Моя двойная жизнь - Сара Бернар

От этой нежной ласки я вновь разразилась слезами. В конце концов кое-как мне удалось одержать победу и над шпильками, и над сосисками, я, торжествуя, поднялась!

Но мои бедные волосы, отяжелевшие от костного жира, которым несчастный парикмахер смазал их, чтобы разделить проборами и превратить в сосиски, мои бедные волосы повисли вокруг лица жалкими жирными прядями. Минут пять я в дикой ярости трясла головой, и они понемногу расклеились. Я наспех забрала их двумя шпильками.

Экзамен уже начался. Моя очередь была десятой. Слова я все позабыла.

Госпожа Герар смочила мне виски холодной водой…

Только что приехавшая мадемуазель де Брабанде безуспешно пыталась отыскать меня, смотрела на меня и не узнавала. Три месяца назад бедняжка сломала себе ногу. И хотя все еще ходила с костылем, во что бы то ни стало хотела присутствовать на экзамене.

Госпожа Герар как раз начала рассказывать ей о моем несчастье с волосами, когда в зале прозвучало мое имя: «Мадемуазель Шара Бернар!»

Это был голос Леото, который впоследствии стал суфлером в «Комеди Франсез», он говорил с сильным овернским акцентом.

«Мадемуазель Шара Бернар!..»

Я мигом вскочила и, ни о чем уже не думая, молча стала искать глазами ученика, который должен был подавать мне реплики.

Вместе с ним я вышла на сцену.

Услышав свой голос, я удивилась, я не могла узнать его. Видно, я так много плакала, что мозг мой отупел, да и говорила я в нос.

До меня донесся голос какой-то женщины: «Бедняжка, ее не следовало выпускать, У нее страшный насморк, из носа течет, и лицо все распухло…»

Закончив сцену, я сделала реверанс и удалилась под редкие и жалкие аплодисменты.

Я шла не помня себя и упала без сознания на руки госпожи Герар и мадемуазель де Брабанде.

Вызвали доктора, по залу пронесся слух: «Крошка Бернар без сознания! Крошка Бернар упала в обморок!» Слух этот дошел и до моей матери, которая, забившись в угол ложи, смертельно скучала.

Когда я пришла в себя и открыла глаза, то увидела склонившееся надо мной прекрасное лицо мамы. На ее длинных ресницах сверкали слезинки. Прижавшись щекой к ее щеке, я молча плакала, однако на этот раз слезы мои были сладкими, без горечи, они не обжигали мне век.

Поднявшись, я расправила платье и взглянула на себя в зеленоватое зеркало. Я показалась себе не такой безобразной. Лицо разгладилось, волосы обрели свою мягкость, во всяком случае, выглядела я теперь гораздо лучше.

Конкурс тем временем закончился. Названы были победители в трагедийном жанре.

Я не получила никакой награды. Упомянули лишь о моей второй премии за прошлый год. Я осталась ни с чем.

О! Меня это нисколько не опечалило. Я была готова к этому.

Кое-кто выступал в мою защиту. Камилл Дусе, например, бывший членом жюри, долго спорил, добиваясь, чтобы мне дали первую премию: несмотря на то что на конкурсе я показалась из рук вон плохо, он говорил, что надо в первую очередь принять во внимание мои экзаменационные отметки, а они были очень хорошими, и классные тоже, ведь они были лучшими за год. Но ничто не могло сгладить скверного впечатления, которое произвели в тот день мой гнусавый голос, мое опухшее лицо и повисшие пряди волос.

После получасового антракта, во время которого мне дали немного портвейна и бриошь, начался конкурс в комедийном жанре.

Я должна была идти четырнадцатой. Так что у меня было время окончательно прийти в себя.

К тому же во мне пробудился бойцовский дух. Несправедливость возмущала меня. Конечно, в тот день я не заслужила премии, но чувствовала, что мне все-таки должны были бы ее дать. И я решила добиться первой премии в комедии.

С присущей мне во всем склонностью к крайностям я сама взвинтила себя, решив, что если не получу первой премии, то откажусь от театра. Во мне снова взыграла мистическая и нежная привязанность к монастырю.

Да, я уйду в монастырь. Но только в том случае, если не получу первой премии.

В моем слабом девичьем мозгу завязалась безумная, ни с чем несообразная борьба. Впав в отчаяние из-за неполученной премии, я ощущала неодолимую тягу к монастырю, а надежда на грядущую победу поддерживала мою привязанность к театру.

С вполне понятным пристрастием я признавала за собой способность к самоотверженности, к полнейшему самоотречению и самопожертвованию, эти качества помогут мне со временем занять место матери-настоятельницы монастыря Гран-Шан. С другой стороны, я со снисходительной щедростью приписывала себе все таланты, необходимые для осуществления второй моей мечты: стать первой, самой знаменитой, той, кому все будут завидовать. Я на пальцах перечисляла эти свои достоинства: грацию, очарование, изящество, красоту, таинственность и пикантность.

Да-да. Я полагала, что обладала всеми этими достоинствами. И когда при таком сказочном нагромождении неоценимых качеств мой разум или просто здравый смысл выражали сомнение или подсказывали какое-нибудь «но», мое воинственное и полное противоречий «я» тут же находило четкий и ясный ответ, не терпящий никаких возражений.

Вот при таких-то несколько необычных обстоятельствах и в таком странном расположении духа я предстала на сцене, когда настал мой черед.

Выбор роли для конкурсного показа был на редкость глупым: замужняя женщина, крайне благоразумная и всех поучающая. А я была юной девочкой, которая выглядела к тому же моложе своего возраста. Тем не менее я показала себя блестящей резонеркой, насмешливой и веселой; успех превзошел все мои ожидания.

Я преобразилась. Обезумев от радости, я уже не сомневалась, что получу первую премию! О, я была уверена, что мне ее присудят единогласно.

Конкурс закончился. Во время перерыва, необходимого комитету для обсуждения наград, я потребовала еды, чтобы восстановить силы. И мне принесли от консерваторского кондитера котлету, которую я тут же проглотила, доставив величайшую радость госпоже Герар и мадемуазель де Брабанде, так как в обычное время я терпеть не могла мяса и всегда отказывалась его есть.

Наконец члены комитета заняли места в своей просторной ложе. В зале воцарилась тишина. На сцену вызвали сначала молодых людей.

Первой премии у них не оказалось.

Затем было названо имя Парфурю, он получил вторую комедийную премию. Ныне Парфурю стал господином Полем Порелем, директором театра «Водевиль» и мужем Режан[20].

Затем пришла очередь девушек.

Я стояла в дверном проеме, держась наготове, чтобы сразу же выбежать на сцену.

«Первая премия за исполнение комедийной роли…» Я сделала шаг вперед, оттолкнув высокую девушку, которая была выше меня на целую голову… «Первая премия единогласно присуждена мадемуазель Мари Ллойд!»