Секретная война. Записки немецкого шпиона - Франц Ринтелен

— Одну минуту, сэр Реджинальд! Разве были еще другие телеграммы? Ведь в Берлине должны были понять, что этим шифром больше нельзя пользоваться. Ведь невозможно, чтобы никто об этом не подумал.

— Нет, никто не подумал. Вот следующая телеграмма. Телеграмма была помечена надписью «строго секретно» и имела номер 7; она была отправлена из Мексики в Берлин. [89]

«Начал переговоры: в состоянии ли мы снабдить Мексику оружием? Просьба ответить. Я здесь на месте получил от многих предложение помочь нам в пропаганде.

ЭКХАРДТ»

1 марта Циммерман телеграфировал Экхардту:

«Сожгите компрометирующие инструкции. Мы целиком одобряем ваши действия. Мы публично признали подлинность телеграммы от 16 января. Исходя из этого, обратите внимание общественности на то обстоятельство, что наши указания должны быть выполнены только в случае войны с Соединёнными Штатами.

ЦИММЕРМАН»

Эта каблограмма была отправлена утром. В полдень японский министр иностранных дел барон Шидехара опубликовал коммюнике, одновременно перепечатанное во всей европейской прессе и составленное в следующих выражениях:

«Япония крайне удивилась, узнав о германском предложении. Мы не можем понять, о чём думает Германия, когда она допускает возможность нашего сотрудничества в случае войны с Соединенными Штатами. Как может она приписывать нам желание сблизиться с Мексикой ради такой цели? Я не нахожу слов для осуждения всей абсурдности подобной мысли. Нет надобности заявлять, что Япония остаётся целиком верна своему пакту с союзными державами».

— Это коммюнике, как я сказал уже, было опубликовано около полудня и в тот же час стало известно в Берлине. Тем не менее, в тот же день вечером Берлин, в ответ на телеграмму № 7, отправляет следующую телеграмму за № 17, адресованную на имя его посланника в Мексике и зашифрованную, разумеется, по тому же способу:

«Потрудитесь узнать, какого рода оружие и боеприпасы будут наиболее полезны мексиканскому правительству, и сообщите нам, в какой порт с полной безопасностью может войти германский пароход, идущий под иностранным флагом.

Мексика, со своей стороны, должна по мере возможности попытаться достать оружие в Японии или Южной Америке.

ЦИММЕРМАН»

Холл видел, что я сидел как бы в оцепенении, борясь с чувством горечи. Он сказал:

— Прошу вас, дорогой капитан, не огорчайтесь; не пытайтесь выражать обуревающие вас чувства, видя все это перед собой. Разрешите мне продолжать. Такова была ситуация. Был организован заговор: все действующие лица, все намеченные жертвы были предупреждены. Целую неделю подряд общественное мнение занималось обсуждением исключительно [90] этих событий. Оно было взбудоражено. Все глаза были обращены на мексиканскую границу. Военное командование Соединенных Штатов было предупреждено и внимательно следило за всем происходящим в Мексике. Принимая во внимание расстановку сил, снаряжение, военную подготовку обеих сторон и военные материалы, какими они располагали, мексиканская агрессия не имела никаких шансов на успех, на который можно было бы рассчитывать только в том случае, если бы нападение было совершено неожиданно. Так как этого фактора неожиданности не было, не было также никаких шансов на успех. Была сделана попытка вовлечь в заговор Японию, но она объявила эту мысль абсурдной. Германские власти, очевидно, решили, — на том лишь основании, что мексиканский министр иностранных дел имел с японским дипломатом часовую беседу, содержания которой они, впрочем, не знали, — что эта страна готова сменить своих союзников. Но на самом деле не было ничего, абсолютно ничего, что позволяло бы допустить такое предположение. Несмотря на то, что весь мир знал о том, что замышляется, интрига, ставшая совершенно бесцельной, продолжалась. Так как я перехватывал все германские телеграммы и пересылал их в Соединенные Штаты, единственным практическим результатом этого было то, что общественное мнение и правительство этой страны были спровоцированы сверх всякой меры.

У меня тут есть пачка телеграмм, представляющих в этой трагической истории странную интермедию, своего рода сатирическую драму, разыгранную у нас всех на глазах. Мы слышали, как германское министерство и его посланник в Мексике ведут между собой переговоры. Они пользовались старым шифром, чтобы узнать, как был открыт секрет этого самого шифра. 21 марта Берлин телеграфировал Экхардту:

«Строго секретно: расшифровать лично.

Сообщите в зашифрованном виде, кто расшифровал каблограммы один — одиннадцать. Где хранились подлинники и расшифрованные копии? Телеграфируйте, хранились ли они в одном месте».

И так как мексиканское посольство ответило не сразу, Берлин 27 марта 1917 года телеграфирует вновь:

«Необходима величайшая осторожность. Все компрометирующие документы должны быть сожжены. Многие симптомы говорят о том, что в Мексике имела место измена».

Но Экхардт, который был совершенно неповинен в этом деле, не мог быть обрадован, когда узиал, что похищение [91] шифра было совершено в его посольстве. В тот же день он ответил Циммерману:

«Телеграммы были расшифрованы Магнусом по особому моему распоряжению. Подлинники и копии хранились тайно от персонала посольства. Первая телеграмма получена здесь под шифром 13040. Но Кинкель полагает, что она была передана вашингтонским посольством через Кейп-код, как и все получаемые здесь шифрованные телеграммы. Подлинники были сожжены Магнусом, и пепел развеян. Обе телеграммы хранились в надёжном стальном ящике, специально приобретенном для этой цели и замурованном в стене спальни Магнуса.

Они там остались до момента их уничтожения».

Магнус — секретарь посольства; Кинкель — сотрудник вашингтонского посольства; Кейп-код — американская телеграфная станция. Берлин, очевидно, не был удовлетворен этим ответом и потребовал дальнейшего следствия. 30 марта Экхардтом была отправлена следующая телеграмма:

«Больше предосторожностей, чем у нас, принять невозможно. Текст полученных телеграмм был мне прочитан тихим голосом Магнусом на моей частной квартире ночью. Мой служитель, не понимающий ни слова по-немецки, спал в соседней комнате. Кроме того, текст телеграммы находится только либо в руках Магнуса, либо в стальном ящике, комбинация замка которого известна лишь нам двоим. По словам Кинкеля, в Вашингтоне даже секретные телеграммы были доступны всему персоналу и, кроме того, с телеграмм регулярно снимали по две копии для архива посольства. У нас нет и речи ни о копиях, снимаемых на копировальной бумаге, ни о корзине для бумаги. Просьба немедленно сообщить, что с нас снято всякое подозрение, в чём я не сомневаюсь, в противном случае я и Магнус настаиваем на назначении судебного следствия».