Любовь как закладная жизни - Ольга Горовая

Но с места не двинулся, почему-то, ожидая того, что девчонка сделает дальше, и прислушиваясь к ее дыханию, такому же ровному и спокойному, как и ночью, когда она спала. Хоть и с проскальзывающими грустными вздохами, видно, когда бабку вспоминала. Однако, понемногу, это стало его изводить. Ну, какого хрена она там стоит и ничего не делает? Чего ждет? Что он сам сейчас встанет и уберется? Уже раскаялась, что попросила его остаться ночью? Или снова смотрит с тем же выражением надежды и полного доверия, которое так выбивало его из колеи?

Как оказалось — последнее. Страха не было, и он уже отчаялся тот разыскать в ее глазах. И смутилась опять, как вчера. Теперь с какой стати?

На секунду прижав глаза пальцами, Вячеслав встал с дивана, второй рукой засунув за пояс пистолет, который все это время держал на всякий случай наготове. Как-то не было больше желания пугать малявку. Все равно, без толку.

— Чайник — это хорошо. А чай у тебя есть? — Хмыкнул он, проходя мимо нее в направлении кухни.

И тайком вдохнул, пытаясь еще раз ощутить запах ее волос, которые Бусинка опять стянула в косу.

— Есть! — Непонятно для него, очень радостно отозвалась малявка. — И лимон даже есть! Я, вообще, его не покупала в последнее время, вроде как, и так пить можно, а я деньги откладывала на всякий случай… ну… так, просто. — Она ни с того, ни с сего, опять покраснела и отвернулась. — В общем, вот. А тут, Новый год все-таки, купила два лимона, и килограмм мандарин. Правда, мандарины еще позавчера кончились, хоть я и растягивала, по половине в день ела. Зато лимон есть. Еще целый остался! — Она ловко проскользнула между ним и стеной коридора, первой залетела на кухню, и тут же, достав из холодильника лимон, принялась нарезать тот дольками.

Это был избыток совершенно не требовавшейся для него информации. Сразу захотелось уточнить, на какой такой случай пятнадцатилетняя девчонка может деньги откладывать, имея и пособие, и работу? И появилось дурное желание привезти ей ящик мандарин. И чай он без лимона всегда пил, лишь бы крепкий. И непонятно было, с чего она снова покраснела.

Но Вячеслав ничего из этого не уточнил. И даже направление сменил, свернув к прихожей, где вчера бросил пальто. Сжал в зубах сигарету, но решил пока не поджигать. Достал мобилку и позвонил в ритуальное бюро.

А когда, выяснив все, что хотел, все же вернулся, обнаружил на столе две чашки уже готового чая. Обе с лимоном. Коробку конфет, одну из тех, что вчера Лысый приволок. И тарелку с бутербродами — хлеб, масло, колбаса.

Почему-то его это сбило с толку. Бог знает, чего Боров ждал увидеть в виде завтрака у Бусины. Манную кашу, что ли. Собственно, он вообще завтрака не ждал, потому как давно отвык по утрам есть. Так, пару чашек чая, сигареты. И сейчас он несколько секунд недоуменно рассматривал эту тарелку.

— Похороны в двенадцать, на кладбище, что за «первомайским» поселком, знаешь? — Он глотнул чай.

Слишком слабый, и непривычно кислый. Но сахара Бусина не пожалела.

Оглянувшись, Вячеслав заметил коробку с чаем. В два глотка допил то, что она сделала, и насыпал себе две ложки заварки прямо в чашку, уже не заморачиваясь по поводу лимона. Не вылавливать же тот. Залил кипятком и отставил, ожидая, пока настоится хоть немного. Снова глянул на нее, не понимая причины молчания.

Девчонка покачала головой, внимательно наблюдая за тем, что он делает. Блин, Борову даже неудобно стало почему-то.

— Ладно, я тебя отвезу. — Он отвернулся и, по совершенно дебильной причине, будто стараясь спрятаться от нее, схватил бутерброд. — Ты сегодня еще идешь куда-нибудь? — Глядя в окно, а не на Бусину, уточнил Боров.

— В ресторан же надо. Я вчера и так, пропустила, и не позвонила даже. Совсем растерялась. — В голосе девчонки опять прорезалась грусть, но вроде не плакала, и то прогресс.

— В общем, на кладбище я тебя отвезу, заеду в половину сюда, тогда. А дальше — Семену позвони, скажи, где была. Если тяжело, можешь и сегодня не выходить, скажешь, я разрешил. А сейчас — мне пора.

— Я выйду, честно, Вячеслав Генрихович.

Он не ответил и так же, в несколько глотков, выпил вторую чашку чая, игнорируя то, что тот еще ни капли не остыл. Зато крепость подходящая. И быстро, словно гнался за ним тут кто, поторопился уйти. На самом пороге уже остановился, вспомнив.

Обернулся, она стояла на пороге кухни и растерянно смотрела ему вслед. Вячеслав осмотрел глазами коридор, не увидел ничего подходящего. Чертыхнулся в уме, вернулся в ее комнату, спиной ощущая, как Бусинка идет за ним. Схватил на столе первый попавшийся лист бумаги и ручку. Написал номер своего мобильного.

— Вот, держи. Лучше выучи. Чтоб надежней. — Сунув бумажку ей в руки, он прошел мимо Агнии. — Если что-то… В общем. Звони, если вдруг будет надо. Крестница. — Уже выходя в двери, бросил он через плечо с усмешкой.

И быстро сбежал по лестнице. Подальше от нее и всего того, о чем думать не стоило.

Глава 9

После похорон бабушки ее жизнь вошла в какой-то размеренный ритм, причем, незаметно для самой Агнии. Печаль, грусть — не ушли, она все так же тосковала по умершим родным, но, как это ни странно, перестала ощущать себя одинокой. Странно, вроде бы, ведь, по здравому размышлению, у нее не осталось никого на свете. И все же, именно теперь одиночество ушло.

Даже в те месяцы после смерти родителей, пока у нее еще оставалась бабушка, Агния испытывала большую тоску и изолированность от мира, чем теперь. Ей было немного стыдно в душе из-за этого, но бороться с таким положением дел не хотелось. Потому как, насколько парадоксальным это не казалось, именно теперь, став круглой сиротой, она оказалась не одна.

Вячеслав Генрихович не обманул ее, пообещав все уладить с социальными службами. Бог знает, как он все решил, но в приют ее не забрали. Даже не приходил никто из попечительской организации. Более того, ее оставили в этой квартире.

Агния понятия не имела как? Но через два дня после похорон, Боруцкий принес ей документы, оформленные на ее имя и подтверждающие право владения Агнии этой квартирой.

— Не маши ими ни перед кем, пока. Если только не прижмут. Особенно, пока совершеннолетней не станешь. — Велел он, ничего не объясняя про то, как оформил эти бумаги. — Ты же сама проживешь? — Нахмурившись, поинтересовался он. — Или…

— Проживу! — Не веря еще такой удаче, отчаянно закивала она головой. — Я же и эти четыре месяца, все равно, что одна жила. Еще и о бабушке заботилась. Да и до этого, когда родители уезжали, а она заболела год назад. За мной только иногда Алина Дмитриевна приглядывала. — Торопливо доложила она, опасаясь, что Вячеслав Генрихович может передумать. Или не пожелать всей этой возни, и все-таки отправит ее в приют. Не будет же он сам сидеть с ней, ей-Богу.