Машина и винтики. История формирования советского человека - Михаил Геллер

Фильм «Партийный билет» (1936, сценарист К. Виноградская, постановщик И. Пырьев) убедительно иллюстрировал слова Сталина: власть и привилегии принадлежат партбилету, а не тому, кто его имеет. Власть у Партии, а не у членов партии. Цензор и критик О. Литовский назвал фильм «подлинной, волнующей поэмой о партийном билете…» Партбилет, как и звание стахановца, даются и отбираются по воле Высшей инстанции.

Коллективизация деревни завершала процесс национализации труда: управление обработкой земли переходило в руки партии. Крестьянский труд становился обезличенной деятельностью по указаниям сверху. Значительно опережая сельскохозяйственные машины, магические «сто тысяч тракторов» Ленина, в советскую деревню приходят План, Дисциплина, Идейность. «Передовые» колхозники, успехи которых организуются теми же методами, что успехи «стахановцев», украшаются орденами и медалями, награждаются привилегиями и денежными премиями — входят в категорию «знатных людей».

Советское отношение к труду в значительной степени складывается под влиянием лагерного труда. «Школа труда», как назвал концлагерь на заре его существования Дзержинский, в конце двадцатых годов начинает неудержимо расти. Лагерные островки дают метастазы во все районы страны: организуется невиданная в истории по размерам и количеству обитателей лагерная империя.

До середины тридцатых годов советский лагерь официально называется — концентрационный лагерь. Нелояльная конкуренция гитлеровцев, присвоивших название, вынуждает оставить в советском юридическом языке определение: исправительно-трудовой лагерь. В названии советских лагерей точно выражена двойственность функций советского труда. Лагерь, оставаясь важнейшим инструментом террора, формирования страхом, превращается в модель «социалистического труда».

Троцкий и другие большевистские теоретики, утверждавшие, что рабский труд может быть производительным, были правы. С тем только, что речь шла о новых критериях «производительности». Советские рабы — заключенные — работали плохо, потому что рабы обычно стараются работать плохо, потому что советские рабы голодали, жили в чудовищных, нечеловеческих условиях. Но низкая выработка рабов возмещалась их количеством. Рабов подстегивали, неразрывно связав процент выполнения плана и количество выдаваемого хлеба: невыполнение плана означало сокращение пайка хлеба до минимума, означавшего смерть.

Лагерь организуется, как идеальная модель, на которой испытываются возможности «социалистического труда»: биллионы заключенных становятся той «трудовой армией», о которой мечтали большевики после Октября. Гигантские отряды заключенных легко перебрасываются из одного конца шестой части земного шара на другой, они работают по плану, под строгим надзором, выполняя задания, приходящие из Центра. Труд становится предельно коллективистским, ибо человек, как личность, как индивид, перестает существовать, он доподлинно превращается в «человеческий материал».

Твердое убеждение Ленина в том, что коммунизм будет построен из «массового человеческого материала, испорченного веками и тысячелетиями рабства, крепостничества, капитализма…», легло в основу не только практики, но и теории. Не был случайностью факт, что «подлинно научную систему воспитания коммунистической личности» создает в 30-е годы Антон Макаренко, педагог, руководивший многие годы колониями для малолетних преступников. Макаренко исходит в своей «подлинно научной системе» из твердого убеждения, что если ему удавалось — в колониях — перековывать преступников, наихудший сорт человеческого материала, то не может быть сомнения в возможности переделки каждого человеческого материала — «в новых социальных условиях». В «Педагогической поэме», в теоретических работах педагог-идеолог представил свое открытие: условием переделки человека, создания коммунистической личности является заключение индивида в коллектив. «Коллектив, — по определению Макаренко, — это свободная группа трудящихся, объединенных единой целью, единым действием, организованная, снабженная органами управления, дисциплины и ответственности». «Свобода» трудящегося (Макаренко включал в это определение и школьников, студентов — всех, кто занимался «общественно полезной деятельностью») выражалась — по убеждению педагога — в понимании «необходимости» стать членом коллектива. Идеалом коллектива были для А. Макаренко — армия и лагерь. В колониях для малолетних преступников, которыми он руководил, педагог-теоретик вводил элементы армейской дисциплины и ритуала (форма, маршировка, знамена и т. п.).

Законодательным оформлением успехов борьбы за «социалистический труд» было постановление правительства о введении с 15 января 1939 г. трудовых книжек — документа, без которого нельзя было поступить на работу: в трудовой книжке отмечались причины ухода с предыдущего места работы, взыскания, поощрения. «Правда» в статье «Социалистическая дисциплина труда» приветствовала решение правительства: «Введение трудовых книжек, установление отличий за самоотверженную трудовую деятельность, за выдающуюся ударную работу, установление высшей степени отличия — звания Героя Социалистического Труда, проведение ряда мероприятий по упорядочению трудовой дисциплины с большой радостью встречено советским народом. Все это знаменует новую страницу в славной истории борьбы за социалистическую дисциплину труда».

Замечательная формула — «славная история борьбы за социалистическую дисциплину труда» — точно выражает особенность «социалистического труда»: вместо работы идет борьба за дисциплину. Она не прекращается ни на минуту. Постановление Совета министров СССР и ВЦСПС от 6 сентября 1973 г. «О трудовых книжках рабочих и служащих», вводящее новый образец документа, повторяет формулу 1938 года: «… в целях повышения их воспитательного значения в деле укрепления трудовой дисциплины». Первыми словами Ю. Андропова после его избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС были: дисциплина, борьба за дисциплину. В первой большой речи К. Черненко после избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС на видном месте проблемы «укрепления порядка, организованности, дисциплины».

«Славная история борьбы» за «укрепление» дисциплины, за «повышение» производительности труда шла, идет и будет продолжаться, ибо это история национализации трудовой, творческой деятельности человека — растления труда.

Даже в самых секретных архивах ЦК вряд ли хранится проект растления труда, извращения естественной нормальной человеческой функции. Но вся деятельность коммунистической партии со дня революции, несмотря на внешние изменения, кажущиеся отклонения от первоначальных идей, смену вождей, была направлена на трансформацию человека. Удар по отношению к труду ставил целью разрушение сути «старого» человека. Человек не хочет работать, — утверждал Троцкий, — «как правило старается избежать работы». Ему вторит — почти семь десятилетий спустя — К. Черненко: «Трудиться — трудно, тут уж ничего не попишешь». Вывод был и остается простым: без контроля со стороны партии, без принуждения человек работать не будет. Меры, принятые партией, под руководством которой создавалась советская экономическая модель, неминуемо вели к растлению труда.

Централизация и планификация убивали энтузиазм, творческую инициативу, веру в необходимость работы. Процесс разложения труда, занявший в Советском Союзе несколько десятилетий, был повторен в ускоренном темпе в других социалистических странах. «Человек из мрамора» — фильм Анджея Вайды (сценарий Александра Сцибора-Рыльского) — замечательно представляет этот процесс, рассказывая о судьбе молодого польского рабочего, горящего желанием строить, трудиться, быть первым — ударником, стахановцем, и обнаруживающего, что его обманули, что партия украла его энтузиазм, используя в своих целях.

Социалистическое отношение к труду рождалось у людей ручного труда — рабочих и колхозников, видевших, как организуется «ударная работа», как повышаются нормы и падают заработки. Социалистический труд становится синонимом плохой работы, низкой производительности труда. Рождается афоризм, авторство которого приписывают себе все социалистические страны и в каждой из них он мог возникнуть: они делают вид, что нам платят, мы делаем вид, что работаем.

Ручной труд окончательно теряет свою привлекательность и престиж. Социалистическая идеология непрерывного прогресса, движения к Цели, осуждала на низкое положение в обществе «ручных рабочих», как выражался Махайский. Диплом высшего образования и «умственная работа» (включая все виды деятельности в государственном аппарате) становятся знаками общественного успеха.

Плохая работа «ручного рабочего» становится формой самозащиты трудящихся. Этого оружия нет у колхозников, обладающих единственной возможностью выразить свою неудовлетворенность бегством из деревни. Рабочий имеет возможность шантажировать своего непосредственного руководителя, отвечающего за выполнение плана, и требовать от него, например, увеличения заработка.