Княгиня Ольга - Светлана Кайдаш–Лакшина

Княгиня Ольга и князь Игорь были молоды, и радость переполняла их. Они ощущали радость жизни как ликование мира вокруг себя, и их любовь друг к другу была залогом верности его устройства. Если есть такая любовь, значит, все верно…

Эта радость была тем удивительнее для Ольги, что она хорошо помнила свое несчастливое детство и тоску. Но после приезда в Киев все это осталось далеко, как будто летом вспоминаешь Световидские морозы, праздник в честь бога Коляды, снега, лед на реке, проруби, куда окунались колядовавшие и жрецы Коляды — колдуны.

Да, все это было, было, было, но осталось далеко позади. Теперь же цветут липы, луга полны цветов и жрецы бога Белеса — волхвы — принимают пожертвование Велесу — Волосу — медом…

На сухие травы льют мед и масло и поджигают их на каменном жертвеннике, который в Киеве зовут алатырем.

И только когда княгиня Ольга стала христианкой, она подумала, что, видимо, алатырь и алтарь в храме — одно…

Алатырь — алтарь — камень, видный с неба на земле. А если боги увидели камень, то и людей вокруг него, поняли, что люди эти пришли не землю пахать, не пожар тушить, они молятся, молят богов, чтобы им были посланы хорошие урожаи, благополучные дети, чтобы их молитвы вымолили милость богов — не болезни, не пожары, не войны…

Здоровье, процветание и благоденствие…

Радости, радости хотят все — от доброго дома, ладной семьи, тучного поля, проворных пчел, могучих коров, быстрых коней, кудрявых баранов и ласковых овечек…

А какая радость была, когда князь Игорь и княгиня Ольга поднялись по девяти ступеням на Золотое крыльцо венчания, стоявшее у княжеских палат. Не велика высота девяти ступенек, а наверху их — на площадке, меж двух столбов, покрытых крышей с золотым коньком и птицей Семаргл–Сирин с крыльями… — дух захватило, будто конь домчал их, а крылья Семаргл–Сирин уже подняли душу в небеса после смерти…

Кони мчат по земле, Семаргл–Сирин уносит душу в небеса после кончины земного счастья… Не зря не оставили веселые славяне себе подземного бога Яму. У многих народов мертвые уходят под землю, а у славян птицы уносят души в небеса, к богам.

— Беспечные мы народы! — потом говорил ей Порсенна, разумея этрусков и славян — русов…

Как легко и страшно было Ольге на Золотом крыльце, там стоял алатырь, тихо горели травы — тимьян, полынь, еще какие‑то, названия которых она не знала. Хлопотали ладушки — жрицы богини Лада, и волховы богини Макоши принесли ее глиняное тело, обернутое льняными и конопляными полотнищами, мокрыми от воды, из ее болот. Его положили за Золотым крыльцом, и потом, когда повенчали их с князем Игорем, они обходили три раза богиню Макошь и кланялись ей, кланялись…

…Два столба: один дубовый, другой — из вербы. На дубовом — золотой конь, на столбе из вербы — золотая Семаргл–Сирин…

Ольга одета во все красное — чтобы злые духи не прицепились. На головах у нее и князя Игоря зеленые венки — из барвинка вечнозеленого, чтобы вечнозеленой была их любовь. В барвинок вплетены молодые побеги калины и веточки зеленого и лилового базилика, красные шерстяные нитки, любисток, колосья овса и пшеницы, даже зеленый лук прячут под базилик. Вплетены в венок и монеты… Забота о всей жизни…

У дубового столба стоит жрец Велеса — самого главного древнего бога славян, у столба из вербы — волхова богини Макоши. Когда бросили на алатырь последние пучки трав и поднесли огонь, принесенный из княжеских палат, то молодых стали обсыпать дубовыми листьями и хмелем. Хмель сыпала жрица Макоши — ведь это ее растение, хмель–хмелюшка, рос он, рос в диком поле, и никто про него ничего не ведал, пока богиня Макошь не указала женщинам на силу хмеля — он может и хлеб испечь4, и пиво сотворить… Сила хмельная в нем… Хлеб и пиво… Каравай и пиво. Пиво варили только для празднеств Макоши… Хмель и зерно… Хмель и мед…

В остальное время пили меды, меды, меды…

Пиво же — только для Макошиных торжеств…

Хмель, хмель сыпался на головы князя Игоря и княгини Ольги… Будто из широких рукавов Макошиной волховы вслед за хмелем сыпались зерна пшеницы, ржи, полбы, овса.;. Только–только и попробовала княгинюшка Ольга впервые Макошиного пива — там, на Золотом крыльце.

Секрет его приготовления держали в тайне: Макошь выдала женщинам, как приготовлять хлеб с помощью хмеля, а пиво оставила для своих праздников…

Радостные воспоминания о том счастливом дне–и сейчас греют душу…

Почему‑то запомнился в толпе среди тех, кто стоял с караваями внизу, у подножия крыльца, и воевода Борич… Его терем был вверху Боричева спуска к Днепру… И теперь только и говорят — Боричев, Боричев…

Иногда даже странно думать, что она, княгиня Ольга, так мало понимала в том, что происходило вокруг…

Нет, нет, она никогда не была глупой, скорее наоборот. Если перед ней вставал вопрос, она чаще всего отвечала верно. Но со временем Ольга поняла, что глубокий ум видит вопросы там, где их не видит никто, и почувствовать, стоя на земле, что под тобой течет подземный ручей, это даже не ум нужен, а обостренное ночное, подземное виденье, как у совы… Для этого нужны много–много пар глаз — глаза для людей, чтобы их понимать и различать, глаза для богов, чтобы ощущать их волю и не ошибиться, не пойти против нее… Глаза для мужа — чутко видеть малейшую перемену в нем, чтобы не пропустить умаление его любви… Глаза для родных, вечно недовольных тем, что им уделили мало внимания…

А деткам, деткам — отдаешь все сердце… Там уже не помогают глаза — почему‑то они видят их самыми лучшими, самыми красивыми, самыми пригожими, самыми умными…

Но ведь сердце прежде отдано супругу — дорогому князю Игорю.

Как счастлива была тогда Ольга на Золотом крыльце, когда стала княгиней, супругой князя Игоря…

Тогда ее захватило торжественное настроение всех гостей и родных… Они стояли, осыпанные хмелем, дубовыми листьями, зерном… А потом с них сняли зеленые венки, и князь Олег надел им на головы венцы княжеские, усыпанные каменьями драгоценными… Ольгин был весь унизан жемчугом… Почему — был?! Он и сейчас у нее цел. И венки те зеленые также сохранены и висят у нее в особой палате, княжеской сокровищнице…

В счастье и молодости не задаешься вопросами: кажется, все устроено так, как ты видишь. И только совсем недавно волхова богини Макоши поведала ей, что Макошь подарила не только хмель, но еще и коноплю, южный лен. Из верхушки этого могучего растения ткали ткани, а веревки, сплетенные из ее стеблей, были самыми прочными. Конопля одевала, лечила, веселила… И вся верхняя ее часть называлась Макушка, Макуша, а она‑то и была целебной, ею бабы лечили себя и скот…

И еще шепотом сказала волхова:

— А отдали нашей Макоши ту коноплю древние скифы, древний народ, что жил здесь прежде, и служила ему конопля все службы…

Признание волховы услышала княгиня Ольга, когда общение с Порсенной научило думать ее о прошлом. Но Макошь — и скифы?!

Волхова открыла перед княгиней ветхий деревянный ларец и вынула оттуда, едва касаясь, с осторожностью, маленький почерневший лоскуток.

— Вот скифы передали Макоши этот кусочек, чтобы она передала этот тайный дар русам–славянам… Ведь Макошь — богиня прядения, она учит баб прясть и ткать–и из льна, и из конопли, и из крапивы. Но вот крапивное полотно людям носить не положено — оно должно служить лишь ее жрицам…

Волхова застенчиво улыбнулась, и княгиня Ольга подивилась тому, как крепко хранятся тайны…

Она вспомнила, что в детстве застала как‑то свою бабку с длинным крючком костяным, перед ней лежали зеленые стебли, и она крикнула ей: «Отвернись, не смотри!»

Никто не должен был видеть крапивного полотна, даже маленькая невинная девочка, ибо человеческий глаз всегда завистлив и потому враждебен богам.

Слышала, слышала княгиня Ольга, что невестка ее Маринка надевает одеяние из крапивного полотна, становится невидимой и на берегу речки Лыбеди устраивает шабаши…

Видимо, и волхова вспомнила об этом, потому что тихо сказала:

— Мы узнали про Марину, твою невестку, и решили тебе сказать…

Княгиня Ольга в душе ахнула: «Да что же такое! Маринка знает, а она — нет…».

Княгиня ничем не выдала своего волнения, но взгляд ее был суров. И волхова поклонилась ей смиренно:

— Прости, княгинюшка, та, что выдала ей запретное, сурово наказана…

Хмель — конопля Макоши…

На счастье баб она все пустила в мир, а не для бесчинства распутных…

И опять воспоминание, как князь Игорь целует ей косы. И хвалит ее за ум. И раскрывает тайну Рюрика…

— Я не знаю до сих пор, — сказал князь Игорь, — откуда пришел Рюрик, был ли в последний раз перед Русью в Швеции или Дании. Почему‑то в семье молчат об этом. И признаюсь тебе, не говорят даже мне…

Ольга взглянула на него удивленно.