Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

Мурад умер от чумы в первой половине 1800 года, то есть и его смерть помещалась в период, указанный зловещим имамом. Вполне возможно, что это было случайностью, поскольку, во время царящей тогда эпидемии в Каире умирало ежедневно от 30 до 40 французов, не говоря уже о местных жителях, которые умирали словно мухи. Перед "черной смертью" нельзя было уберечься ни щитом, ни штыком, ни ятаганом. Мамелюки положили оружие своего вождя к нему в могилу, считая, что никто не достоин пользоваться им.

Таким вот образом из жизни ушел храбрейший из всех мамелюков, которых знали пирамиды и сфинкс, последний из тех заставлявших уважать себя рыцарей Ориента, что перенесли в эпоху новой истории память о поступках и воинских ритуалах времен Гарун-аль-Рашида и рыцарей-крестоносцев. Ушел он вовремя и, благодаря этому, не испытал горечи других смертей, что стала уделом мамелюков десятью годами позднее, когда Мехмет-Али казнил 470 их предводителей.

Армия "Восток" начала свой выход из Африки в сентябре 1801 года, и так через три года и три месяца закончилась наполеоновская эпопея в Египте.

Наполеон забрал с собой в Европу два живых напоминания о мамелюках: отряд кавалерии, сформированный из мамелюков, перешедших на сторону французов по причине влюбленности в "бога войны" [В 1804 году из них был сформирован гвардейский эскадрон под командованием одного из великолепнейших кавалеристов Ампира, Эдуара Кольбера, который служил под командованием Десекса в Верхнем Египте], а еще мамелюка Рустана Разу, который стал самым знаменитым из всех служащих Наполеона, его "тенью" и "цепным псом". Пятнадцать лет Наполеон осыпал его милостями и золотом, но в 1814 году Рустан покинул хозяина по привычке крыс, которые всегда бегут с тонущего корабля. Во временя Ста Дней, когда судьба переменилась, Рустан, посредством другого слуги, Маршана, подал прошение о повторном приеме его на службу.

– Это трус, – сказал Наполеон Маршану, – брось эту бумагу в огонь, и никогда не напоминай мне о нем!

Умирая в 1821 году на острове Святой Елены, "бог войны" в последние свои минуты вспоминал свою прогулку навстречу со сфинксом и сорока веками, проживавшими на вершинах пирамид. В том же самом году закончил свой авантюрный рейд по землям между Нилом и Евфратом польский "эмир" бедуинов, Вацлав Ржевуский. В своих записках поляк отметил удивительные проявления культа народов, бедствующих в дельте Нила и на Аравийском полуострове, поклонявшихся "султану огня". Почитателем Наполеона, среди прочих, был могущественный шейх племени Руалла, Эд-Дередж ибн Шалан. Один седой араб так говорил Ржевускому про императора:

– Арабы желают, чтобы он пришел и освободил их из под ярма Османов, под ногами которых трава высыхает и уже никогда не растет.

Среди вымирающих потомков мамелюков существовала привитая каким-то бродячим проповедником или дервишем уверенность в воскрешении Наполеона, который вернется, чтобы отомстить за Мурад-бея и навсегда изгнать полумесяц из Египта. В этом культе было нечто от того же самого наполеоновского мессианства, которое свое самое сильное или – как кто предпочитает отвратительное отражение получило после второго из дальних походов Бонапарте, на другом конце света, в одной из отдаленнейших деревень Якутии. Еще в конце XIX века проживавшие здесь сектанты-скопцы почитали Наполеона Мессией, который спит на побережьях Байкала, чтобы когда-нибудь проснуться и установить на всей земле Царство Божие [В течение всего XIX века портреты императора можно было найти на иконостасах в беднейших жилищах цыган в Таганроге и Новочеркасске].

КОРОЛЬ БУБЕН

Лучше два дня жить жизнью тигра, чем два столетия жизнью мула.

В предыдущем эссе было довольно много сказано про восточный поход Бонапарте, исключая самое существенное – его цель. На первый взгляд, завоевание Египта было целью самой в себе, фрагментом реализации извечной мечты французов, чтобы Средиземное море сделалось французским озером. Подобная мысль не была Наполеону чужда, хотя в 1798 году его занимала совершенно иная цель. В своем воззвании к армии "Восток", изданной им на борту "Ориента", он поместил такие слова: "Солдаты! (…) Вы нанесете Англии болезненный удар, прежде чем нанести ей удар смертельный". "Болезненным ударом" должен был стать захват Египта, но "смертельным ударом" – изгнание англичан из Индии. Бонапарте прекрасно понимал то, что, желая нанести Англии удар в самое сердце, следует ударить ее по карману, которым был Индийский полуостров. Египет должен был стать всего лишь базой для марша на Индию, и армия "Восток" предприняла такой марш сразу же после того, как французы овладели ситуацией на Ниле, в самом начале 1799 года.

Исходным пунктом был Каир. Целью – далекий индийский город Серингапатам. На обеих концах растянутой между этими двумя городами и сокращаемой в походе линии находились два человека, у которых не было, собственно, ничего общего, за одним исключением: оба ненавидели Альбион. Первого даже и не нужно представлять – это Бонапарте. Второму посвящена именно эта глава книги. Это мой король бубен. Звали его Типу-Сахиб.

С именем этим мы все сталкивались в молодости, ибо кто из нас в юные годы не увлекался бравурным путешествием в глубинах океанов демонического капитана Немо? Наверняка он самый увлекательный из всех романных героев, созданных Жюлем Верном. В "20 тысячах лье под водой" мы так толком и не узнаем о нем ничего, кроме того, что всю свою жизнь он посвятил войне с Англией. И только в "Таинственном острове", уже на смертном ложе он рассказывает о себе: он индус, племянник и мститель за Типу-Сахиба. У исторической личности Типу-Сахиба Жюль Верн взял все физические и часть психологических черт своего капитана Немо.

На индийскую историческую сцену Типу-Сахиб вошел во второй половине XVIII века и в течение 30 лет продолжал начатую своим отцом, Хайдаром Али-ханом, упорную борьбу с британцами. Чтобы правильно понять суть и смысл этой борьбы, необходимо присмотреться к тогдашней ситуации на субконтиненте.

Вторая половина XVIII века во многих отношениях была поворотным периодом в истории Индийского полуострова. После двух сотен лет колониального соперничества нескольких европейских держав, к 1750 году на поле боя остались только Франция и Англия. Теоретически, ситуация французов была более выгодной – французский губернатор Восточной Индии, знаменитый марких Дюпле, повелевал из своей сказочной резиденции Дюплефатихабада [Это означает: город славы Дюпле] гигантскими территориями (от Карнатика до Ориссы), на которых проживало более 30 миллионов человек, и мечтал о франко-индийской империи со столицей в Пондишери. Только мираж этот рассеялся уде в 1754 году, когда в результате придворных интриг Дюпле отозвали в Париж. Покидая Индию, маркиз плакал. В городе на Сене против человека, который ради создания в Индии французской империи затратил из собственных средств 13 миллионов, начали судебное расследование по обвинению в "измене и растрате фондов на различные военные авантюры" [Английский писатель Кемпбелл впоследствии писал: "Если бы этот гениальный человек нашел понимание в собственном народе, Индия сейчас принадлежала бы Франции"]. Точно так же через десять лет поступили и с преемником маркиза, графом де Лалли. В результате подобной глупости, Клайв и Гастингс без особого труда вытеснили французов с большинства занимаемых теми позиций.

Динамичную колониальную экспансию британцев не могло затормозить и крупнейшая на то время местная сила – держава Великого Могола. Во второй половине XVIII века она переживала период окончательного упадка, после чего рассыпалась на небольшие, сражающиеся друг с другом провинции. Разделенный на бесчисленное количество княжеств полуостров стал безвольным объектом наглых нападений азиатских народностей и захватнической политики англичан. Самым ужасным было положение бедного туземного населения, подверженного неустанным войнам, голодной смерти [В 1769 году в самой только Бенгалии от голода умерла треть всех жителей (около 8 – 10 миллионов человек)!] и ужасам из британского усмирительного арсенала, среди которых удары по пяткам и пытки детей были наименее оригинальными. Со слезами на глазах местные жители вспоминали человечное поведение Дюпле и культивировали легенду связанной с ним "княгини Жанны" (эта таинственная женщина еще появится в конце главы). Симпатию к французам поддерживали европейские эмигранты, такие как командующий армией Махраттов савойский авантюрист, князь де Буане.