миндал, а?

– Да их тут сотни!

– Сотни не сотни, а много. Какие мысли?

Я задумываюсь, хотя вообще-то подозрения и раньше были.

– Ну мне кажется, что те, кто тут обосновался, зря головы людям резали. Трупы-то кидали за пределы гаражей. Вот и раскормили себе на радость толпу недоморфов. А от толпы недоморфов за такими баррикадами не отсидишься, да еще если с окружающими воевать. А недоморфы в этой заварушке отточили умение. Да что ты спрашиваешь, не зря же обезьянье бегство с воплями устроил, а?

– Были такие мысли. Только не отвлекаясь, сколько тут недоморфов выходит? Из расчета кэгэ мяса на морфирование?

– Ну не знаю, я такое диетпитание никогда не рассчитывал. Так, среднепотолочно – с полсотни. Минимум. Да еще и какой-то заковыристый морф в придачу.

– Бибини развесистые!

Командир начинает бурно общаться с Андреем, потом прерывает разговор, чтобы наорать на водилу приданного ПОТа – тот собрался ехать в обход, «чтоб перерезать пути отступления мертвякам». Водила этот явно про «золотой мост отступающему врагу» не слыхивал.

Опять раскатисто и как-то по-пушечному бахает Андреев слонобой.

– Короче, так, – говорит Ильяс старшему из местных, – пока ваши не соберут тридцать человек толковых стрелков, мы не рыпнемся ни шагу. Такие пироги с котятами. Минимум тридцать стрелков! Да, и собак с собой не меньше трех. С поводырями. И в ПОТы комплект стрелков. Либо через час мы отсюда сматываем.

– Никто вас отсюда не повезет, – возражает старший местный, долговязый, с простуженным басом.

– Ничего, мы по льду пешочком. До завода как-нибудь дочапаем. Куда магазин дел? – неожиданно оборачивается Ильяс ко мне и тычет пальцем в пустой карман на разгрузке.

– Ну обронил… На крыше…

– Ай, молодца! – И повернувшись к долговязому басу: – Я серьезно, между прочим, время пошло.

Мы сидим на крышах гаражей и ждем. Противник тоже затихарился. Андрей подстрелил еще одного, нахрапистого, и пока не видит больше целей. Тишь да гладь, только вот мы и трети гаражного хозяйства не прошли. Ракурс совершенно необычный: в таких гаражных хозяйствах бывал часто, что ряды гаражей, поставленных к проезду передом, к соседу – задом. Сами гаражи кто во что горазд. Металлические ворота с внушительными замками, которые ворюги уже наловчились обходить, срезая болгарками петли ворот. И в каждом гараже куча всякого хлама, от мешков с картошкой до старых покрышек, разного железа, стеклянных банок, всего того, что выкинуть бы надо, а жалко. Так что в целом вид привычный. Но я ни разу не сидел на крыше.

– Ишь ты! Глянь-ка, похоже, денег внизу накидано! – Глазастый Серега тычет пальцем.

Действительно, в проезде метрах в двадцати на асфальте что-то знакомо-цветастое.

Только сейчас понимаю, что это купюры в россыпи – пятисотки, сотни и полтинники. И довольно много.

– Э, кому они на фиг нужны!

– А у моих опять все вклады гавкнулись, третий раз уже, – грустно замечает Вовка. – То гайдаровская реформа, то кириенковский дефолт, теперь вот еще и это.

– Деньги не должны лежать, они должны работать! – наставительно заявляет сидящий по-турецки рядом с Вовкой Ильяс.

– У тебя что, совсем ничего не пропало?

– Я умный, хитрый, предусмотрительный, корыстный и эгоистичный! – хвастливо и высокомерно заявляет Ильяс.

– Мания величия! Сейчас скажет, что его фамилия – Рабинович. То есть Абрамович! – смеется Вовка.

– Мне моя фамилия нравится больше. Но благодаря тому, что я умный, я грамотно вкладываю средства.

– Это куда?

– В своих детей. Это самое лучшее вложение денег.

– Брось, сколько уже раз слыхали – ребенку ни в чем не было отказа, как сыр в масле купался, а потом ему не купили очередную навороченную фигню, и он мамашу зарезал, так огорчился. Деньги тут мало что значат!

– А вот и нет. Просто дети – это такой банк, который принимает только свою валюту. А всякие другие – доллары, евро – котируются на уровне монгольских тугриков прошлого века.

– И какая же валюта, о мудрейший и коварнейший, принимается детским банком? – со всевозможным почтением и восточным подобострастием в голосе обращаюсь я к Ильясу.

– Время. Терпение. Забота. Внимание. Вы записывайте или лучше высекайте на камне, ибо воистину велика истина. Заниматься с детьми надо, учить их своим примером, собой показывать, как жить надо, играть с ними, на вопросы отвечать. А если только деньги давать, то это не родитель, а банкомат. А банкомат хорош, пока деньги дает. Не дал денег – плохой банкомат! Получи мамаша в репу!

– Да ты философ! Диоген!

– В бочку его, в бочку!

– Дураки! Просто у вас еще детей нет. Потом еще меня вспомните – точно говорю.

– Ну ладно, запомним. А сейчас-то какой план действий?

– План простой. Но настоящий военачальник не доверит его даже своей ночной подушке! А уж вам, разгильдяям, тем более. Вот подтянутся эти портовые, тогда и скажу, – ставит вещи по полкам командир.

Портовые неожиданно подтягиваются кучей, и их больше чем полста да с собаками. Вот те раз! То было проводника не найти, то толпой повалили. И собрались быстро.

– Ишь, зачесались! – отмечаю я неочевидный для моих товарищей факт.

– Трофейщики! Почуяли, что тут зачистить можно, вот и поперли, – бурчит сердито Вовка. Не нравятся ему конкуренты.

– Может, у них тут их собственные гаражи, как у нашего гидрографа, – зрит в корень проблемы Ильяс. И тут же недовольно замечает: – А так, конечно, трофейщики. Мы тут патронов пожгем, а они все сладкое съедят, пока мы героически будем героить…

Обсуждение плана действий занимает немало времени. Собственно, он и впрямь прост – действуем, как раньше, только уже пройденное нами место закрепляется сразу местными. Нас с Надей грубо изгоняют из числа штурмовой пехоты, заменяя водолазами.

Не могу сказать, что меня это сильно огорчает. Расстояния тут небольшие, и против еще петровского устава пехоты мы не грешим. А надо заметить, что в отличие от просвещенной Европы, в уставе русской армии, авторство которого принадлежит Петру I, предписана помощь раненым во время боя. В прусском уставе помощь раненым была предусмотрена лишь после боя. Французский и английский уставы того времени помощь раненым не предусматривали вообще. Мало кто это знает, к слову. Сам в свое время удивился…

Доходим до ПОТа, присоединяемся к Демидову. Тот уже весь извертелся, и если б не чеканно высказанное обещание отправить его обратно в крепость, коли вздумает тут бегать, данное Андреем от лица всей команды, то, наверное, и удрал бы. Правда, Ильяс ручку от дверки в фургон забрал с собой, но, может быть, бездомный не потому остался сидеть?

Теперь сидим втроем. Кроме нас еще местный паренек с охотничьим СКС. Немногословный и вроде испуганный нашим соседством. Распределили амбразуры. Моя в правом борту.

Пищит рация. Ильяс снизошел. По его плану, когда дожмут недоморфов к краю гаражей, они либо пойдут в последнюю атаку, либо попытаются смыться. Вот тут-то мы и выдвинемся им наперерез. Как мотокавалерия. И довершим преследование разгромом отступающего противника.

Ну, прямо как война со злобными готтентотами. Или зулусами.

Но вообще-то все правильно, по канонам. Тот же Наполеон продул войну по простой причине – в России потерял кавалерию. Потому насовав по сусалам Блюхеру, не смог выполнить то, что всегда делал, – добить отступающих в беспорядке противников лихим кавалерийским ударом. Удирающую вражескую пехоту своя пехота догнать не сможет – скорости равны, а вот кавалерия догоняет отлично и вырубает под корень или забирает в плен. Рассыпавшиеся разгромленные пруссаки собрались снова в кучу, отряхнулись и вовремя явились на поле Ватерлоо.

Кавалерист прошлого – это как танкисты сейчас. Обучать его следует долго, и главное – без практики никак. Что любопытно, и лошадку тоже надо учить: и чтоб слушалась, и строем ходить умела, и пальбы не боялась. То есть после похода на Москву и лошадей набрали, и людишек хватило. Да только мало человека назначить кирасиром и выдать ему блистючую кирасу, шлем с черным конским хвостом на гребне и тяжелый палаш. Он остается штатским лопухом в каске и кирасе. Надо еще учить и учить. И строю, и рубке. А времени и не хватило. И загремел Боня в Робинзоны Крузо с прислугой. Скучал, говорят, сидя на острове…