Там, за рекою, — Аргентина - Иржи Ганзелка

Несколько лучше жилищные условия в Саэнс-Пенье. Но здесь живет лишь незначительная часть колонистов. Основная же масса поселенцев занимается земледелием и хлопководством.

Климат Чако не имеет абсолютно ничего общего с климатом Буэнос-Айреса, с той противной влажностью зимних месяцев, которая отравляет жизнь в столице. Зато в Чако есть другой мучитель: тончайшая пыль, наполняющая воздух именно в зимние сухие месяцы. Она проникает сквозь запертые окна и двери, образует над горизонтом постоянную пелену сухого тумана. Не много радости доставила бы эта пыль нашим астрономам-любителям! И все же в течение нескольких недель мы могли добрую четверть часа перед заходом солнца рассматривать в бинокль солнечный диск и наблюдать на нем интересные скопления пятен. Без светофильтров, без дымчатых стекол, не боясь ослепнуть. Слоя чакской пыли для этого было вполне достаточно!

Но гораздо неприятнее, чем пыль, резкие изменения температуры. В учебниках географии Чако значится как полюс тепла Южной Америки. В полдень теплый северный ветер с экватора поднимает ртуть до сорока в тени, а через несколько часов южный ледяной памперо, беспрепятственно гонимый через ровную пампу из Антарктиды, сбивает ее до десяти градусов. Столь резкая смена температур не проходит бесследно. От гриппа и ангины люди в Чако страдают больше всего именно в жаркие месяцы года.

Подобным же бичом, на первый взгляд не понятно почему распространенным в этих местах, является ревматизм.

В октябре начинаются жаркие летние месяцы и продолжаются вплоть до марта, апреля. В январе и феврале жара достигает максимума, иногда превышая 40 градусов в тени. В эго время спят под открытым небом на катрес — складных кроватях из кожаных ремешков, — потому что в комнате спать невозможно. Но и в этом случае ложатся в постель лишь после полуночи, когда жара несколько спадет. Поэтому наибольшее оживление за столиками в кафе, расставленными прямо на мостовой, начинается около десяти вечера и кончается в два-три часа ночи.

Взрослые потягивают красное вино — кебрачо — с содовой водой или пиво с плавающими в нем кусками льда, играют в карты или в домино, стараясь как-нибудь убить время.

А ребятишки либо лазают здесь же под столом, либо устало бегают по улице. Потом дома, рядом с кроватью, снабженной противомоскитной сеткой, включается вентилятор на всю ночь до утра.

А поскольку спят либо в одном тонком белье, либо вовсе без него, то ангины, простуды и ревматизмы здесь в порядке вещей.

Этот мрачный перечень чакских бедствий не обходится без пресловутых винчук и польворино. Винчуки — это нечто вроде летающих клопов, длиною примерно в 2 сантиметра. На свои жертвы они нападают только ночью, неслышно садятся, неслышно улетают. Укус их вызывает невероятный зуд, приводящий человека в исступление. Но, пожалуй, еще хуже польворино — мелкие мушки, от которых не спасает даже противомоскитная сетка. После их укуса появляется красная сыпь, которая жжет, как огонь.

Одна из соотечественниц пишет об этом в «Чакской книге воспоминаний»:

«Хуже всего бывало в сырую погоду. Польворино было столько, что мы не находили никаких средств от них. Целыми ночами мы бегали по пампе, а однажды в отчаянии даже влезли на крышу — сперва я, а за мной плачущие дети. Но и это не помогло, польворино кусали, как бешеные».

Влияние всех этих бедствий сильнее всего сказывается на детях. Они сплошь выглядят старше, чем в действительности. Они быстро взрослеют, становятся очень нервными. Им не хватает витаминов, минеральных солей; недосыпание и жара изматывают их. На чакрах к этому прибавляется еще и одиночество. Когда молодой учитель чех Вондровиц начал работать в Трес-Ислетас, он долгое время добивался, чтобы к нему в класс ходил один четырнадцатилетний парнишка. На одинокой чакре этот мальчик никогда не сталкивался с посторонними людьми и боялся каждого незнакомого человека. Исподлобья он наблюдал с порога за учителем и каждый раз убегал, когда тот пытался к нему приблизиться. Когда же после долгих усилий учителю все же удалось привести его в класс, он вел себя как пойманный зверек и в конце концов все-таки убежал через окно. Среди учеников была шестнадцатилетняя девочка, которая никогда в жизни не видела поезда. Когда родители привезли ее в Саэнс-Пенью, она в испуге удирала от автомобилей, а увидев однажды рекламную машину с репродуктором, прибежала к матери и спряталась у нее под юбкой.

Если эти строки прочтет кто-нибудь из чаконцев, который простился с Чако и навсегда вернулся на родину, возможно он скажет:

— А ведь не всегда было так плохо, находилось у нас время и для развлечений.

Еще бы! Как гласит поговорка: время ранит, время же и лечит. Плохое легче забывается, чем хорошее. Однако когда мы вот так посиживали среди чаконцев. там, у них в Чако, и когда случалось им разговориться, предаться воспоминаниям, право же, редко эти воспоминания были радостными!

— Знаете, каждый, кто к нам сюда заезжает, просто удивляется, как мы смогли все это выдержать, — сказал нам однажды старый моравский чакреро, у которого за спиной была почти четверть века жизни в Чако. — Но человек способен выдержать больше, чем животное. Сколько раз уже все казалось так безнадежно, что любой впал бы в отчаяние. Вы же знаете, ведь хлопок — это лотерея. Уродится — в кармане зазвенят песо, а назавтра опять в долгу, как в шелку. Почти все, что есть у тебя, не твое, но ты ставишь на карту последнюю рубашку. Была не была! Можетбыть, через год станет лучше, выберусь из этого отчаянного положения и снова встану на ноги! Поверьте, эта капля надежды на то, что, быть может, снова повезет, — она нас всех по очереди удерживает над водой…

Ничего больше не остается, как удивляться такому человеческому упорству. Изнурительная работа, чужая среда, чертовские капризы климата, одиночество, жалкие крохи культуры и развлечений, нехватка воды, жара, назойливые насекомые, постоянное душевное напряжение, постоянная борьба за каждый миллиметр воды. Если выпадет мало дождей, хлопчатник не взойдет, а то даже не удастся его и посеять. Если же выпадет много, то весь он уйдет в стебли, не даст цветов или сгниет на корню. И потом этот вечный страх, не свалится ли на твою голову перед самой уборкой какая-нибудь беда. Не упадет ли цена на хлопок!

— Да что и говорить! Если бы вы знали, сколько народу привело уже чако в сумасшедший дом!

К сожалению, доказательств было немало.

Однажды мы сидели с друзьями в ресторане на калье Досе, допивая кофе, и уже собирались уходить, когда вошел пожилой человек в сером костюме военного покроя.