Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав

– Пойду сделаю чай. – Сашка быстренько поднимается с пола. – Печеньки будете?

– Да какие тут печеньки, – бормочет он и тянется за очками. – Что за страна выступает? Франция?! То есть от Джо Дассена мы пришли вот к этому…

Сашка оставляет его наедине с культурным потрясением. Долго возится на кухне, собирает ему на поднос и печеньки, и вафли, и шоколадные батончики, которые без шоколада. Судя по всему, спать они еще долго не лягут, надо подкрепиться. И себе еще чашку заваривает.

Возвращается как раз к выступлению отечественного певца. Тоже какой-то безликий мальчик с писклявым голосом. Всеволод Алексеевич говорит, что помнит его еще по детскому конкурсу в Артеке, который судил.

– Надо же, десять лет прошло, а голос не поменялся, – ухмыляется он. – Как пищал, так и пищит. Контртенор.

– И что вы думаете? Есть у нас шансы?

– Третье место, – заявляет он. – В крайнем случае четвертое. Ну посмотрим еще на остальных участников. Но первое место будет у Хорватии, я считаю.

После выступления российского участника Сашке становится скучно, потому что комментарии Всеволода Алексеевича скоро сходят на нет – он задремывает в кресле. Сашке приходится встать и аккуратно, чтобы не разбудить, снять с него очки. Нормальная ситуация, он часто засыпает перед телевизором. Ни звук ему не мешает, ни мелькание экрана. На голосовании, бесконечно нудном, Сашка и сама дремлет, растянувшись на полу. Просыпается от истошного телевизионного вопля. Отечественный комментатор, весь вечер раздражавший ее шутками в диванной плоскости, вопит, что кто-то дал нам двенадцать баллов. Сашка открывает один глаз, поворачивается к Туманову – он тоже просыпается, что-то недовольно ворчит.

– Ну и где они?

– Кто?

– Очки мои. На мне же были.

– На столике лежат. Что вы там смотреть собрались? Таблицу? Мы четвертые.

– Я же говорил! Сколько уже проголосовало?

– Еще семь стран осталось. Может, спать пойдем? Третий час уже.

– Куда?! Самое интересное начинается!

Ну да, неинтересное он уже проспал. Сашка, пользуясь моментом, идет к нему в спальню приготовить постель: убрать покрывало, да и проветрить комнату заодно. В процессе решает, что пора и постельное белье поменять. Все равно надо дождаться финала, а если она сейчас сядет куда-нибудь, то опять уснет.

– Я же говорил!

Появляется на пороге, довольный, как веник.

– Третье место!

– Мне радоваться, что сбылись ваши предсказания, расстраиваться за державу или расстраиваться же за судьбу музыкальной культуры? – уточняет Сашка.

– Язва ты желудка! Всё, я баиньки. – С явным удовольствием садится на кровать, стягивает с себя толстовку, под которой еще белая тонкая футболка.

– Давно пора. Спокойной ночи.

Сашка собирается выйти. Все же хорошо: он довольный, счастливый, уже сонный. Сейчас ляжет и выключится до утра. Но единственный и неповторимый, легко отличимый (не в пример всем прозвучавшим сегодня на конкурсе) баритон догоняет ее на пороге:

– Куда ты собралась? Ты же говорила, что диван невероятно удобный.

– Всеволод Алексеевич, вам никогда не хочется от меня отдохнуть?

Спрашивает полушутя. Но ответ получает самый серьезный.

– Нет.

Ни тени улыбки на лице. Глаза смотрят пристально и напряженно. Боится, что она уйдет. Чего, спрашивается, боится? Ну ляжет она спать через стенку. Все равно ведь слышит каждый его вздох и подрывается по первому тревожному звуку.

Сашка пожимает плечами и начинает расстилать простыню на диване. Он укладывается, снимает с пояса дозатор инсулина, кладет рядом, гасит свет, оставляя ночник в форме Спасской башни. Сашке его ночник очень нравится, он настоящий советский, из детства. У нее был точно такой же. Он им вместе с домом достался от прежних хозяев. Единственная вещь, которую они забыли. И которую рука не поднялась выбросить.

Как она и предполагала, Всеволод Алексеевич засыпает через несколько минут. Она по дыханию слышит. А Сашка еще долго не спит, проигрывая в голове их диалог. И стесняясь признаться себе, что ждала его фразы. Хотела, чтобы он ее остановил.

Июнь

– Александра Николаевна! Александра Николаевна! А я к вам! Что ж вы трубку-то не берете?

Сашка едва удерживается, чтобы не шарахнуться от окна. И черт же дернул сегодня стекла мыть. Трудно притвориться, что тебя нет дома, если ты стоишь на подоконнике с ведром и тряпкой. А очень бы хотелось.

– Я телефон потеряла, Сергей Дмитриевич. Пришлось номер сменить.

Делает вид, что поверил. Как будто сим-карта не восстанавливается за пять минут в любом салоне связи.

– Еле нашел ваш адрес. Впустите меня?

Ну это уже ни в какие ворота! Адрес он нашел, приперся. Звали его сюда? Сашка никогда никого не приглашает в гости, ее адреса не знает никто, кроме отдела кадров. Стоит у калитки, лыбится. Рубашка выглаженная, галстук. Как на свидание собрался. Терапевт из отделения, где Сашка работала. Придурок.

– У меня уборка, Сергей Дмитриевич. Сейчас я к вам выйду.

Не потащит она его в дом. Еще не хватало. Всеволод Алексеевич только ушел к себе отдыхать. Сашка слезает с подоконника, ополаскивает руки и выходит во двор, тщательно прикрыв за собой дверь. Доходит до калитки, распахивает ее.

– Проходите, Сергей Дмитриевич. Вот сюда, под навес.

Рядом с домом у них навес, под которым деревянный стол и плетеные стулья. Всеволод Алексеевич любит тут чаевничать с газетой в теплую погоду.

– Да можно просто Сергей, не на работе же.

Сашка вздыхает. Почему мужики никогда не понимают по-хорошему? Их надо прямым текстом послать, чтобы они поняли, что их ухаживания не интересны? Мало она в больнице от него отмахивалась? От его «давайте провожу», «пойдемте вместе пообедаем»? Ладно, посмотрим, что дальше будет.

Сашка садится на стул Всеволода Алексеевича, напротив гостя. И демонстративно закуривает, у нее тут и пепельница стоит. После их объяснения с Тумановым поставила. Он прав, на улице можно. А если его не раздражает, и даже наоборот, то смысл мучиться? Как она и предполагала, лицо у терапевта вытягивается.

– Так о чем вы хотели поговорить?

– Александра Николаевна, вы так внезапно уволились… Я не знаю, что было причиной. Но без вас просто беда. Все наши хроники воют. Не знаю, к кому отправлять астматиков. Иванченко помните? Опять у нас лежит. Два дня не можем из статуса вывести.

Сашку передергивает. Помнит она Иванченко, как не помнить? Молодой еще мужик, по Сашкиным понятиям. Шестьдесят с чем-то. Астматик, хроник, по осени и весне стабильно в стационар попадает. И чего они там не могут? Можно подумать, она волшебник какой, не по обычной схеме лечит, а наложением рук и чтением молитв.

– А что капаете и сколько?

И тут