Любовь как закладная жизни - Ольга Горовая

Впрочем, может и прав Федот. Может, именно так и нужно было. А может он рассчитывал, что его поступок и из нее дурь выбьет, и у Вячека после этого, наконец-то, в голове прояснится. Она и раньше этого разгадать не могла, что уж говорить за нынешнее состояние. Но в том, что Федот ради Борова костьми ляжет, как и ради нее, его жены — никогда не сомневалась. И еще неизвестно, как все было бы, будь он тогда, год назад, в городе. А не поддайся ее же, кстати, Агнии, уговорам, и не отправься в «отпуск».

— Ты совсем такой же. — Негромко заметила она, не поднимая голову с плеча мужа. — Но я так скучала, и по тебе тоже.

Федот косо глянул на нее через плечо с водительского места.

— И я скучал по тебе, малышка. Без тебя этот придурок совсем крышей едет. Капец полный, если честно…

— Так, рот закрыл, и рули, раз уж вызвался. — Рявкнул Вячек у нее над ухом, прервав друга. И тут же, будто извиняясь, поцеловал ее в висок. — Мы и сами доедем, если умничать будешь.

— Будто малышка сама не знает, с кем связалась. — Опять хмыкнул Федот, но больше не комментировал, молча вел машину.

Да и Агнии стало не до разговоров, все силы уходили на борьбу с болью, и тошнотой, вот-вот грозящей вывернуть ее наизнанку.

Надо было будить его. Разумеется, надо было. Но у Агнии почему-то не хватало духу. Она уже минут шесть стояла на пороге гостиной и смотрела на спящего Боруцкого. В комнате было холодно — форточка нараспашку, а на дворе январь. У нее даже пальцы на ногах замерзли, без толку, что в тапках. А он — спал себе спокойно, без одеяла, и не замерз, вроде бы. Но и, несмотря на форточку, все равно, воздух был прокуренным.

Вячеслав Генрихович вытянулся на диване, который явно был слишком мал для того, чтобы обеспечить комфортный отдых человеку подобных размеров. Он уснул, как был, в джинсах и сорочке, даже туфли не снял, просто закинул обутые ноги на один из подлокотников. Одну руку Боруцкий завел за голову, прикрыв локтем лицо, вторую ей видно не было. А около дивана стояло хрустальное блюдо, которое бабушка дарила ее родителям на какую-то годовщину свадьбы, полное пепла и окурков.

Ужас. Все ее родные были бы в шоке, и, без сомнения, испытывали бы огромное возмущение, увидев подобное. Сам факт того, кто ночевал в этом доме с ней — вывел бы их всех из себя.

А Агнии почему-то, было, наоборот, так спокойно и хорошо от того, что Вячеслав Генрихович спал всю ночь в соседней комнате. Она его совсем не боялась. Уже не боялась. Тогда, в первый вечер — да, потому что знала его только по приглушенным сплетням, и обрывочным рассказам. А теперь страх ушел.

Странно, конечно. Ведь ничего не изменилось — он выглядел таким же некрасивым и устрашающим. И точно так же, как и четыре месяца назад, она не знала о нем практически ничего. Да и видела его за это время раз пять, не больше. И все же, Агния перестала бояться Боруцкого. Вот совсем, как отрезало. И ей даже было неловко из-за этого, тем более что Вячеслав Генрихович, похоже, очень расстраивался из-за этого факта. Наверное, поддержание своего реноме криминального авторитета было важно в его жизни, а она ему всю статистику портит.

Но, как же его бояться, если вот он, этот страшный человек, остался у нее дома только потому, что Агния испугалась темноты и одиночества? Даже успокоить пытался. Конечно, просто пожалел ее, полную сироту, но все же, остался ведь. И не первый ж это такой случай, когда он помогал ей, хотя мог просто прогнать Агнию.

И как же ей его бояться после этого?

Вот его, то ли друг, то ли помощник — Федот. Тот, да. Тот ее пугал сильно, хоть Агния и старалась не показывать этого. И дело было не в том ужасном шраме через пол лица, или еще в чем-то. Просто этот Федот, несколько раз за последний месяц заглядывая в ресторан, провожал Агнию таким взглядом, что у нее мурашки шли по спине от страха. Словно думал — убить ее прямо сейчас, или, быть может, завтра? Но убить обязательно.

И чего она такого сделала этому Федоту — Агнии не было понятно. А может, и вовсе, выдумывала она все, и тот на всех так смотрел. Но с этим Федотом она ни за что бы, не согласилась остаться один на один в квартире ночью. Никакие бы приведения ее не испугали бы больше. А вот Вячеслав Генрихович ее успокаивал своим присутствием. Ей даже снилось сегодня ночью, что он рядом с ней. И Агнии в этом сне было так хорошо и спокойно, что даже боль от всех этих смертей притупилась и немного утихла.

И все-таки, надо было его будить. Она понятия не имела, во сколько привык просыпаться Боруцкий. Она сама вставала всегда в половину восьмого. Сейчас было без десяти минут восемь. Агния уже умылась, переоделась и собрала волосы. Даже чайник поставила на конфорку. Она не знала о том, как организовывают похороны, и во сколько те проходят. Родителей же так и не хоронила. И Агнию нервировало то, что она понятия не имела, что и как ей сейчас делать. Спросить ей было не у кого, кроме этого мужчины, который продолжал спать в гостиной.

— И долго ты еще будешь торчать на пороге? У себя ж дома. Тебе чего надо, Бусина? — Агния вздрогнула от резкого, хриплого голоса, совершенно неожиданно прозвучавшего для нее в тишине квартиры.

Боруцкий не повернулся и не убрал руку с лица, а она вдруг поняла, что, возможно, Вячеслав Генрихович и не спал все это время, что она тут стоит и его разглядывает. Агнию затопило жаркое смущение, холод был позабыт и щеки, наверняка, опять покраснели от стыда, что ее поймали за столь «непристойным» занятием.

— Извините, Вячеслав Генрихович. — Она неуверенно переступила с ноги на ногу и уставилась в пол. — Я не хотела вас будить, просто не знаю, что мне делать теперь. Куда идти, во сколько? И чайник уже закипел. — Добавила она, как-то невпопад от растерянности.

Боров одним движением выпрямился, сев на диване, и посмотрел на девчонку. Она его не разбудила. Он проснулся еще час назад, да и спал недолго. То у нее в комнате сидел, то здесь бродил из угла в угол. Сам, как приведение, е-мое.

А Бусинка, хоть бы хны, спала, ни разу не проснулась. Не врут, крепок сон, когда совесть чистая. И как она поднялась, он слышал, как на кухню в своих тапках прошлепала. Но почему-то не торопился вставать. Черт знает, почему. Ну не был готов он смотреть на девчонку в этот момент, после всего, до чего ночью додумался. И сейчас, когда она десять минут торчала в дверях, он кожей, нутром чувствовал ее взгляд. И так и подмывало убрать руку и глянуть в глаза до того, как Бусинка успеет сориентироваться — чтоб узнать, неужели, и правду, ни капли не трусит. Не боится его?

Но с места не двинулся, почему-то, ожидая того, что девчонка сделает дальше, и прислушиваясь к ее дыханию, такому же ровному и спокойному, как и ночью, когда она спала. Хоть и с проскальзывающими грустными вздохами, видно, когда бабку вспоминала. Однако, понемногу, это стало его изводить. Ну, какого хрена она там стоит и ничего не делает? Чего ждет? Что он сам сейчас встанет и уберется? Уже раскаялась, что попросила его остаться ночью? Или снова смотрит с тем же выражением надежды и полного доверия, которое так выбивало его из колеи?