Легенды мирового рока - Павел Сурков

Кобейн прекрасно понимал, чем это чревато – он был битломаном и помнил историю с Чарльзом Мэнсоном и Heiter Scelter, и поменял название пластинки на In Utero («Из утробы»), придумав и соответствующую обложку. Пластинка, по мнению Курта, должна была стать концептуальной и была призвана отразить его внутренний мир – противоречивый, нервный и даже истеричный.

У истерики были вполне понятные причины: Кобейн и его жена Кортни Лав попали в цепкие лапы американской ювенальной юстиции. Кортни (тоже, надо сказать, не отличавшаяся ясностью мышления) заявила в одном интервью Линн Хиршберг из журнала Vanity Fair, что, будучи беременной, употребляла героин. При этом Кортни, конечно же, спохватилась и поправилась, что, мол, героин она употребляла, еще не зная, что ждет ребенка, – но слово не воробей: Хиршберг написала, что Кортни закидывалась наркотиками все девять месяцев беременности. Ювенальная юстиция весьма заинтересовалась этими сведениями и вознамерилась отнять маленькую Фрэнсис Бин у четы Кобейн-Лав. Курта и Кортни обязали проходить регулярные обследования – и если Лав смогла сократить употребление наркотиков, то для Кобейна героин к тому моменту носил характер постоянного обезболивающего и фактически жить без наркотиков Курт не мог.

На исходе 1993 года Nirvana записывают, может быть, лучшую свою пластинку – unplugged-концерт для MTV. Кобейн принимает принципиальное решение: играть только те песни, которые могут адекватно звучать в акустике – и ни в коем разе не переделывать старые хиты. Smells Like Teen Spirit сыграть невозможно – так что и не надейтесь! – зато Курт дает волю своим музыкальным привязанностям и включает в программу песни авторства Лидбелли, Meat Puppets и Дэвида Боуи. Его версия The Man Who Sold The World оказывается настолько аутентичной, что многие фанаты Nirvana до сих пор считают, что эту песню написал Кобейн.

Курт тщательно подходит к сценографии выступления: он требует украсить сцену цветами и свечами, а на фразу – «Ведь тогда будет похоже на похороны», – коротко бросает: «Вот именно».

Курт следит и за техническим оснащением концерта: буквально накануне записи он звонит своему технику и просит поменять лампы в его усилителе Fender Reverb. Кроме того, он ставит на свою гитару (у Кобейна практически коллекционный Martin 1959 года, одна из первых акустических гитар, оснащенных звукоснимателем, их было выпущено чуть более 300 штук) новый датчик – одним словом, он невероятно серьезно подходит к записи, казалось бы, актуального, но, в общем, проходного шоу.

Тем не менее, для Курта это шоу – отнюдь не проходное. Во-первых, оно окончательно подтверждает вхождение Nirvana в «высшую лигу» – абы кого на Unplugged не зовут, а уж если позвали – значит, соответствуешь. Во-вторых, он всерьез намерен продолжать экспериментировать с акустическим жанром – в голове у Кобейна зреет план записи целой пластинки каверов на Лидбелли, а Майкл Стайп уже договорился со студией для записи совместного альбома с Кобейном в сопровождении струнной группы.

«У него уже был билет на самолет, его ждала машина, но Курт сказал, что не приедет», – вспоминал Стайп уже после смерти Кобейна.

И вот тут – стоп! Мы практически подошли к точке невозврата, к тому самому месту, где, кажется, Кобейн принял роковое для себя решение и начинает двигаться не к новому альбому Nirvana, a совсем в другом, трагическом направлении.

Европейский тур в поддержку In Utero будет прерван – Курт попадает в Риме в больницу, у него тяжелейший ларингит и обостряется хронический бронхит. Кортни вылетает к мужу и уже на следующий день находит его лежащим без сознания: у Кобейна очередная передозировка – он запил рогипнол шампанским. Лав решает предпринять еще одну попытку спасти Курта – и в конце марта определяет его в реабилитационную клинику «Эксодус» в Лос-Анджелесе.

Курт сперва не соглашается, но затем все-таки едет в клинику, где ведет себя довольно спокойно, даже весело – играет с дочкой, мило общается с врачами, и никому даже в голову не приходит, что пару месяцев назад этот человек был на грани жизни и смерти. Однако что происходит в эти моменты в душе Курта – одному Богу известно. Кажется, что он уже принял роковое решение: Кобейн бежит из клиники, перелезая через забор. Дальше он ловит такси и мчится в аэропорт, где покупает билет до Сиэтла.

В самолете рядом с Куртом оказывается Дафф Маккэган из Guns N'Roses. Если Кобейн кого-то и ненавидел из музыкального мира, так это – персонально Эксла Роуза и его группу, вернее, тот музыкальный стиль, который они олицетворяли. Псевдо рок-н-ролл, вышедший на стадионы, что еще могло раздражать Кобейна? Надо сказать, что однажды Курт и Эксл чуть было не подрались – на вручении премии MTV они вместе оказались за кулисами, и работникам телекомпании пришлось проявить изрядную хитрость, чтобы растащить Кобейна и Роуза по разным углам.

Тем не менее, с Даффом Курт говорит вполне дружелюбно, ведет себя очень спокойно – и Маккэган позднее вспоминал, что Кобейн «был явно не похож на себя».

Судя по всему, решение уже принято, отступать некуда.

Кобейн прилетает в Сиэтл, бесцельно шляется по городу – он явно ищет с кем-то встречи, похоже, что ему просто нужен человек, с которым можно поговорить, посоветоваться, ему нужна поддержка, но поддержка именно случайная, спонтанная. Это своеобразный вариант «русской рулетки» – а ну как я встречу кого-нибудь и он меня отговорит.

Напрашивается странная и страшная аналогия: так Данзас, друг и секундант Пушкина, когда они с поэтом уже ехали на Черную речку, на роковую дуэль с Дантесом, выбрасывал из саней монетки, в надежде, что кто-то заметит, крикнет ямщику, тот остановится – и Пушкин в итоге на дуэль или опоздает, или не поедет вовсе. Но как в роковом 1837-м провидение было явно не на стороне Александра Сергеевича, так и в конце марта 1993-го никто Кобейну не встретился и его не остановил.

Курт покупает патроны для ружья и в последний раз едет к себе домой.

Тем временем Кортни продолжает искать мужа и даже блокирует ему кредитку – чтобы тот ничего не мог купить и дал о себе знать, в конце концов. Но поздно – последнюю покупку Кобейн сделал. Его тело обнаружит рабочий-электрик, пришедший 8 апреля в дом Кобейна починить электропроводку. Эксперты установят, что смерть наступила за три дня до этого, 5 апреля.

Естественно, появилась версия об убийстве, а не о самоубийстве (в числе заказчиков называлась даже Кортни Лав). Доказательств этому было немного – но вполне достаточно для конспирологических версий: с одной стороны, предсмертная записка, оставленная Кобейном, была написана якобы неоднородным почерком – та ее часть, которая была адресована фанатам, явно отличалась от финального абзаца, адресованного жене и дочери, – Курт писал последние строчки уже дрожащей рукой. Кроме того, в крови Кобейна был обнаружен героин – рядом с местом самоубийства нашли шприц в коробке. Соответственно, возникло сомнение – а мог ли Курт, уже приняв дозу наркотика, встать, аккуратно убрать шприц, а потом зарядить ружье и застрелиться?