Оружие Возмездия - Олег Дивов

– Полно. А у Димы еще больше. В ближайшие трое суток мы редко будем видеть наших офицеров. Соскучиться успеем.

– Тогда вяжи веники, – сказал Косяк, открыл дверь кабины и достал из-под сиденья топор.

Офицерская вермишель отличается от солдатской тем, что ее промывают. И ест офицер в палатке из тарелки, а не под открытым небом из котелка. Только солдат через год-два уволится, а офицеру такая романтика – надолго.

Со стороны может казаться, что именно поэтому офицер должен цепляться зубами и когтями за любой минимальный комфорт. Чтобы в палатке и из тарелки. Хоть самую малость вырвать у суровой офицерской судьбы. Хоть немного от солдата отличаться.

Ерунда. Офицер об этом даже не думает, ибо указанный минимум комфорта ему полагается по званию. Есть такое могучее армейское слово: «положено». Так вот, офицеру – положено, чтобы его кормили как белого человека официанты в белых халатах. Что за дрянь у офицера в тарелке, не суть важно, но обставлено все должно быть цивилизованно и с уважением к статусу. Армия может измываться над офицером как угодно, но вот если она «положенную» малость зажмет, тут он страшно обидится. Тут у него глаза полезут на лоб от изумления: да за что ж меня так?! Ведь в мирное время только эта малость и отделяет его – профессионального воина, – от нас, гражданских идиотов, временно попавших в войска.

Поэтому майор Афанасьев и капитан Дима Пикулин питались в полевой столовке, а Косяк, прихватив котелки, отправился непосредственно туда, где дымила кухня.

Пошел он, превозмогая себя. Его одолевали дурные предчувствия. Косяк признался, что до сих пор у него перед глазами стоит гороховая каша по-черниговски. Но послать на кухню меня означало куковать у машины, а Косяку уже становилось понемногу скучно. Он не мог долго сидеть без дела. Он, кажется, уже жалел, что не занялся вязанием веников.

– Что делать, если на кухне будет… То же самое? – спросил он, глядя мне прямо в глаза. – Тебе брать? Ты сможешь это съесть? Я просто не смогу.

– Ты не представляешь, какие помои мы жрали студентами на «картошке». Так что… Нет, не бери! Это выше моих сил.

На самом деле с голодухи я бы не такое съел, но мне было и жаль Косяка, и не хотелось упасть в его глазах. Да и голодухи особой не предвиделось.

Вернулся Косяк почти счастливым. С полными котелками вкусной каши, в которой местами угадывались мясные жилки.

– Здесь солдат-то меньше, чем офицеров, – объяснил он. – Вот и кормежка более-менее… Супчик жидкий сварили, я решил – хрен с ним. А кашка ничего себе.

– Как там с водой? – вспомнил я.

– Хоть залейся. Там цистерна. Котелки помыть вряд ли разрешат, но чаек мы забабахаем что надо. Сейчас порубаем, возьму бачок и схожу за водой.

– Давай я схожу.

– Не надо, я сам.

– Почему?

– Потому что мне так нравится!

– Тебе нравится носить воду по пересеченной местности? – уточнил я. – В бачке без крышки?

Косяк заржал.

– А я в чайнике буду носить!

– Ты смотри, ведь меня как припашут – и останешься сам на хозяйстве, – настаивал я.

– Да и хрен с ним. – сказал Косяк. – Все равно заняться нечем!

Котелки мы рискнули помыть дизельной водичкой из канистры. Понюхали их и решили, что вроде пронесло. Майора с капитаном не было ни слуху, ни духу. Косяк взял чайник и ушел. Я закурил и уселся на подвесной лесенке кунга переваривать еду. День пока что складывался – лучше не придумаешь.

Перспективы тоже выглядели неплохо. У нас была паяльная лампа и специальная тренога с соплом. Лампа разжигалась, утыкалась выхлопом в сопло. На треногу ставился бачок. В бачке готовилось что угодно. Еще у нас была сковородка. Так что картошка с тушенкой на ужин – обеспечена. И чайник мы взяли. Счастье-то какое.

В армии очень трудно, почти невозможно плотно и вкусно поужинать. Солдат кормят на ночь скудно и невыразительно. Дабы им кошмары не снились, наверное. Самая обстоятельная еда – обед. Но к вечеру этот обед прогорает в организме. А ужин обычно настолько плохо запоминается, что приходишь из столовой с устойчивым ощущением недокормленности. В общем, именно к ночи личный состав особенно голоден. Поэтому во всех каптерках, канцеляриях, штабах и даже на контрольно-пропускных пунктах вечером журчат кипятильники, а из «нычек» извлекается заблаговременно припасенная еда, желательно повкуснее. Вкусы разные (я видел, как сгущенное молоко, намазанное на хлеб, посыпали сверху растворимым кофе), но тенденция везде одна: пожрать бы.

Честно говоря, вопросы питания себя, любимого, волновали меня сейчас в последнюю очередь. Я отдыхал от казармы. Впитывал запахи леса. Представлял, каково будет забраться на крышу машины, когда стемнеет – и глядеть в бездонное украинское звездное небо.

Но чтобы окружающие не мешали мне этим заниматься, у них с едой все должно было сложиться удачно.

А то сожрут ведь.

Майор Афанасьев и капитан Дима Пикулин вернулись к нам озабоченные, при охапке карт и в сопровождении невысокого подполковника с красной повязкой на рукаве шинели.

На повязке было написано: «ПОСРЕДНИК».

– Понял, где вы, – сказал посредник и убыл в лес.

Офицеры забрались в кунг, высыпали карты на стол, сняли куртки и удивились:

– А почему тут холодно?

– А вы сказали?.. – спросили мы.

Афанасьев почесал в затылке и распорядился:

– Включить отопитель. И регулярно проверять. Каждые тридцать минут.

Я разогрел лампу накаливания, подал топливо – отопитель тихонько загудел, – и поинтересовался:

– Что проверять – не угорели ли вы?

– Смотреть, не заглохла ли эта адская машина, – сказал Афанасьев. – А теперь брысь отсюда, ты пока не нужен.

– Чаю хотите, товарищ майор? – спросил Косяк.

– Очень хотим, – ответил капитан Дима Пикулин.

– Сейчас вскипятим.

– Только осторожно, – напутствовал нас Афанасьев. – Не спалите лес. Пожарной тревоги в плане КШУ нет.

– Есть.

– Соблюдайте технику безопасности.

– Ага.

– Расчистите площадку под треногой и вокруг нее от горючих материалов.

– Угу.

– И тщательно окопайте!

– А то!

– Вы поняли, что вам приказано, товарищи сержанты?

– Да все будет нормально, товарищ майор!

– Надеюсь! – сурово сказал Афанасьев.

Взял лопату, стоявшую в углу кунга, вручил ее мне и захлопнул дверь.

– Вы поняли, что вам приказано, товарищ сержант? – спросил Косяк. – Гы-гы-гы!

Пока Косяк раскочегаривал паяльную лампу, я довольно легко «расчистил площадку от горючих материалов», попросту срыв то, что поддавалось лопате. Изобразил вокруг невысокий бруствер. Если не приглядываться, то импровизированный очаг выглядел неплохо. Косяк установил треногу, воткнул лампу в сопло и пристроил сверху чайник.