Право на месть (Страх - 2) - Владимир Константинов

- Надо одного хорошего парня устроить в систему безопасности Сосновского.

- А зачем хорошего парня устраивать в этот гадюшник? - резонно спросила она.

- Так надо, - уклончиво ответил.

- Неужели вы серьезно хотите взяться за этого черта? Вот было бы замечательно. А то он всем уже осточертел, Везде сует свой грязный нос, хочет быть в каждой бочке затычкой.

- У тебя есть родственники за пределами Москвы?

- Навалом. Это в Москве у меня никого нет, а так - хоть отбавляй. Я ведь сама из Томска. Слышал про такой город?

Я поразился подобному совпадению. Вот и не верь после этого, что всеми нашими поступками управляет сам Космос.

- Еще бы мне его не знать, когда я пять лет учился в вашем университете.

- Правда что ли?! - очень удивилась и отчего-то обрадовалась она. - И почему мы с тобой там не встретились? Вот было бы здорово!

"Потому, дорогая, что ты к тому времени лет пять, а то и больше была замужем", - хотел я сказать, но по гуманным соображениям во время сдержался.

- Ты могла бы его рекомендовать, как своего племянника.

- Что, я такая старая, что у меня может быть взрослый племянник? обиделась Окунева.

- Ну, почему, - смутился я. - Может же быть у молодой тети взрослый племянник.

- Нет, лучше я его представлю как двоюродного брата.

- Такой брат есть в природе?

- Конечно. У моей тети Нины есть сын Валентин. Очень непутевый парень. То занялся продажей подержанных автомобилей. Кому-то там задолжал и его за это чуть было не убили. Потом работал в охранной фирме. Бросил. Связался с рэкетирами. Чуть не посадили. Уехал на Восток и пропал.

Все складывалось на редкость удачно. Первый день своей командировки я прожил не зря. Факт.

Глава вторая: Беркутов. Первое задание.

Я едва не офонарел, когда Одиноков шлепнул этого жирного борова. Сделал он это хладнокровно, как привычное для себя дело. Похоже, что моя смерть откладывается на неопределенный период. Я буду совсем непротив, если навсегда. А кто-то ещё говорил, что я страшно невезучий? Кто-кто. Я сам и говорил, кто ж ещё может до такого додуматься. И был, как всегда, неправ. Если разобраться, то я самый везучий человек на планете. Определенно. Сколько раз я попадал в такие критические ситуации, что, казалось, у меня нет никакой иной альтернативы, как сыграть в ящик, но в самый критический момент удача всегда мне улыбалась. Вчерашний случай показал, что я имею эксклюзивное право на везение. Точняк.

Когда мы вышли из квартиры, длинный мосластый парень (у него и кличка соответствующая - Мосел. При знакомстве, как мне помниться он назвался Александром Лествянко) спросил Тонкова:

- Ну как?

Павел похлопал меня п плечу, ответил:

- Все в ажуре. Свой парень. Снял без шума и пыли. Этот хряк и пикнуть не успел.

- Поздравляю! С крещением тебя! - ощерился Мосел щербатым ртом, пожимая мне руку. - В таком случае с тебя, братан, причитается. Это дело грех не обмыть.

- А ты как, Паша? - спросил я Одинокова.

- Он не против, - ответил он и весело подмигнул.

Павел оставил машину на стоянке, и мы заскочили в какую-то вшивую забегаловку и я нагрузил своих новых корешей по самую ватерлинию. Однако, как отметил, Одиноков пил через раз. Я меня, после того, что случилось, водка вообще не брала. Зато Мосел и второй боевик, не помню его имени, упились в драбадан. Павел поймал такси, отвалил водителю приличные бабки и попросил развести их по домам.

- Будь спок, - ответил тот, пряча деньги во внутренний карман. - Все сделаю в лучшем виде.

Оставшись одни, мы решили малость прогуляться.

- Почему ты это сделал? - спросил я Одинокова.

- Не берите в голову, Дмитрий Константинович, - нехотя ответил он. Чем меньше вопросов, тем дольше жизнь.

- И все-таки?

- Будем считать, что вы мне понравились, - усмехнулся Одиноков. Этого пока достаточно.

Я понял, что больше он ничего не скажет.

- Хозяин - барин, - пожал я плечами.

- Скажите, Дмитрий Константинович, вы бы действительно это сделали?

- Да, Паша, да. Только я тогда ещё не решил - уходить мне одному, или с тобой под ручку.

- Вот видите, я спас жизнь не только вам, но ещё и себе.

- А ты классно шлепнул этого Плохиша. Такое впечатление, что ты этим занимаешься все свободное от работы время.

- Да, опыт у меня солидный, - согласился со мной Одниоков.

- А чем ты раньше занимался?

- Я же вам говорил - был киллером.

- Все понятно - ты им родился.

- Можно и так сказать, - усмехнулся Павел. - Когда меня по кусочкам собрали в госпитале и я родился на свет второй раз.

- В госпитале? Ты воевал?

- Было дело.

- В Чечне?

- Нет. В Афгане.

- И что же там такое произошло, если ты решил стать киллером?

- А, долго рассказывать, - махнул рукой Одиноков. - Пойдемте на стоянку. Надо хоть немного поспать.

Через полчаса мы оказались у него дома в большой двухкомнатной полногабаритной квартире почти в центре Москвы. Такая квартира стоит сумасшедших бабок. Определенно.

Осмотрев квартиру, я сделал заключение:

- Судя по всему, киллеры у нас относятся к высокооплачиваемой категории трудящихся.

Павел только рассмеялся, ничего не ответив.

Он постелил мне в большой комнате на диване и, пожелав спокойной ночи, исчез. Я разделся и лег, но сна не было ни в одном глазу. От случившегося внутри до сих пор все тряслось и звенело, а в голове шумело, будто душ в медвытрезвителе. Лупил глаза в белеющий потолок и пытался понять - чем продиктован поступок Одинокова. Человеколюбием? Киллер - гуманист! Неплохо звучит, да? Обхохочешься. Тогда, что же? А может быть у него свои счеты со всей этой кодлой. Не зря же он говорил о своем втором рождении. По всему, парню здорово досталось в первой жизни, так здорово, что он решил предьявить счет всему миру, записавшись в киллеры. А что если?... От этой мысли я даже подскочил. Что если он и есть тот, кто мне нужен таинственный оператор гребанной встречи двух гребанных олигархов?! Чем дольше я над этим думал, тем больше укреплялся во мнении, что прав. Уснул я, когда в окно заглянуло солнце. Я сказал: "Привет тебе, солнце!", - и вырубился.

Разбудил меня Одиноков.

- Доброго здравия, Дмитрий Константинович! - громко он меня приветствовал. - Как поспалось?

- Спасибо! Хреново. Несознательный ты, Паша, человек. Сам встал ни свет - ни заря и другим спать не даешь.

- Обстоятельства, Дмитрий Константинович, вынуждают. Во-первых, вас вызывает шеф. Во-вторых, уже половина двенадцатого.

- Сосновский что ли?

- Сосновский - босс. Варданян.

- Слушай, Паша, кончай ты это безобразие, честное слово.

- Какое безобразие?! - очень он удивился.

- Выкать, возвеличивать. А то я к тебе со всей душой: "Паша - друг!", а ты вроде как дистанцию держишь: "Дмитрий Константинович".

- Обещаю исправиться. Умывайся. Я уже приготовил завтрак.

С большим трудом встал и поплелся в ванную. Стоило лишь взглянуть на себя в зеркало, едва не прослезился от обиды и унижения. Я походил на постоянного да, к тому же, буйного пациента психушки. Рожа опухшая, синюшняя, волосы всклокочены, глаза горят алчным, неутоленным огнем.

"Эка провернула бедолагу эта самая штука с таким симпатиным названием - жизнь!" - подумал о себе, как о ком-то совершенно постороннем.

В половине второго я уже стоял перед Варданяном, как молодой курсант перед генеральской вдовой, улыбался глупо и самозабвенно. С сегодняшнего дна я зачислен к нему на службу, а потому надо с первых шагов наводить мосты. Время их развода кончилось для меня этой ночью. Каково сказано! Силен бродяга!

- Позлравляю, Дмитрий Константинович, с блестяще выполненным заданием! - торжественно провозгласил Варданян, выходя из-за стола и крепко пожимая мне руку.

- Счастлив служить нашему "святому" братству ныне и пристно, и вовеки веков! - ответил я не менее торжественно и смахнул воображаемую слезу, выкатившуюся по такому случаю.

Но дядя Алик отчего-то не поверил в мою искренность, печально покачал головой и укоризненно сказаол:

- Ну, зачем вы так, Дмитрий Константинович?! Только все испортили.

- Все испортить невозможно, Алик Иванович. Всегда что-нибудь да останется, что-то по-настоящему значительное, доброе, светлое. Неужто у вас уже все в прошлом. В таком случае, позвольте посочувствовать.

Но отставному генералу госбезопасности эти слова ещё больше не понравились. Лицо медленно налилось красной спелостью, глаза стали колючими и злобными, как у хорька. Набычился, насупился, нахохлился, как мышь на крупу, только мышь сильно разжиревшая на хороших харчах. Вот, блин, что не скажу, все ему не нравится, все не так. Заколебал! А хо-хо не хо-хэ, дядя? Столько лет на свете прожил, а остался наивным, как Чебурашка. Чтобы Дима Беркутов тебе задницу, старый хрен, лизал, танец маленьких дураков перед тобой вытанцовывал? Не дождешься. Мне ведь доподлинно известно какие "нежные" чувства ты ко мне испытываешь, как богославлял на мученическую смерть. Но я туда не тороплюсь и, как человек по натуре добрый и где-то по большому счету вежливый, уступлю тебе свою очередь.