Расколотое небо - Кори Маккарти

Когда будильник зазвенел снова, она спрыгнула со своей кровати на трясущихся ногах и отключила его. Пиппин похрапывал. Шишка у нее на голове болела от прикосновения, но это было гораздо легче терпеть, чем мысль о том, что она это заслужила.

– Небрежность, – прошептала она.

Тристан сказал ей, что она плохо летает, когда злится, но все было гораздо хуже. Чейз плохо летает, когда испытывает любые эмоции: она ни на что не способна, когда чувства берут над ней верх. Когда именно она разобьет «Дракона», обидевшись на Пиппина или разозлившись на Стрелу? Завтра? Во время испытаний?

Ей необходимо вернуться к тому, как она летала до появления «Феникса». Стать холодной, четкой и чистой.

Ни о чем не заботиться.

Найти Тристана оказалось нетрудно. Трудно было застать его одного. Кадеты окружали его в перерывах между занятиями и в столовой. Вокруг него постоянно роились почитательницы – сама Чейз раньше тоже была объектом такого внимания как Никс.

Хотя с появлением Стрелы Никс вышла из моды.

Это вызывало у нее не столько ревность, сколько любопытство: почему симпатии ее однокашников переключились на канадца? С другой стороны, Тристан помнил, как их зовут. Он спрашивал, откуда они, интересовался, чего они хотят добиться. Он связывал себя с ними. Ох, похоже, это требует таких трудов…

В конце концов Чейз обнаружила его в ангаре во время свободного часа: он разговаривал с «Фениксом» точно так же, как она порой говорила с «Драконом».

– «Феникс» девочка или мальчик? – спросила она.

Он повернулся и настороженно посмотрел на нее.

– Мальчик. А твой?

– «Дракон» – это дракон, – ответила Чейз.

Она забралась на верхнюю площадку трапа, чтобы оказаться подальше от Тристана. Она повернулась спиной к кабине «Феникса» и осмотрела «Дракона». В отличие от двух других «Стрикеров», серебряная шкура ее малыша была погнута и побита, зеркальный блеск пропал под пятнами заплат и царапинами. Наглядный список промахов Чейз. Ее отражение на металле было пятном формы и встопорщенным клоком неопрятных темных волос.

Тристан посмотрел на нее снизу вверх.

– Пришла за реваншем?

Чейз перегнулась через перила и посмотрела на него. Она пришла извиниться за драку. Уладить все так, чтобы между ними не было враждебных чувств… никаких чувств. Она не ожидала, что найти слова окажется так трудно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Он подкрутил какой-то механизм в машинном отсеке.

– Один из индикаторов стабилизации стал мигать. Проверяю, в чем дело: в сенсоре или в самом механизме.

– Кто тебя научил это делать? Меня к двигателю не подпускают.

– Адриен. – Он вытер испачканные смазкой руки ветошью. – Вообще-то не положено было, но я был очень внимателен. Она немного странная, как все эти гении. Уж ты-то знаешь. У тебя есть Пиппин. – Он улыбнулся – и его улыбка ее прошибла. Она отвела взгляд. – И к тому же если я собираюсь летать на птичке, то хочу знать, почему она держится в воздухе.

– Это Адриен создала «Стрикеры», да? – Чейз обдумывала эту вероятность с момента появления здесь этого пожилого инженера. – А я считала, что они исключительно американские.

– Твоя любовь к «Дракону» изменится, раз ты узнала, что он – иностранец?

Наверное, он поддразнивал Чейз, но она ответила совершенно серьезно:

– Нет. Но это меняет мой взгляд на весь проект. Канада обратилась к Америке, несмотря на опасность, что это привлечет к себе внимание Жи Сюнди. Тут целый клубок обманов – и теперь под угрозой оказались две страны.

– Посмотри на это вот как, – он облокотился на перила трапа, глядя на нее с земли, – Канада имела мощное оружие, и потому мы искали мощную руку, которая бы его держала. Вооружение без людских ресурсов – это ничто. И кроме того, мы пытались помогать Америке еще с Тайваня. Хотя, по словам кадетов «Звезды», в США это так не ощущают.

– Мы, американцы, хорошо умеем убеждать себя, что находимся в одиночестве. Мы готовы шествовать с этой истиной по улицам. Жисюндинцы сыграли на этой слабости, изолировав нас.

Тристан поднялся по ступенькам трапа и сел рядом с ней. Она отодвинулась подальше и вцепилась в перила.

– Я пришла сюда извиниться, – сказала она, не глядя на него. – Ты пытался помочь мне во время той гонки, а я… я этого не поняла. Впредь я буду внимательна.

Он скрестил руки на груди.

– Мне надо было включить запись? Похоже, Никс нечасто признается, что была неправа.

Чейз с трудом сдержала ухмылку.

– Это ты про Сильф подумал. Я постоянно бываю неправа. Просто обычно это происходит так быстро, что никто не замечает.

Она имела в виду полеты, но у ее фразы оказалось другое значение. Чейз и на земле слишком быстрая. Слишком быстрая с людьми. Но с другой стороны, замедление делает тебя уязвимой. Как сейчас.

Что происходит? При каждом разговоре с этим парнем она изливает свои чувства!

– Мне пора, – сказала она, но он схватил ее за руку.

– Никуда тебе не пора.

– Ты понятия не имеешь, что мне надо сделать.

– Ну, так я не приму твоих извинений, пока ты не объяснишь, что значит «за смелость платим».

Она высвободила свою руку и покосилась на него.

– Мне не важно, примешь ли ты мои извинения.

На самом деле ей это было важно. Она остро это ощущала. Она была идиоткой… плохим пилотом. А это – единственное, кем ей непозволительно быть в «Звезде».

Он посмотрел на нее, подняв брови, словно все это знал, – и стал ждать ее ответа.

– Эти слова… «за смелость платим»… это папа сказал мне в тот день, когда я заработала вот это. – Она продемонстрировала шрам у себя на руке. – Я пыталась пройти тренировочное минное поле для новобранцев у него на базе. У меня не получилось.

– И что было потом?

Она чуть было по привычке не отрезала: «А это не твое дело». Только вот ей вроде как хотелось все рассказать. Этот Тристан своими невинными вопросами и неосуждающими взглядами принес в ее жизнь такое вот освобождение. Если бы только ей удалось разговаривать с Пиппином так, как она открывается с Тристаном!

Она встретилась взглядом с Тристаном – медленно. Осторожно.

– Я почти истекла кровью. Мне пришлось делать переливание. А очнулась я уже в нескольких тысячах километров. Снова в квартире моей мамы. – Чейз вспомнилось ощущение дезориентации, бинты – и пересохшие слизистые от висящего в воздухе дыма. – В следующий раз я разговаривала с ним…

– Несколько недель назад?

– Это настолько понятно? – Она глубоко вздохнула. – Я была ему там не нужна с самого начала. Понятия не имею, с чего он меня пригласил. – Чейз сопоставила все события, которые привели в ее жизнь Торна. А потом оказалось, что она заново их переживает. Вслух. – Через шестнадцать лет после бомбардировки Филиппин какой-то идиот-журналист купил имя пилота, сбросившего ту бомбу. Я не знала, кто мой отец, пока не увидела его по телевизору: он говорил ту речь.

Она бросила взгляд на Тристана. Тот медленно кивнул, показывая, что знает, о чем она говорит.

«Я горжусь тем, что послужил своей стране настолько основательно», – сказал Торн, демонстрируя идеально стальной взгляд. Может, Чейз посчитала бы его чудовищем вместе со всеми остальными, вот только у нее рядом уже было одно чудовище, дымившее, словно фабричная труба.

– Дженис свалилась с дивана, когда его увидела. Прожгла сигаретой ковер.

– Дженис?

– Моя мать. Она велела мне ему написать. Хотела получить денег, а у него на мундире было столько блестящих звезд! – Чейз пожала плечами. – Я сказала ему, что хочу стать пилотом, и он угнал мою мечту. Муштровал меня все лето, словно собирался помочь попасть в армию, а потом вернул обратно, когда я провалилась.

Она глубоко вздохнула и заполнила те пробелы, о существовании которых даже не подозревала.

– Вот и вся моя мелкая трагедия. Вчера я не хотела ставить жизнь Пиппина под угрозу. Просто порой у меня появляются… слепые пятна. – Она скрестила руки на груди. – Я знаю, как стать лучше.

Но сначала ей надо заткнуться. Почему это так сложно? Она поднесла руку к голове – и одновременно это сделал Тристан. Их пальцы встретились на ее шишке. Прикосновение к Тристану не вызывало удара током. Нисколько. Все было гораздо хуже: это было приятно. Ей пришлось бороться с желанием положить голову ему на плечо и замереть.

– Извини, что отключил тебя, – сказал он. – Я пытался не испортить тебе лицо.

– Очень зря. Если бы ты меня изуродовал, то заработал бы у Сильф очки.

– Сильф меня жутко пугает. И Ромео тоже, хоть он по-прежнему ею интересуется. Нет ничего более пугающе-манящего, чем блондинка-амазонка.

– Сильф была бы рада это услышать. Бунтарь зовет ее «пилот истребителя Барби».

– Лучше не скажешь. А как насчет тебя?

Она потерла ботинки носок об носок.

– Мне Бунтарь дает более противные прозвища.

Он попытался замять неловкость, что было довольно мило.