Проклятый оборотень. История одной потерянной души - Ирина Ивочкина

— Если меня прокляли, значит, я теперь одичалый? Бабушка, я проклят! О, Великие светила Гандиары, я проклят! Черти проклятые, да что же это?

Я схватился за голову и сложился в три погибели, чтобы заглушить панику и ужас. Хотелось выть и орать во все горло. Убежать в лес и забыться. Марфа все это время гладила меня по спине и что-то шептала или напевала. Я не особо прислушивался. Был поглощен своими ощущениями и давящей тоской. Что она там говорила? Холод вселенной? Вечность одиночества? Тьма и холод… вечная стужа закроет глаза… вот оно, я не могу видеть нормально, и эта пустота внутри… Я упивался своим положением и смаковал состояние, как девица, готов был упасть на пол, сжаться калачиком и плакать, обнимая колени.

Минут пять, может, десять я истерил, как вдруг все стало незначительным и абсолютно неинтересным. Я поднялся и ушел в комнату. Марфа удивленно уставилась на меня и даже бросилась следом. Я опустился на кровать и начал обуваться. Натянул рубаху, медленно застегивая пуговицы на горловине. Все это время я смотрел перед собой. Перевел взгляд на ведьму. Выдавил улыбку.

— Спасибо за все, ба Марфа. Отправь, пожалуйста, домой.

***

Я вернулся в свое измерение, меня больше ничего не напрягало.

— Где же ты был все это время? — отец обнял меня, я ничего не почувствовал, ничто не екнуло.

Я пожал плечами и отвел глаза, мне не хотелось обижать отца, но врать, что скучал или был безумно рад встрече, я не мог. Он поднял мое лицо, чтобы заглянуть в глаза, и, увидев мои синие радужки, побагровел и заискрился яростью:

— Ты! — он пыхтел от ярости, никогда его таким не видел. — Ты… Где ты был? Где тебя угораздило найти проклятье одиночества? Ты мой единственный сын! — он схватился за грудки моей поношенной рубахи, которую когда-то выделила мне ведьма Марфа.

Я приподнял бровь и равнодушно оторвал его руки от своей одежды.

— Я столько вложил в тебя! — отец еле сдерживался, чтобы не обернуться, белоснежная рубаха так и норовила разойтись по швам, начала трещать. — Ты опозорил меня! Просто прямо сейчас разрушил будущее нашего королевства! — появились волчьи клыки, и глаза загорелись синим пламенем. — Мать была бы в ярости… нет, это я в ярости, она бы умерла со стыда!

Я никогда не видел его глаза в обороте. То ли я не придавал значения, то ли он искусно прятал их. Синие глаза оборотня говорят об одиночестве. Потеря пары меняет глаза навсегда. Но вот в чем дело: у отца был я, наследник. У меня никого не было. Да и для меня теперь это не имело никакого значения. Чего он так распаляется? Воздух будоражит.

Он долго кричал на весь тронный зал, гремел и шипел на меня. Со злостью скинул с себя бархатный жилет, отороченный кожаными ремнями на манжетах и на талии, и провел рукой по волосам выдыхая. А я стоял посередине тронного зала и рассматривал портреты предков на стенах. Ничто меня не трогало: ни его речи, ни его бешеный крик.

Позже, когда поток брани иссяк и король оценил размер бедствия, он поник, и в этот момент мне показалось, что отец в одно мгновение превратился в дряхлого старца. Все его мечты и надежды, возлагаемые на меня, были разрушены.

— Как жаль, что мой единственный сын теперь проклят и не найдет своего счастья.

Его пытливый взгляд старческих глаз, радостный от встречи и горевший во время тирады, резко потух.

— Где же тебя так? — он разочарованно опустил руку. — Король оборотней без пары навечно — это даже звучит скорбно.

— Холод вселенной и вечность одиночества не помешает мне править королевством. — Я равнодушно пожал плечами и тяжело, устало вздохнул. Надоело нытье отца.

— Это не простое проклятье! — взвился отец с новой силой, — ты не просто лишился своей пары, ты потерял интерес к жизни. Она обрекла тебя на вечный холод и тьму? — вопрос, который он задал, заставил меня задуматься. Откуда такая осведомленность? Что может знать король оборотней о проклятии одиночества? С чего он взял, что меня прокляли? Да, он потерял свою пару и тоже являлся одичалым, но про проклятье я ни слова не сказал. Вопросы множились и ответов пока я не находил. — Только пара или нареченная может проклясть своего суженого на одиночество. Где ты ее встретил? Ты знаешь, что это значит? — отец вцепился в мои плечи и встряхнул. Я качнул головой и закатил глаза. — Ты со временем сгоришь и истлеешь от тоски. Ничто тебя не разбудит. Тебе не нужно будет ничего.

Кажется, что он даже потерял ко мне интерес как к преемнику, разочаровался. Ведь меня ничто не трогало. На кой черт мне нужен его престол? Лишь бы никто не трогал, гори все синим пламенем. Сможет ли мой король отдать свое королевство такому волку, который пустит все на самотек?

Больше не было изнуряющих тренировок, как раньше, я не носился по полю до границы и обратно. Даже когда я приходил с утра пораньше, меня никто не ждал. Мой учитель фехтования и верховой езды занимался другими парнями, которых готовили к военной службе.

«Принц, я занят, у меня дела, извини», — только и слышал я от него.

Ничего не объясняя и теперь вечно избегая меня, он, опуская глаза, проходил мимо, если все же приходилось пересекаться. Чувство вины или элементарный приказ от короля, как мне казалось, съедали моего учителя. Но я пытался заниматься самостоятельно, чтобы мой учитель гордился мной. Я знал, что весь королевский двор наблюдает. Хоть я и не рвался как раньше, меня никто не мотивировал и не подбадривал. В итоге мой интерес к тренировкам угас совсем. Я решил, что мне это ни к чему.

Король не обучал меня стратегии и не приглашал на королевские совещания высшей знати. Меня будто больше не было в его жизни. Он смирился с потерей. А я? Как мне смириться с вечным одиночеством? Я теперь одичалый. Не ровен час, стану слоняться приведением по замку и пугать обслугу.

Я потерял интерес ко всему. Умер Валаах, ну и что? Кто занял его место? Какая разница? Даже синий туман в глазах, особенно с утра, когда только открывал их, меня не так напрягал. Слонялся как в тумане, будто зрение село, и все заволокло пеленой. Я научился с этим жить, перевоплощаясь только своими глазами, алое зрение волка было четким несмотря