Характерные черты французской аграрной истории - Марк Блок

Возьмем для сравнения конкретный пример. Деревня Тиэ (Thiais), к югу от Парижа, принадлежала (по крайней мере с периода правления Карла Великого и до революции). монахам аббатства Сен-Жермен-де-Пре (Saint-Germain-des-Près). При Карле Великом большая часть владельцев свободных мансов была обязана здесь тремя рабочими днями в неделю (из них два дня — на пахоту, если она имела место, один — на ручные работы), кроме того, они обязаны были обработать под свою полную ответственность четыре квадратных перша (13–14 аров) сеньориальной земли на озимом поле и два перша на яровом и, наконец, выполняли по воле сеньора извозную повинность. Для некоторых других мансов продолжительность ручных работ устанавливалась сеньорами произвольно. Что касается рабских мансов, то с каждого из них требовались обработка четырех арпанов (35–36 аров) монастырского виноградника, а пахота и ручные работы «по получении приказа». В 1250 году эта местность была освобождена от серважа; по этому случаю ей была дарована хартия, содержавшая общий регламент повинностей. Уничтожены были только обязанности, связанные с серважем. Другие были просто записаны в соответствии с обычаем, который считали древним, но который на деле сложился лишь в начале века. Никаких следов обработки участками. Каждый держатель обязан был аббатству барщиной: один день в году на покос и, если он имеет тягловый скот, девять дней пахотных работ[84]. Следовательно, десять дней в году для держателей, наиболее отягощенных повинностями. Ранее держатели, наиболее защищенные от произвола сеньора, обязаны были отработать на него сто пятьдесят шесть дней в году. Правда, такого рода сравнение не совсем точно. Мане мог иметь в своем составе много семей. В 1250 году, напротив, барщину обязан был нести, по-видимому, каждый глава семейства. Но если даже предположить, что на каждом мансе в среднем сидели только две семьи (чего в действительности не было), разница остается огромной.

Иногда перемены были еще более значительными. Две хартии, регламентировавшие обычаи и копировавшиеся в XII веке повсюду, в конце концов получили широкое распространение во многих областях. Это были хартии Бомона в Шампани и Лорриса в Гатинэ, которые не содержали больше никаких принудительных земледельческих работ. Правда, в противоположность им, в некоторых местных кутюмах серв еще считается «обязанным барщиной по воле сеньора» (corvéable à merci), как и каролингский servus, но эти случаи крайне редки, и, вероятно, они лишь пытаются утвердить принцип, на практике достаточно лишенный смысла. Зачем сеньору такое количество рабочих дней? Мы увидим, что, как правило, они не нужны ему. Пример с Тиэ (Thiais), несомненно, является обыденным и нормальным случаем. Обработка участками исчезла полностью. Поденная работа еще существует, но и она сведена к минимуму. И этот достигнутый к 1200 году этап был почти окончательным. Таким был обычный распорядок барщин при Филиппе-Августе, таким он остался в основном еще и при Людовике XVI.

Априори возможны два объяснения этого невероятного уменьшения земледельческой барщины: или сеньор нашел новый источник рабочей силы для обработки своего домена, или же он свел к минимуму сам домен[85].

Первому предположению противоречат факты. Действительно, где мог найти сеньор рабочую силу, не считая барщины? В рабстве? Оно окончательно умерло, ибо рабов невозможно было достать. Конечно, войны не прекратились. Но уже считалось немыслимым, чтобы война христиан с христианами доставляла рабов. Религиозное учение признавало всех приверженцев христианского общества (societas Christiana) членами одного и того же Великого Града, которые не могут порабощать друг друга, оно запрещало обращать в рабство пленников, за исключением неверных или — иногда с некоторым колебанием — схизматиков. По этой причине в средние века рабы встречались в большом количестве лишь в тех местах, куда их, печальных жертв набегов, совершавшихся вне христианского или вне католического мира, легко было доставлять: на восточной границе Германии, в Испании периода Реконкисты в тех странах Средиземного моря, где корабли выгружали для рынков пестрый человеческий скот — африканских негров, «смуглых» мусульман, греков и русских, похищенных татарскими или латинскими корсарами. Само название esclave, заменившее старое слово servus в его первоначальном значении (смысл которого, как мы знаем, изменился), является лишь этническим термином; esclave (раб) или slave (славянин) — это одно и то же. Сам язык указывает на происхождение тех несчастных, которым пришлось окончить свои дни в германских пограничных замках или в услужении у итальянских горожан. Следовательно, во Франции XII века (оставляя в стороне некоторые единичные случаи) рабство существовало еще только в среднеземноморских провинциях. Но даже там — в отличие от некоторых иберийских районов, например Балеарских островов, — людской товар был слишком редким и слишком дорогим, чтобы его можно было широко использовать на полевых работах. Рабов использовали в качестве слуг, служанок или наложниц, но совсем или почти совсем не использовали как батраков и батрачек.

Что касается сельскохозяйственного наемного труда, то он, конечно, никогда не утрачивал полностью своей подсобной роли. По мере роста населения его значение, по-видимому, даже возрастает. Некоторые монашеские ордена, особенно цистерцианцы, прибегнув сначала для разрешения проблемы рабочей силы к созданию особой группы монахов низшего звания (братьев-конверсов), в конце концов решились после этого обратиться в довольно широких масштабах к наемному труду. Но чтобы обработать с помощью этих работников сеньориальные домены, сходные по величине с mansi indominicati прежних времен, нужен был многочисленный сельский пролетариат. Его, конечно, не было и не могло быть. Франция, хотя и более населенная, чем прежде, не была перенаселена; при отсутствии всякого серьезного технического прогресса работа на старых держаниях и на тех, которые возникли в период больших расчисток, продолжала занимать большое количество рабочих рук. Наконец, в силу общих экономических условий крупным предпринимателям было трудно содержать или оплачивать многочисленных рабочих.

Несомненно, сеньоры допустили такое сокращение земледельческой барщины лишь потому, что они либо примирились с уменьшением своих доменов, либо сами осуществили его. Поля, в свое время доверенные держателям для обработки участками, постепенно были включены (Эдмон Перрэн прекрасно показал, как это происходило в Лотарингии{82}) в держания тех людей, которые первоначально обязаны были их возделывать. Что касается более значительной части первоначального домена, обрабатывавшейся поденно, то из одной ее части были созданы мелкие фьефы для вооруженных вассалов, которых знатные бароны X–XI веков вынуждены были содержать в большом количестве{83}. Эти воины в свою очередь поспешили, очевидно, зачастую раздать свои участки крестьянам, которые платили им повинности. Другую, самую значительную часть домена сеньор сам уступил держателям из числа старых жителей или новым поселенцам. Часто держатели должны были платить за это пропорциональную часть урожая (обычно от одной трети до одной двенадцатой), которая называлась champart («часть урожая»), terrage или agrier. Земли, с которых поступали повинности этого типа, были в каролингскую эпоху очень редким явлением, а для капетингской Франции, напротив, довольно частым. Этот контраст можно объяснить лишь тем, что большинство парцелл, обязанных подобными повинностями, возникло в результате нового распределения земли. Этим же объясняется и особый юридический характер, присущий во многих местах держаниям по шампару. Сначала сеньоры отнюдь не считали раздробление своих доменов окончательным. Монастырь св. Эверта в Орлеане, реорганизовавший около 1163 года, как управление имуществом, так и свою духовную жизнь, сначала не счел возможным обрабатывать «своим собственным плугом» свои земли в Булэ (Boulay) и передал их крестьянам. Затем каноники сочли более выгодным самим эксплуатировать эти земли и добились разрешения Людовика VII и папы Александра III вернуть те земли, которые они передали крестьянам{84}. Следовательно, шампар — типичная для новых земельных раздач повинность — в принципе часто считалась несовместимой с наследственностью держания. В Турени, Анжу и Орлеанэ юристы XIII века еще признавали за сеньором право присоединять к своему домену поля, единственную повинность которых составлял терраж{85}. До 1171 года на шампарных землях Митри-Мори (Mitry-Могу), в сеньории Собора парижской богоматери, владельцы могли меняться по желанию каноников; аналогичные земли в Гарше ((larches) в сеньории Водуана дАндильи (Beaudoin dAndilly) вплоть до 1193 года вовсе не передавались по наследству; кутюмы деревни Боре (Borest) в Валуа (Valois), записанные в течение XIII века, содержат постановление, согласно которому в случае продажи этих земель сеньор ничего не получает, «так как в старину никто не имел на них права наследования{86}». Но не будем заблуждаться (примеров достаточно, чтобы напомнить нам об этом): на практике наследственность устанавливалась постепенно — путем определенных соглашений (как в Митри-Мори или в Гарше) или в силу давности (как в Боре). Сеньоры мирились с этим процессом или не мешали ему. Крупные домены перешли в конечном счете к крестьянам именно в форме вечных держаний, похожих в основном на старинные держания. Во многих сельских местностях некоторые картье, издавна раздробленные подобно соседним на множество мелких парцелл, еще и сегодня носят такие названия, как «барщина» (Les Corvées), вызывая в представлении далекие времена, когда они входили в состав домена и обрабатывались принудительным трудом держателей.