Секретная война. Записки немецкого шпиона - Франц Ринтелен

— Почему?

— Цензура.

— Цензуру предоставьте мне, — сказал адмирал, — я сам позабочусь об этом. Журналист посмотрел на своего собеседника, затем поднялся и, смеясь, сказал:

- — Мне очень обидно, что вы считаете меня глупее, чем это есть на самом деле. Я более или менее угадываю, что вам нужно, а поэтому вы можете быть уверены, что завтра же статья появится в «Дейли мейл»; я не сделаю из этого сенсации, кричащего заголовка не будет, но, тем не менее, в статье не будет недостатка в нелестных отзывах о вашем учреждении. — До свиданья, сэр Реджинальд.

На следующий день в «Дейли мейл» появилась статья, доказывающая, что морской отдел Интеллидженс сервис не стоит на высоте своей задачи и что, во всяком случае, он во многом уступает американской контрразведке. Американцы, вот ловкие люди! Они овладевают немецкими телеграммами тотчас же после их расшифровки!

Результат получился тот, на какой рассчитывал адмирал. Статья убедила Берлин, что все зло исходит от измены, совершённой в самой Америке, где перехвачены расшифрованные телеграммы. Подозрение пало на Мексику; одним словом, немцы целиком попались в сеть, расставленную Холлом, а он, сидя в своем кабинете адмиралтейства, продолжал читать все телеграммы. Холл перехватывал все беспроволочные германские телеграммы и, таким образом, знал всё, что думает, замышляет; и делает Германия. [95]

* * *

После беседы с Холлом два сыщика отвели меня в ближайший участок военной полиции, где мне указали комнату, непосредственно связанную с канцелярией. Я сел на койку. Впоследствии я узнал, что эти койки были предназначены для офицеров, находящихся в отпуску и попадающихся на улице в пьяном виде. Через некоторое время я поднялся и начал шагать взад и вперед; тогда Дежурный офицер подошёл ко мне и сказал:

— Почему вы не уходите к себе? Разве у вас нет квартиры?

Подумав об этом вопросе, я понял, что он принял меня за подобранного на улице английского офицера, который с большим удобством мог бы провести ночь у себя, чем в полицейском участке. Мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в возможных последствиях этого недоразумения, но я решил, что было бы опасно уйти ночью, в такое время, когда улицы Лондона переполнены военными патрулями. Наконец, забрезжило утро. Лежа на своей койке, я услышал, как дежурный офицер передавал своему заместителю:

— Там находится ещё один, но он, вероятно, скоро уйдет. Я решил не обмануть его ожиданий: взял шляпу, сказал «до свидания» и ушел.

Я знал Лондон и все его автобусные линии, как свои пять пальцев; поэтому я дождался первого автобуса, идущего по направлению к Мэншен-хауз, где я сумел пересесть на другую машину, идущую к Лондонскому мосту. Я знал, что там, на южном берегу Темзы, находится конечная трамвайная остановка, и что я смогу там сесть на поезд, идущий вдоль доков. Хорошенько всматриваясь, я заметил шведский пароход, подняться на борт которого было делом нетрудным.

Дальнейшие события будут зависеть от обстоятельств. Быть может, встретится добрая душа, готовая помочь мне добраться до Швеции.

На империале этого автобуса, который вёз меня к свободе, я продолжал еще обдумывать всё это, как вдруг мне показалось, что черная непроницаемая завеса опустилась между мной и моим планом. Я был совершенно обессилен и в состоянии такого нервного истощения, что чувствовал себя неспособным бороться дальше. Последние недели в Нью-Йорке, переезд, борьба с Холлом и его людьми совершенно исчерпали мои силы.

Я не в состоянии теперь объяснить толком, что толкнуло меня на тот поступок, который я затем совершил. Я не могу [96] припомнить никаких подробностей, я не могу даже сказать, что мной овладело. С высоты моего автобуса я что-то увидел... Я думаю, что это был какой-то кассир, направлявшийся в это прекрасное утро в свою контору, и что его будничный вид окончательно меня доконал... Я внезапно принял решение, спустился с автобуса и вернулся в полицейский участок. На мой приход никто не обратил внимания.

Я сел на стул и начал читать «Дейли мейл». Лишь тогда я понял, какую я упустил возможность. Я попытался подняться, но вновь упал на стул, не имея сил сдвинуться с места. Офицер два или три раза посмотрел на меня с недовольным видом. Мое упорное нежелание уходить ему, очевидно, не понравилось, но вдруг я увидел в караульном помещении второго офицера в сопровождении солдат с винтовками. Офицер направился прямо ко мне и сказал:

— Вы — немецкий капитан Ринтелен?

— Да.

— Мне приказано отвести вас на вокзал.

Проходя мимо дежурного офицера, я видел, как он стоял с разинутым ртом. Очевидно, на свете бывают такие вещи, которые ему я не снились.

* * *

В концентрационный лагерь Доннингтон-холла я прибыл вечером 18 августа 1915 года. К моему великому удивлению все немецкие офицеры лагеря бойкотировали меня. Сперва я не догадывался о причине этого, но потом понял, что они принимали меня за английского шпиона. Гюнтер Плюшов, авиатор из Цзиндао, недавно бежал из лагеря, и у них могло возникнуть подозрение, что я подослан к ним, чтобы узнать, как ему удалось выполнить свой план.

Вскоре в лагерь за мной явился офицер, и не успел я еще понять, о чём идет речь, как за мной закрылась дверь отдельной камеры. Я сел и, размышляя о своей судьбе, должен был лишь констатировать, что нахожусь в лондонском Тауэре, где был расстрелян Карл Ганс Лоди, первый шпион, схваченный и казненный англичанами.

Я оставался в Тауэре два дня, после чего состоялось заседание военного суда, носившее несколько необычный характер. В течение нескольких часов ожидания меня охраняли солдаты. В порыве жалости один из них решил немного «ободрить» меня и шепнул мне на ухо:

— Не огорчайтесь, сударь, в этой башне были казнены пять наших королев. [97]

Наконец, я предстал перед судом, который обвинил меня в том, что я, немецкий офицер, высадился в Англии во время войны. Адмиралтейство определённо хотело считать меня гражданским пленным, но ему это не удалось. Когда я доказал, что на английскую территорию меня доставили насильно, я был оправдан и возвращён в Доннингтон-холл.

На следующий день около десяти часов утра я спокойно сидел на стуле, как кто-то вдруг сунул мне в лицо утреннюю газету, кажется «Дейли мейл», в которой я прочел заинтересовавшее меня и напечатанное крупными буквами сообщение:

«КАПИТАН РИНТЕЛЕН, РАССТРЕЛЯННЫЙ КАК ШПИОН В ЛОНДОНСКОМ ТАУЭРЕ»

Под этим заголовком была помещена моя фотография. Из текста видно было, что накануне я был присуждён к смерти военным трибуналом и тотчас же расстрелян. Я оглянулся и увидел перед собой двух молодых офицеров, которые заявили, что я должен поставить вина. В этот вечер лагерный шинок был полон народу, и оркестр играл похоронный марш Шопена.