Зеркальная месть - Сергей Бакшеев

Узнав Коршунова, глаза пенсионера засветились, а морщинки на лице приобрели добродушный вид.

— И долго ты здесь дежуришь? — хитро улыбнулся Калюжный, сев перед раскрытыми газетами за дальний стол читального зала.

— Я надеялся на встречу с вами, — честно признался Коршунов и незаметно включил спрятанный в кармане диктофон.

Калюжный посерьезнел.

— Я слышал о твоих проблемах, Кирилл, но вряд ли смогу помочь. Сам понимаешь, какие у пенсионера возможности.

— Егор Петрович, в Высшей школе КГБ вы учились вместе с Рысевым?

— Мы одногодки. Сначала на одном курсе, потом бок о бок в Конторе, ну а дальше ты знаешь. Он вверх пошел, а меня на обочину.

— Меня интересует давнее время, первое сентября семьдесят пятого года. В этот день у вас началась учеба на третьем курсе.

Калюжный прикинул и кивнул:

— Да. Третий курс. Всё верно.

— Егор Петрович, вы помните, что-нибудь особенное про этот день?

— А что там особенного. Ребята приехали после каникул, кто за пару дней, а кто накануне вечером. Обменивались новостями, шутили, выпили за встречу. А утром общее построение. Ты вот что, Кирилл. Со мной можешь без предисловий. Что тебя интересует конкретно?

— Как выглядел Рысев в тот день?

— Рысев? — Калюжный задумался.

— Была ли у него травма?

— А, точно! Мы же его Щорсом прозвали.

— Почему Щорсом?

— Песня такая была про героя гражданской. «Глова обвязана, кровь на рукаве…» У Рысева пластырем голова была залеплена. Под фуражкой не видно, а в общежитии не скроешь.

— Как он объяснял эту травму?

— Что-то про девушку говорил. Защищал от хулиганов и по голове бутылкой получил. Только это всё брехня.

— Почему вы так решили?

— Да ты, Кирилл, сам посуди. Рысев высокий, в драке его по голове бить не сподручно. «Розочкой» могли в живот пырнуть или по рукам. Но нас тренировали на этот случай. Подготовка была многосторонней, не то, что сейчас. Против хулиганья с бутылкой он бы справился.

— Долго заживала его травма?

— От пластыря он быстро избавился, чтобы не дразнили. И зря. Шрам заметный остался. А в нашей профессии так: чем меньше характерных примет — тем лучше. Но до генерала, видишь, он дослужился, а не я… — Калюжный вздохнул, потер лоб. — Мне кажется, именно в те дни что-то поменялось в Олеге Рысеве. Он стал скрытым, целеустремленным, заряженным на карьеру.

— А ранняя женитьба карьере помеха?

— Это смотря на ком. Если на дочери генерала или члена ЦК, то очень даже полезна.

— А если на девушке с судимостью?

— Что? Это невозможно. У нас же особая организация. Невест утверждало начальство. Будущая супруга должна была заполнить анкету, где указать не только сведения о себе, а также о своих родителях, братьях и сестрах. Данные проверялись. Если у кого-то судимость, или родственники за границей, то всё, прощай карьера. А ты говоришь, жена с судимостью. Исключено!

— Даже если девушка в положении или уже родила?

— По молодости, по глупости всякое бывает. Но мы понимали, что к чему. Если девушка соответствует требованиям, надо жениться. Иначе напишет в партком Вышки, и тебя вышибут за аморалку. Но с таким клеймом, как судимость — вариантов нет.

Коршунов сложил газеты, собираясь прощаться. Разрозненные звенья догадок стали сплетаться в единую цепочку.

— Спасибо, Егор Петрович, вы помогли мне.

— Да? Вот уж не думал, что старые воспоминания что-то значат в твоем положении.

— Мне пора.

— Кирилл! — Калюжный остановил Коршунова за рукав. — Я понимаю, ты не договариваешь, но скажи мне основное. Ты против Конторы или против Рысева?

— А это не одно и то же?

— Нет.

— Если честно, я защищаю любимую женщину.

— Для этого надо создать Рысеву проблемы?

— У нас нет другого пути. Или мы — или он.

Калюжный понимающе кивнул.

— Запиши мой телефон, и обращайся, если что. В борьбе с Рысью я на вашей стороне.

— Говорите. Я запомню.

Диктофон зафиксировал номер отставного полковника.

45

Я дважды прослушиваю запись беседы Коршунова с бывшим чекистом Калюжным. Моя догадка подтверждается, но это не приносит ни радости, ни гордости. Унылая тоска с новой силой плющит душу.

— Саша Демьянов не виноват. Его расстреляли ни за что. Это Рысь убил мою маму и бабушку.

Стоявший рядом Кирилл садится ко мне на диван и обнимает за плечи.

— Справедливый суд нам обещают только на том свете.

Я вспоминаю свое безрадостное интернатское прошлое и крах, обрушивший мою жизнь.

— Если бы не он, я жила бы с мамой. У меня сложилась бы совсем другая жизнь. Я не стала бы чертовым киллером, не умела бы стрелять, а готовила борщи и нянчила детишек. Рысь убил не только маму и бабушку. Он убил меня, ту другую, которой я могла бы стать. — Я не в силах сдерживать слезы и зарываюсь лицом в мужское плечо. — Зачем он это сделал?

Коршунов отвечает не сразу.

— Я думал… Мотив напрашивается только один.

— Рысев мой настоящий… — Я не договариваю. Ком в горле мешает закончить фразу.

— Сама посуди, Рысев и твоя мать одноклассники. Они хорошо знали друг друга. В августе семьдесят четвертого Рысев мог приехать в Валяпинск на каникулы, и…

Я сбрасываю с плеча руку Кирилла и вскакиваю.

— Не верю! Я и Рысь… Это совершенно не вписывается в наши взаимоотношения! Если бы это было так, то тогда… тогда бы он не посылал меня… — Мои руки, выписывающие эмоциональные круги, беспомощно опускаются. — Я хочу убедиться. Мне нужны доказательства.

Коршунов долго смотрит на меня. Сочувствие в его глазах сменяется озабоченность.

— Есть только один верный способ узнать правду.

Кирилл включает на диктофоне последнюю минуту разговора с Калюжным и берется за телефон.

46

Егор Петрович Калюжный вышел в отставку в звании полковника ФСБ восемь лет назад. Начинал он оперативником, часто ездил в командировки по стране, быстро продвинулся до подполковника, и его перевели на кабинетную работу. В качестве руководителя следствия по особо важным делам он неплохо проявил себя и, хоть и с задержкой, получил звание полковника. Тут то и выяснилось, что в тесной очереди за генеральскими лампасами требуются особые навыки. Калюжного стали воспринимать как конкурента на весьма ограниченное число генеральских должностей.

И начались у полковника проблемы. Он позже других получал информацию, зачастую искаженную, его просчеты раздувались перед начальством до глобальных ошибок, а успехи низводились к заурядной работе. Венцом интриг стала утеря совсекретных документов. Хорошо, что Коршунов выручил, а то полковник во избежание позора подумывал руки на себя наложить.

Пережив фатальный стресс, Егор Петрович догадался, кто источник его неприятностей, но в силу характера без полноценных улик не мог прямо заявить об этом. Он сдался, предпочтя подковерной борьбе за генеральское звание спокойную старость. И вот появилась возможность поквитаться с коллегой подлецом.

Услышав телефонную просьбу Коршунова, Егор Петрович всколыхнул в памяти оперативные навыки и направился на задание.

Его путь лежал в ведомственную поликлинику, где помимо действующего состава обслуживались и отставные офицеры ФСБ в звании не ниже полковника. Получив в регистратуре медицинскую карту, Егор Петрович по-старчески забрюзжал, что потеряны результаты пункции спинного мозга, а второй раз болезненную процедуру он проходить не намерен. Медсестра, как ни старалась, бумажку с несуществующим заключением не нашла.

— Выпала, наверное. Или не туда сунули, — раздувал скандал Калюжный. — Я помню, как она выглядит. Дайте, я сам найду, или буду жаловаться!

Дело было в обеденных перерыв, и медсестра, опустив жалюзи, пустила настырного посетителя в регистратуру. За годы работы в спецполиклинике она усвоила, с фээсбэшниками, даже бывшими, лучше не конфликтовать, кто их знает, какие у них возможности, чтобы испортить жизнь.

Калюжный покопался около своего стеллажа с литерой «К» и, выждав момент, обернулся к стеллажу с буквой «Р». Медкарту генерала Рысева он нашел быстро, перелистал и сунул во внутренний карман нужный вкладыш.

— Ну, что нашли? — обернулась медсестра с сосиской на вилке.

— Старый я пень. Забыл, что анализ у доктора. Вот вам, к чаю, милая, возьмите за беспокойство. — Калюжный выложил перед медсестрой плитку дорого шоколада и покинул регистратуру.

— Не спинной мозг тебе надо лечить, а головной, — пробурчала медсестра вслед посетителю.

Удалившись от поликлиники, Калюжный нашел телефон-автомат и сообщил Коршунову об успехе. Трубку он держал в перчатках, говорил через натянутый до носа шарф и чувствовал себя помолодевшим лет на тридцать.

Через два часа Кирилл Коршунов сдал распечатку с анализом ДНК Рысева Олега Владимировича в лабораторию, в которой два месяца назад было установлено, что Николай Субботин действительно приходится кровным сыном Светлане Демьяновой. В обоих случаях настоящие имена были заменены на вымышленные.