Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра - Петр Люкимсон

Бар-Лев, в свою очередь, провел пресс-конференцию, на которой заявил, что идущая в газетах дискуссия является "отзвуком борьбы между одним любителем военных приключений и группой генералов, несущих на себе весь груз ответственности за безопасность страны". Но на большие обвинения в адрес Шарона Бар-Лев в тот момент не решился, еще испытывая чувство благодарности за ту рекомендацию, которую ему дал Арик.

Шарон, однако, после этой пресс-конференции не успокоился и продолжал требовать прекращения строительства укреплений на Суэце, тем более, что жизнь уже начала подтверждать его мнение о том, что бункеры не оправдывают себя, а в случае прямого попадания в них артиллерийского снаряда превращаются в смертельный капкан для тех, кто в них находится. Будучи уверенным, что большинство высших офицеров ЦАХАЛа в глубине души думают так же, как и он, но не желают ссориться с начальником генштаба, Шарон начал осторожно сколачивать внутреннее лобби в генштабе в свою поддержку.

Встречаясь с глазу на глаз с тем или иным генералом, Арик вновь и вновь приводил ему свои доводы против линии Бар-Лева и уговаривал "вместе поднять этот вопрос в генштабе". При этом Арик не был голословен – как всегда, он разработал свой план обороны Суэца и расчертил его на карте, с помощью которой и надеялся убедить своих товарищей по генштабу.

В итоге с точкой зрения Арика согласились только командующий ВВС Мордехай Ход и командующий бронетанковыми войсками Исраэль Таль, зато о ведущихся Ариком за его спиной разговорах стало известно Бар-Леву.

Конфликт между ними достиг своего пика в апреле 1969 года, когда было закончено строительство второго этапа "линии Бар-Лева" и в честь этого события в генштабе устроили нечто среднее между дружеской вечеринкой и рабочей конференцией. Выступавшие на ней офицеры говорили о завершении еще одного, чрезвычайно важного этапа в укреплении обороны страны, велеречиво рассуждали о том, что, вне сомнения, линия Бар-Лева – это важное достижение израильской военной и строительной мысли, желали начальнику генштаба дальнейших успехов в предпринятом им начинании и т. д. Взяв слово, расчувствовавшийся Хаим Бар-Лев поблагодарил всех собравшихся за теплые высказывания в свой адрес, пообещал и дальше преданно служить еврейской родине, а затем упомянул "некоторых офицеров", которые, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, плетут интриги и пытаются с помощью прессы вынести чисто профессиональные вопросы на широкое общественное обсуждение.

Сразу после того, как Бар-Лев закончил говорить, Шарон поднялся со своего места с налитым кровью лицом.

– Я хочу заметить, что если кто-то и виноват в том, что обсуждение профессиональных вопросов выплеснулось на страницы прессы, то только нынешний начальник генштаба, – начал Арик. – Не желая прислушиваться к чужому мнению, не извлекая никакого опыта из истории других стран, он упорно продолжает реализовывать свою, глубоко ошибочную идею, за которую мы уже заплатили человеческими жизнями, и еще втрое, если не вдесятеро заплатим в будущем. Профессиональная слепота и косность начгенштаба и тех, кто его поддерживает, очень дорого обойдется стране!

Обычно сдержанный, интеллигентный Бар-Лев после этих слов встал со своего кресла бледный от ярости и со сжатыми от ненависти кулаками.

– Вы посмотрите, кто это говорит! – сказал он. – Лично я не припомню более провальных операций, чем те, которые проводил ты, Арик, в Калькилии и Митле! Никогда ни до, ни после этого наша армия не несла столько совершенно ненужных потерь, как в тех сражениях. И я не помню, чтобы после этих провалов последовали какие-либо серьезные выводы в твой адрес. Ну, конечно, у тебя же тогда был очень высокий покровитель! Но если у кого-то и есть право на то, чтобы критиковать меня, то не у тебя, Арик! И того, что сейчас все присутствующие здесь наши товарищи своим молчанием поддерживают меня и осуждают тебя, мне достаточно!

В конце концов офицерам генштаба удалось развести Шарона и Бар-Лева в стороны и вернуться к обсуждению текущих вопросов, не подозревая, что этой словесной баталией между двумя генералами ничего не кончилось – напротив, все только начинается. Шарону удалось убедить минстра обороны Моше Даяна организовать специальное заседание генштаба, посвященное целесообразности линии Бар-Лева. Так как именно в те дни обстановка на египетской границе стала особенно напряженной и бункеры явно не оправдывали возложенных на них надежд, Даян согласился провести такое обсуждение.

Однако уже в начале этого заседания командующий Южным округом генерал Шайке Габиш в своем выступлении, по сути дела, повторил все обвинения Бар-Лева в адрес Шарона. Габиш говорил о том, что генерал Шарон своими интригами только мешает нормальной работе генштаба и армии в целом, одновременно запустив работу вверенного ему отдела, и было бы неплохо, если бы он вернулся к исполнению своих прямых обязанностей.

– Я думал, что мы собрались здесь для того, чтобы обсуждать важные стратегические вопросы, а не мою скромную персону! – сказал Шарон, поднимаясь с места. – Но если вы решили устроить здесь "товарищеский суд", то у меня нет никакого желания участвовать в этом фарсе!

– Сядь, Арик, – сказал Даян. – Мы действительно собрались, чтобы выслушать все точки зрения и, прежде всего, твою. Но все мы здесь давно знаем друг друга, и тебе не стоит обижаться на своих товарищей…

– Я понял, что мне просто не стоит здесь больше оставаться! – бросил Шарон.

– И все-таки я попрошу тебя сесть, – повторил Даян, ужесточая нотки в голосе. – Здесь не кабак, а заседание генштаба, и у тебя нет никакого права встать и уйти, когда тебе хочется!

Шарон действительно сел на место, а Габиш продолжил свое выступление в прежнем духе.

– Я имею в виду, – сказал он, – что у начальника отдела боевой подготовки есть четкий круг обязанностей, но в их число не входит обсуждение решений начальника генштаба…

Закончить свою фразу Габиш не успел – Шарон поднялся со своего места.

– Извините, господа, – сказал он, – но я не вижу больше никакого смысла оставаться в этом помещении!

И пружинистым шагом подошел к двери, распахнул ее, а затем захлопнул так, что в зале зазвенели стекла. Последнее, что он успел услышать перед тем, как хлопнуть дверью, были слова Давида Элазара:

– И что? Неужели эта наглость тоже сойдет ему с рук?!..

…Так, во всяком случае, описывают то заседание официальные биографы Ариэля Шарона.

Владимир Фроммер в своей книге "Кому нужны герои" рисует несколько иную картину происшедшего. "Генералы не давали Шарону говорить, выкрикивали оскорбления, вели себя, как стая собак, окружившая волка, – пишет Фроммер. – никто не попытался вникнуть в суть дела, обсудить конкретный план Шарона…"

На следующие два заседания генштаба Ариэль Шарон попросту не явился, а через десять дней после столь памятного всем хлопка дверью, ему позвонила рядовая служащая генштаба.

– Господин генерал, – сказала она, – меня просили вам напомнить, что армия возобновляет контракты со своими офицерами каждые десять лет. Так как вы официально служите в армии с 1949 года, то через несколько месяцев как раз истекает срок вашего очередного контракта…

– Да, конечно, – ответил Шарон, не придав никакого значения этому разговору, – пришлите мне новый контракт на 10 лет, я его подпишу.

О том, что стояло на самом деле за этим звонком, Шарон понял только спустя несколько дней, когда ему на стол легло письмо, в котором его уведомляли, что начальник генштаба Хаим Бар-Лев решил отказаться от продления контракта между ЦАХАЛом и генералом Ариэлем Шароном, в связи с чем последний освобождается от исполнения обязанностей начальника Центра боевой подготовки, а на эту должность заступает генерал Ицхак Хофи. Что же касается оставшегося до истечения контракта времени, то генерал Шарон может распорядиться им по собственному усмотрению.

Это была действительно очень звонкая пощечина.

Случись нечто подобное десять лет назад, Арик немедленно бы бросился к Бен-Гуриону, и тот бы все уладил. Сейчас для того, чтобы спасти свою карьеру, ему нужна была не менее значительная поддержка. В поисках выхода Шарон позвонил Моше Даяну и попросил того устроить ему встречу с премьер-министром Голдой Меир30 – чтобы он мог разъяснить ей, в чем состоит суть его разногласий с руководством генштаба.

Даян встречу организовал, но Голда, о которой Бен-Гурион говорил, что она – "единственный мужик с яйцами" в его правительстве, даже не пожелала дослушать Арика до конца.

– Я не вмешиваюсь в решение подобных вопросов, – сказала она, давая понять, что разговор окончен. – Это, в конце концов, действительно сугубо профессиональная военная проблема и заниматься ею должны только профессионалы.

Для Арика наступили дни вынужденного отпуска, в течение которого он сутками просиживал дома, думая о том, как ему жить и что делать дальше. И после долгих раздумий он решил сразу после отставки заняться политической деятельностью и уже на ближайших выборах, которые были назначены на 28 октября 1969 года, стать депутатом Кнессета.