Равнина Мусаси - Куникида Доппо

— Да что ты говоришь! — возмутилась Сатако и нахмурила брови.

— А почему же мне иногда кажется, что у Синдзо такое же лицо, как у этого духа?

Вот почему она уговаривала меня молиться Фудо-сама. Но так как я не умею притворяться, то вместе с Сатако попытался уверить её, что никаких духов не существует. Всё было бесполезно. Мать твёрдо верила и нисколько не сомневалась. Мы в конце концов решили, что ей лучше поселиться в Камакура, там ей будет спокойнее, и, уговорив её, в мае этого года переехали сюда на дачу.

6

Синдзо Такахаси замолчал и поднял голову, провожая печальным взглядом последние лучи солнца. Ему было, видимо, очень тяжело, и он быстрым движением осушил ещё одну рюмку.

— У меня не хватает духа подробно рассказывать о том, что было потом, я только вкратце передам факты, а об остальном вы сами догадаетесь.

Тёща, Умэ Такахаси, оказалась моей родной матерью. Сатако — жена — родной сестрой. Только отцы у нас были разные. Что же это, по-вашему, если не игра судьбы? Этого не объяснишь законом причины и следствия. А если этот случай можно подвести под какой-нибудь закон, то это жестокий закон, и я заранее ненавижу его.

Я вам кратко расскажу, как мне всё стало известно. Спустя месяц после того, как мамаша переехала в Камакура, мне по судебным делам пришлось поехать в Нагасаки. По дороге я решил заехать в Ямагути и Хиросима. Когда перед отъездом я посетил мамашу и рассказал ей о предстоящей поездке, она почему-то разволновалась и попросила меня не заезжать в Ямагути. Я обещал ей, но мне очень хотелось повидать могилы родителей, и я нарушил обещание.

В Ямагути я без труда отыскал храм. О нём мне рассказал ещё Оцука. Но почему-то мне удалось найти только могилу Баба Кинноскэ. А могилы матери, которая, по рассказам, тоже умерла, нигде не было видно. Мне показалось это странным, и я спросил о ней у старого священника. Я не сказал, что довожусь ей сыном, и благодаря этому узнал правду.

Он рассказал, что могилы жены Баба Кинноскэ, которую звали О-Нобу, здесь не может быть, так как она и не думала умирать. Во время болезни Кинноскэ она связалась с его учеником в го, братом какого-то богатого купца, бросила больного с грудным ребёнком и скрылась с любовником, не подумав даже о том, что это ускорит смерть мужа.

Священник ещё рассказал мне, что больной проклял мать и перед смертью поручил ребёнка своему другу Оцука Годзо.

Но никто не знал, что Такахаси Умэ и есть та самая О-Нобу. У меня тоже не было точных доказательств, но как только старик рассказал мне про неё, я сразу понял, что это и есть моя тёща.

Я хотел умереть там же, в Ямагути. Что у меня тогда творилось на душе! Если бы хватило решимости покончить с собой, я был бы счастливее.

И всё же я вернулся. Во-первых, я хотел получить точные доказательства, во-вторых — увидеть Сатако. Сатако моя сестра, и поэтому наш брак безнравствен, но я никак не мог смотреть на неё как на сестру.

Нет ничего удивительнее человеческого сердца! Сознание того, что это безнравственно, не помогло преодолеть любви к ней. Вот почему, как я говорил вам, наша любовь заставляет меня страдать.

Обнимая Сатако, я плакал. Как я плакал! Я стал вроде матери — полусумасшедшим. А это было для Сатако новым испытанием. Всё это для неё страшно загадочно. Она совсем потеряла голову. Похоже, что она, как и мать, поверила в злого духа и теперь дома в Иокогама вместе с ней молится Фудо Мёо. Сатако не знает, что это за злой дух, но уверена, что из-за него страдаем мы с матерью, и пытается искренней молитвой помочь матери и мужу.

Я стараюсь не встречаться с матерью. Она тоже не испытывает большого желания видеть меня. Ведь в её глазах я похож на злого духа. Ещё бы, я его сын!

Я должен был бы любить её, так как всё-таки она моя мать. Но стоит мне вспомнить, что она бросила умирающего отца и меня вместе с ним ради любовника, во мне поднимается ненависть. У меня в ушах звучит предсмертное проклятие отца, будто я вижу, как он, измождённый, приподнимается с трудом и прижимает к груди ребёнка, а в глазах его слёзы, мужские слёзы. И вот когда я всё это себе представляю, в меня действительно вселяется злой дух.

Спускаются сумерки, я как будто цепенею, зрачки расширяются, дышу тяжело, возбуждённо и злобно смотрю на небо. Здесь убежала бы не только мать. А она, если бы увидела, упала бы в обморок.

Но когда я вспоминаю про Сатако, исчезает и злоба, и ненависть, остаётся лишь безграничная печаль, и на дне этой печали любовь борется с отчаянием.

Как-то в сентябре я, который раньше не брал капли в рот, что бы ни случилось, напился до бесчувствия и, несмотря на уговоры Сатако, валялся посередине комнаты на полу, распластавшись, как краб. Неожиданно из Камакура приехала мать. Она тут же прошла к себе и позвала Сатако. Я, хоть и был пьян, понял, что это неспроста.

Прошёл целый час, прежде чем Сатако вернулась. Лицо её было заплакано.

— Что случилось? — спросил я, но она уткнулась мне в плечо и разрыдалась.

— Она требовала развода? — закричал я. Испугавшись, Сатако попросила дрожащим голосом:

— Да что бы она ни говорила, ты не огорчайся и не обижайся на неё, ведь она больная. Прошу тебя, ради бога!

— Нет, я этого так не оставлю! — возмутился я и бросился к комнате матери. Сатако даже не успела остановить меня и вошла вслед за мной. Я сел перед матерью и сказал:

— Вы велели Сатако развестись со мной, а не скажете ли почему? Мне всё равно, разводите, даже лучше будет, но прежде я хочу знать причину, и непременно. — Я был пьян и шёл напролом. У меня было такое выражение лица, что испуганная мать не могла произнести ни слова.

— Итак, я слушаю. По-вашему, в меня вселился злой дух, поэтому вы не в настроении? Ещё бы, ведь я сын этого духа!

Мать побледнела как полотно и, ничего не говоря, выскочила из комнаты.

А я так и уснул в её комнате. Когда я проснулся, уже трезвый, то увидел у изголовья встревоженное лицо Сатако. Мать тогда сразу же уехала.

С тех пор мы с матерью не встречаемся. Я приехал сюда, так как она сейчас в Иокогама. Бедной Сатако приходится разрываться между нами. Она простодушно верит, что в наших несчастьях виновен злой дух, и не догадывается об истинной причине.

И Сатако, и врач запрещают мне пить. Но что мне остаётся делать? И разве странно, что в моём положении я пью здесь бренди?

Теперь я совсем в руках дьявола судьбы. На самоубийство не хватает сил, опустился до того, что жду, пока смерть потихоньку приберёт меня.

Ну, что вы скажете? Вот вам моя жизнь. И вы говорите — закон причины и следствия. Это посложнее математики. Родная мать — враг отца, любимая жена — сестра. Факты! Никуда от них не денешься. Это моя судьба!

Если кто-нибудь сможет избавить меня от моей судьбы, я с благодарностью последую его совету. Он будет моим спасителем.

7

Затаив дыхание, я слушал его рассказ. Некоторое время мы сидели молча. Мне было жаль этого человека, попавшего в столь трагические обстоятельства. Но что я мог сказать?

— А что, если вам развестись?

— Пусть так, но что от этого изменится?

— Так что же, нет выхода?

— Да, это судьба. Ведь если я разведусь, мать не перестанет быть врагом отца, а жену я не смогу любить как сестру. Человек не в силах изменить прошлое и, вероятно, не может изменить своей судьбы.

Я пожал несчастному молодому человеку руку, молча поклонился и расстался с ним. Солнце уже садилось, окрашивая облака в пурпурный цвет заката. Оглянувшись, я увидел, что мой фаталист одиноко стоит на вершине холма, устремив взор вдаль, в море.

С тех пор я его не встречал.

1902

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ОБЫКНОВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

I

Несколько молодых людей собрались и говорили о своих знакомых. Вот что рассказал один из них.

У меня есть друг детства — Кацура Сёсаку. Сейчас ему двадцать четыре года, он техник, по специальности электрик, служит в Иокогама в одной из компаний. И, по-моему, редкий, непохожий на других человек.