Грехи отцов. Том 2 - Сьюзан Ховач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я могла бы продолжать обманывать тебя, — говорит она, — я могла бы говорить, что Эдвард Джон родился и умер для того, чтобы соединить нас в священном браке для счастливой жизни. Я действительно так думала в течение какого-то времени, потому что иначе его жизнь и смерть казались бы слишком бессмысленными. Но постепенно я стала понимать, что этот смысл заключается в том, чтобы не поощрять меня продолжать жить во лжи, повернуть меня лицом к правде, а правда, конечно…
— Я знаю, нам не следовало заводить ребенка, но…
— Да, по-видимому, ты прав, но это не главное. Главное то, что я не должна была выходить за тебя замуж. Это правда, что у меня с тобой были намного более приятные отношения, чем с Сэмом, но это, тем не менее, не остановило нас от того, чтобы закончить все так же, как у меня было с Сэмом, а? Ты такой милый, добрый, понимающий, что я позволяю тебе заниматься со мной любовью, но не потому, что я этого хочу, а потому, что я чувствую, что должна делать это, — ты разве не видишь, что повторяется знакомая схема? Тебе, вероятно, было лучше с Эльзой, чем со мной.
— Нет, Вики. Самое прекрасное время в моей жизни связано с тобой. — Мне приносят новую порцию виски. Я делаю большой глоток, но виски с трудом проходит в горло. — Вики, я думаю, что мы можем это поправить. Я уверен, что сможем решить наши проблемы. Нас так многое связывает!
— Да, — говорит она, — очень многое, но секс у нас не ладится. Есть две причины этого, а не одна. Если бы была только одна, то, может быть, мы смогли бы это решить, но…
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — говорю я. Но на самом деле, я понимаю.
— Ну, первая очевидная причина — это физическая — мы просто не очень-то подходим друг другу. Ты, должно быть, знаешь это — не может быть, чтобы ты этого не знал. В физическом отношении мы не подходим друг другу.
— Это только ты так думаешь, Вики.
— Но…
— Это один из тех старых мифов о сексе, в который все верят, но который не основан ни на каких медицинских фактах.
Она пожимает плечами.
— Если ты хочешь продолжать в этом духе, то я не смогу тебя остановить.
Я делаю еще один глоток виски. Она даже не притронулась к своей выпивке. Это напоминает мне Корнелиуса, вертящего в руках крошечный стакан хереса, когда он ведет беседу, требующую от него всего его умения и сосредоточенности. «Если ты хочешь продолжать в этом духе, то я не смогу остановить тебя». Я слышу прагматизм, который сквозит в этих безжалостных словах, и снова мелькает незнакомец, который так интригующе знаком мне, незнакомец с ее собственными взглядами.
— Вики…
— Ладно, ты не согласен со мной. Тогда позволь мне назвать еще одну причину, почему у нас не клеится с сексом. Дело в том, что когда я ложилась с тобой в постель, я тебе говорила: «Помоги мне, позаботься обо мне, я не могу самостоятельно справиться со своей жизнью». Я говорила это тебе, когда забеременела и была в панике, хотя и произнесла другие слова: «Я хочу выйти за тебя замуж». Себастьян, я должна научиться управлять своей жизнью сама. Разве ты не видишь, что, если я постоянно буду искать человека, который заботился бы обо мне, я никогда не обрету настоящего счастья. На самом деле, я торгую своим телом в обмен на отцовскую заботу. Я все время занимаюсь проституцией — не удивительно, что у меня так часто возникает отвращение к сексу! Это чудо, что я вообще в состоянии с кем-либо ложиться в постель. Лак что я должна покончить с этим, Себастьян. Я должна выбраться из этого состояния и освободить себя.
Я не отвечаю, не могу отвечать. Вероятно, она права, я знаю, что она права, но что из этого? Как я могу жить в таком мире, где Вики никогда больше не захочет снова заняться со мной любовью?
— Я ведь не всегда причинял тебе боль, Вики?
— Обычно причинял.
— Никакого удовольствия? Совсем никакого?
— Никакого.
Какой жестокой может быть правда. Не удивительно, что мы тратим так много времени, говоря ложь друг другу и обманывая себя. Опасно прямо смотреть на солнце без солнечных очков. Солнце может ослепить.
— Себастьян…
— Нет, не говори больше ни слова. Это бессмысленно.
Что еще тут можно сказать? Я люблю ее. Я всегда буду любить ее, и, может быть, в один прекрасный день она вернется ко мне. И если я действительно люблю ее, то должен дать ей сейчас уйти.
Я вынимаю из кармана пятидолларовую банкноту и оставляю ее на столе для официанта.
Вдруг она начинает плакать, и это вновь прежняя Вики, потерянная, зашедшая в тупик, несчастная, которая обращается к сильному мужчине за помощью — она привыкла к этому за многие годы. Эту привычку ей привил Корнелиус, и теперь я знаю, что должен сделать все, что в моих силах, чтобы отучить ее от этого.
— Прости меня, Себастьян. Мне очень неприятно причинять тебе боль — я действительно очень люблю тебя — о, Себастьян, я не хотела этого говорить, давай поедем на нашу квартиру, давай снова попытаемся…
— Тогда получается, что Эдвард Джон жил и умер зря. — Теперь моя очередь сказать жестокую правду. — Конечно, ты любишь меня, Вики, как сестра любит брата. Давай оставим все как есть.
Я встаю. Я не прикасаюсь к ней. Я не целую ее на прощанье. Но я спокойным твердым голосом говорю:
— Я желаю тебе счастья, Вики. И помни — где бы ты ни была и что бы ты ни делала, я всегда поддержу тебя.
Она не в состоянии говорить, только закрыла лицо руками.
Я ухожу.
* * *Я ничего не вижу от боли. Я иду, не зная куда. Один раз я захожу в какой-то бар, но не могу пить. Я хочу с кем-то заговорить, но у меня нет слов.
Не вернуться ли мне к Эльзе? Нет, никогда она не примет меня обратно. Я готов пренебречь своей гордостью ради того, чтобы быть снова с Алфредом, но Эльза с ног до головы принадлежит Рейшманам и никогда не простит мне того, что я бросил ее.
Интересно, как я смогу в будущем общаться с женщинами. Я думаю, что в конечном счете снова смогу с кем-то жить, несмотря на то, что сейчас это кажется невероятным. У меня нет никакого желания. Ниже пояса я мертв.
Я иду, иду и понимаю, что уже довольно поздно, так как на улице мало людей. Я должен пойти домой, но где мой дом? Есть дом Эльзы, дом Вики, дом мамы, но ни в одном из них я теперь не чувствую себя дома. Мне нужен мой собственный дом. Квартира типа мастерской. Я хочу жить в одной комнате как монах. Интересно, кто теперь живет в мансарде Кевина Дейли.
Я хочу поговорить с Кевином Дейли. Я хочу поговорить с человеком, который понимает, что, несмотря на то, что два человека могут любить друг друга, они все же могут не иметь настоящего общения. Я хочу поговорить с человеком, который знает, что любовь не обязательно побеждает все.