Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав

Его как-то ненормально заводит тема. В глазах нехороший блеск, дышит часто. Зря она все это затеяла сегодня. Нашла время для сеанса психоанализа.

– Саш, ты представляешь, о скольких вещах на сцене мне надо думать одновременно? О реакции зала, о голосе, о том, какая песня идет следующей, о подводках, в которых нужно не запутаться. Что же удивительного, что у меня взгляд стеклянный?

Сашка грустно улыбается. Потому что знает она все его взгляды. Лучше, чем он сам. Сам себя он в зеркале меньше видит, чем она его со стороны. И точно знает, что тогда, будучи просто поклонницей, девочкой с цветами и собачьими глазами, вызывала у него раздражение. Потому что он стоял на сцене, востребованный красивый артист. А она вышла из зала, маленькая и некрасивая, чего-то от него хотящая. А у него таких, хотящих, уже лет сорок очередь не переводилась. И было из кого выбирать. Это сейчас всё иначе. Хриплое «Саша» по ночам и полный благодарности взгляд, когда в очередной раз удалось унять астму. Сашка его очень любит. Все на свете за него отдаст. Но она давно не питает иллюзий ни на чей счет. Даже на его.

– Вы не устали, Всеволод Алексеевич? Может быть, хотите подремать? Мне надо пойти обедом заняться.

Ничего ей не надо. В холодильнике полная кастрюля супа и котлеты она еще вчера нажарила. Или наварила? Если паровые, то как правильно? Теоретически, все-таки наварила. На пару приготовила, короче. Сашка просто хочет уйти от этого разговора. Всеволод Алексеевич качает головой и сползает на подушки.

– Дай «волшебную говорилку» и очки, пожалуйста. Почитаю что-нибудь.

– Только не по медицине, я вас умоляю!

Сашка подает требуемое.

– Очень надо! Посмотрю, как «Динамо» с «Зенитом» сыграло.

Утыкается в планшет. Сашка выходит из комнаты, оставив дверь приоткрытой. На кухне заваривает себе крепкий чай с тремя кусками сахара, пока он не видит, и ложкой коньяка. Чтобы успокоиться. Садится к окну. И в своей «волшебной говорилке», прикрутив звук, включает старенькую видеозапись. Всеволод Туманов времен Новосибирска стоит на сцене, гордый и красивый, и поет. Про любовь, естественно.

* * *

Телевизоров в доме три. Один в его спальне, разумеется. Несмотря на нежные отношения с «волшебной говорилкой», Всеволод Алексеевич все же предпочитает ей старый добрый «ящик». И экран больше, и в руках держать не нужно, рискуя куда-нибудь не туда нажать. Второй телевизор на кухне, его Сашка иногда включает фоном, когда долго готовит. Но ставили его тоже для Всеволода Алексеевича, чтобы не скучал, обедая без Сашки, когда она еще работала. М-да, вот о работе лучше не вспоминать. Сашка до сих пор не может смириться со статусом домохозяйки. Она – домохозяйка? Какой-то бред. С поступления в медицинский институт она только и делала, что работала. Подрывалась по утрам и куда-то бежала всегда. Ночные дежурства, дополнительные смены, подработки, подмены всех вокруг по первому требованию – все это про доктора Тамарину. И вдруг ничего. Только он и его потребности. И ведь с него все началось, ради него все затевалось, вплоть до поступления в медицинский. Практика, ординатура, одна, вторая, военный госпиталь. Все так или иначе было из-за него. Ты добилась своего, Александра Николаевна, пришла к финишу, а твой главный приз в твоих руках. Счастлива? И Сашка мысленно кивает. Да. Было бы свинством предъявлять судьбе какие-то претензии. Но даже понимая, что все было из-за него и сейчас она нужна ему постоянно, Сашка скучает по работе. Где цель и средства подменили друг друга? Что она упустила?

Третий, самый большой телевизор, в гостиной. Со слегка изогнутым экраном. Всеволод Алексеевич сам выбирал. Его он даже без очков смотрит, только садится подальше. Перед ним они и расположились. Всеволод Алексеевич в кресле, а Сашка на полу. Ей так удобнее, она с детства привыкла смотреть телевизор, сидя или лежа на полу. Сразу ностальгия накатывает, вспоминаются бесконечные концерты, в которых она караулила Туманова. Сядет перед экраном, подогнув под себя ноги, словно послушный ученик на занятиях восточными единоборствами, и ждет. Теперь ждать никого не надо, оригинал вон, в кресле устроился с миской клубники. Сашка целый пакет купила, как только увидела. Ей все время хочется его баловать чем-то вкусным из того, что ему можно. Он так по-детски радуется любому угощению, как будто в его жизни только и было, что голодное детство. А зрелости с ресторанами-банкетами, лобстерами и устрицами под черной икрой не было.

– Вы точно хотите это смотреть? – ворчит Сашка. – Расстроитесь же сейчас!

– С чего бы? У меня никогда не было амбиций по поводу Евровидения. Когда наша страна стала участвовать в этом балагане, у меня уже и возраст был не тот, и статус.

– Так а зачем мы тогда смотрим?

– Потому что Евровидение – своего рода срез музыкальной поп-культуры, – наставительно говорит он, и Сашка понимает, что логику искать бесполезно. – Ты можешь не смотреть, если тебе не интересно!

– Нет уж, посмотрю.

Евровидение само по себе ей совсем не интересно. То ли дело его комментарии. И вообще ей чертовски уютно сидеть на паласе, привалившись спиной к его креслу, практически у него в ногах, слушать его голос, смотреть какую-то ересь в телевизоре и просто наслаждаться спокойным вечером, майским теплом и его присутствием.

– И что, каким мы номером, Всеволод Алексеевич?

– Десятым. Почти середина.

– А поехал-то от нас кто?

Он так на нее смотрит, что Сашка невольно начинает хихикать.

– Что? Ну не интересен мне теперь ваш зоопарк.

– Теперь?

– Когда вы здесь. Живой и теплый.

– М-да, было бы печально, если бы я был здесь, но неживой и холодный.

– Да ну вас! Между прочим, я первый раз Евровидение посмотрела, когда вы поехали в группе поддержки. Этой… Как же ее…

– Алеси, – подсказывает Всеволод Алексеевич. – Хорошая девочка, талантливая. Я считаю, что мы тогда победили. Второе место, впервые за всю историю нашего участия! Раньше всегда в хвосте плелись.

Сашка пропускает мимо ушей «талантливую девочку». У которой не было голоса от слова «совсем», зато был очень богатый папа, спонсировавший юбилеи и новые альбомы Туманова в лихие девяностые. Каждый выживал как мог, не Сашке его судить. И да, да, ревновала она к этой талантливой девочке. Старше ее на два года, между прочим.

– Начинается! Саш, прибавь звук. А ты почему без клубники? Держи.

Протягивает свою миску. Сашка отрицательно мотает головой.

– У меня аллергия, ешьте. Господи боже, это что? Мужик в платье?!

– Европа, – хмыкает Всеволод Алексеевич философски. – Толерантность,