Глаза цвета неба (СИ) - Комаровская Элли

— Не совсем…

— Что?! А если ему плохо станет по дороге? А если они его бросят где?! Да как ты…

— Мама, я боялся, что ты поедешь за ним.

* * *

Настя в своей комнате собирала вещи, складывая самое необходимое в холщовый мешок. Мысли путались. Она думала об Иване, обвиняла его. Потом вспоминала, что разлад у них давно пошел. Ему бы бабу послушную, тихую и покорную. Вот, наверное, и нашел. Совесть заела, вот и не поехал сам! Ногай тоже хорош, все решил без нее! А Егор! Как же он посмел скрывать, видя ее отчаянье? Хватит, она возьмет судьбу в свои руки. Сама будет решать. Она теперь свободная! Переплывет за море, а там…

Громкий стук в ворота прервал ее мысли. Кто это к вечеру? Гостей вроде не ждали. Послышался топот и звяканье оружие. Вбежал без стука испуганный Фрол.

— Матушка! Что делается! Отряд, стража, городская стража! Тебя просят. Не ходите.

— Что ты, Фрол?! Чего мне бояться? Да будет. Это, наверно, из Магистрата.

Настя уверенно спустилась вниз. Действительно, человек пять воинов, в дорогих доспехах, с гербом императора на латах. Тут уже с тревогой на лицах, стояли: Сашка — видно, с рынка недавно пришел, Никита, Ида, Матрена. Настя подошла к воину, что стоял впереди и чьи доспехи были побогаче — выдавали более высокое звание.

— Анастасия Тимофеевна, вдова купца-иноземца Ивана Тимофеева? — спросил старший.

— Да.

— Вы арестованы по приказу Магистрата за убийство сына купца первой гильдии Алексиса Адамиди.

Часть III

Глава 22

«Пусть солнце и луна — подножье тех, кто властен, Их также ждет постель — из глины темный склеп.» (Хафиз)

Юлуй, младший сын пастуха, вышел из юрты, запахнул старый отцовский чапан[3], огляделся. В степи с утра выпал первый снег. Небо было тусклое и серое. По земле, словно разлитое молоко, стелился туман. Мать и дед ушли еще затемно, он привык оставаться один, но сейчас его вдруг пробрало страхом. Вспомнились дедовы сказки про духов, что не нашли покоя и блуждают по земле в поисках тепла и живого бьющегося сердца. Где-то вдали закричали птицы, и опять все смолкло, был слышен лишь шелест травы. Мальчик вздрогнул, постарался отогнать пугающие мысли, принялся за работу. Накормил пса, вычистил старого коня. Набрал песка, нарвал сухой травы и взялся за котел. Взгляд его снова упал на степь. Туман рассеялся, унося с собой страхи. И чего испугался, дурень?! Простор открывшийся взору манил — там настоящая жизнь. Славно скакать по степи на коне, словно ветер, и следить за стадом, а то вдруг в степи волк появится — знатная охота может выйти. Повезло же старшим! Все важное всегда проходило мимо него. Вот были состязания двадцать лун назад и надо было же ему заболеть животом — остался с матерью, все пропустил… И как лихо его старший брат Сагнак обогнал лихих воинов хана Алдая в скачке и пришел в десятке лучших. Это для семьи пастуха не плохо, только и разговоров дома неделю было. Но вот он, Юлуй, — он бы всяко первый пришел! Он бы себя показал… Э-эх. А теперь и остается, что ждать весны.

Семья его была большая: отец, четверо братьев, мать, дед и он, ставший младшим. Духи забрали его сестренку по весне, — утонула, снесенная бурным потоком… Его было решено еще на год оставить в помощниках дома. Нечестно! Вот Сагнак с семи лет в седле, помогает отцу. А он? Сколько еще ему возле юрты сидеть? Ему было всего десять, но душа рвалась туда, за край степи, к большой шумной жизни, приключениям. Выпадало, правда, их немного, и все крутилось возле матери и очага. Вот и теперь она ушла с дедом в степь заготавливать коренья на зиму, оставив ему наказ: оттереть старый котел, да еще приглядывать за болящим.

Вчера проходил мимо купеческий караван, что было большим событием. Поглазеть на верблюдов и коней, груженых сундуками и невиданными с чудным узором коврами. Вот бы с ними Сарай посмотреть! Да куда там, мать не пустила. За небольшой мешочек риса один из купцов попросил принять болящего, подлечить, да и оставил здесь. Мало ему было работы! Юлуй то, Юлуй сё… Надоело. Мальчик вздохнул и снова заскреб по котлу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пить.

— Что? — не сразу сообразил сын пастуха, опять ушедший в свои мечтания.

— Пить. Воды.

С водой было туго. Если только мать вечером принесет. Напоил кумысом. Видя, что мужчина пришел в сознание, и лицо его порозовело, стал расспрашивать, кто он да откуда.

— Ногай я, темник великого хана, ранен был. Вот назад возвращаюсь.

— Ногай?! — глаза Юлуя округлились от удивления. Он вырос на рассказах о главном ордынском военачальнике. — Тот Ногай-багатур, что воевал и поражений не знал? И в пустыне был?

— Знавал и поражения. Всякое было. Видел много — это да. И в пустыне был, и высокие дома из камня видел. Но не защитили их каменные дома. Пали они под натиском наших храбрых воинов.

— Где же ты был? Откуда ты?

— Из Булгарии…

Сердце бешено забилось в груди, вот оно! Духи ответили на его молитвы. Решать надо было сейчас. Понятно, что мать его никуда не отпустит — скажет, мол, жди отца. Отец отправит к хану Алдаю кого-то из старших. Опять все пройдет мимо… Он взял бурдюк с кумысом, отвязал коня и вскоре скрылся за краем степи.

Вернувшиеся мать и дед в темноте долго кликали Юлуя в степи, но лишь птиц, затаившихся на ночлег в высокой траве, распугали. Дед отправился его искать. Мать села у очага и, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками, молилась и плакала, чтобы духи пощадили ее безрассудного сына.

Прошло дня три. Мать Юлуя, бледная и молчаливая, не уходила больше в степь, все ждала сына.

Ногай шел на поправку, он уже вставал, старался больше двигаться и строил планы, как ему нагнать купеческий караван. Торговых дорог в степи не много…

На горизонте показались всадники.

Старший сын Алдай-хана узнал Ногая — ходил под его командованием несколько раз в походы, сговорившись с отцом, решили ему помочь. Ногай выехал из куреня[4] хана с двумя десятками воинов и провизией. А Юлуя за смелость хан взял в нойоны[5] к своему младшему сыну.

* * *

Вскоре в степи по улусам и куреням от костра к костру потекла весть: Ногай жив!

— Жив ли?

— Говорят, ранен был.

— Да как же это? Мыслимо такое расстояние преодолеть?

— Дык его шаман выхаживал, он его в орла обернул, вот он и долетел.

— Брехня.

— Да чтоб мне провалиться, так и было!

Люди судачили, кто-то не верил. Но имя темника для многих означало новый поход. Молодых парней и поживших мужей, уставших от мирной жизни, все больше и больше захватывала жажда битвы. А еще желание получить свое, добыть в бою богатство и зажить славно, не хуже нойона.

* * *

Через два месяца с отрядом в пятьсот человек прибыл Ногай к воротам столицы Золотой орды. В поле он поставил большую белую юрту и отправил человека оповестить великого хана о своем возвращении. Но к его удивлению великий хан не пригласил Ногая и не назначил час. Ногай не тратил зря время, начал с прибывшими с ним людьми разыскивать свой тумен[6].

Ногай ходил, говорил с воинами, с их вдовами, кто где как живет. Узнавал, кому особенно остро нужна помощь. Особенно стал хлопотать и просить за раненых перед местными ханами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оказалась, многие не вернулись с той битвы у реки. Сотники ушли служить кто другим ханам, а кто и к новому темнику. Десятникам да простым воинам пришлось туго — обобраны и одеты теперь были как нищие. Кто имел коня — потерял коня, у кого были жена и дети — отданы были в рабство. Попавших в рабство Ногай обещал выкупить и даровать им свободу, лишь только вернет себе имя.