Моя политическая биография - Эдуард Лимонов

После перерыва выступали представители региональных организаций. Большой ажиотаж вызвал Костя Михайлюк, «Маузер» — лидер рижского отделения НБП, высокий, не ниже Волкова, красивый парень, — с остроумной яростью он рассказал о практике сражений национал-большевиков Латвии с «латвийским фашизмом». Маузеру долго аплодировали и в его лице, конечно, аплодировали боевой организации нацболов Латвии. На день рождения Сталина они запустили над Ригой гелиевый баллон с портретом Иосифа Виссарионовича. Их же организация отличилась тем, что рекрутировала, распропагандировала, приняла в свои ряды чернокожего сына русской женщины и ливийца — Айо Бенеса. Справедливости ради следует сказать, что далеко не всем нравилась инициатива рижских нацболов. Так, Псковская и Питерская организации протестовали и устраивали истерики мне лично по поводу Айо Бенеса. Псковская и Питерская организации (во всяком случае Питерская, когда она была под предводительством Гребнева) — самые правые в Национал-большевистской партии, потому понятно, что чернокожий член НБП им не должен был нравиться. Однако храбрость и личные качества студента-биолога Бенеса заставили впоследствии примириться с его существованием в партии многих его противников. А в Латвии Бенес принёс ещё большую популярность НБП, да к тому же являлся живой иллюстрацией того, что партия не разжигает межнациональную рознь. Помимо Маузера, в Латвии действовали и действуют ценнейшие для партии товарищ Абель и товарищ Скрипка. Вклад их в дело национал-большевизма бесценен.

Товарищ Иванов, бухгалтер по профессии, сменил Маузера. Иванов стал лидером Магаданской региональной организации. Сейчас он отошёл от партии, но бывший на 1-м съезде вместе с ним Александр Доставалов достойно продолжает вести партию в далёком Магадане.

Андрей Гребнев тогда был любимцем партии. Самым популярным региональным лидером. А Питерская организация была самой результативной региональной организацией НБП. Как и должно быть, лидер регионалки неизбежно навязывает свой стиль возглавляемой им организации. Я это понимал и не старался обтёсывать всех лидеров под себя или под некий идеал, который бы меня удовлетворял. Даже если бы я и хотел, я всё равно не смог бы обтесать региональных вождей. На это не было у меня ни времени, ни средств. Россия, даже после обрезания, которому подвергся СССР, — огромная страна, и ясно даже, что посетить 89 ее регионов единожды займёт год или более и нужно будет безостановочно путешествовать. Посему я полагал своей главной задачей найти регионального лидера, а он уже пусть работает по своему усмотрению, руководствуясь в общих чертах идеологией партии. Потому у нас внутри партии были более красные — левые регионалки и более правые. Гребнев взгромоздился на трибуну под аплодисменты питерцев и всего зала. Экспансивный, быстрый, не умеющий остановиться, он был такой динамо-машиной, крутящей мотор партии день и ночь. Он мог действительно среди ночи вызвать ребят и пойти разрисовывать нашими лозунгами Невский. Быстрый он был даже с излишком. Достав откуда-то денег, питерцы поспешно выпустили красочный плакат с призывом вступать в Национал-большевистскую партию. Торопясь, в слове «большевистский» потеряли одно «с», а наш черный серп и молот вышел перевёрнутым. Доносчики и злые языки утверждали, что Гребнев слишком подхлестывает свою и без того неуёмную энергию алкоголем. Защищаясь, он отвечал мне: «Да, Эдуард Вениаминович, после митинга я веду ребят выпить. Не нажраться, а выпить пива. Это их сплачивает, делает командой. Мы всё делаем вместе. Мы спим, жрём, ходим на акции вместе. Почему бы нам и не выпить немного вместе! Мы что, плохо работаем? Кто работает в партии лучше нас?! Каждый месяц в питерских газетах есть по 10–20 статей о нас. Кто может сделать больше?» Действительно, о них писала и «Независимая газета», поместив фотографии.

С трибуны 1-го съезда Гребнев призвал партию стать партией штурмовиков. Выступал он после екатеринбургского лидера Волкова, и потому оппонировал ему. Волковский стиль коллоквиумов на темы традиционализма или евразийства раздражал бывшего рабочего фабрики пластмасс. (Вместе с братом Серёгой они там выливали из пластика ведра, совки и всякую подсобную утварь.) «Мы не собираемся годами сидеть на задницах и изучать книгу «Хлыст», как к тому призывает недавно отколовшийся от нас учёный Александр Гельевич Дугин. Каждый региональный лидер должен стать командиром и превратить своих ребят-очкариков в отряд штурмовиков. Или набрать других ребят!» Гребнев косо усмехнулся. За ним числились исключения из партии некоторого количества старых питерских партийцев. В большинстве случаев, я думаю, он был прав, люди не работали и были бесполезны. Но то, что он вытеснил в конечном счете из партии старых партийцев-интеллектуалов, это тоже верно. И это было плохо. Потому что здоровой партии нужны все, пригождаются и штурмовики и интеллектуалы. Удаляя людей, отказывающихся подчиниться «штурмовизму», Гребнев невольно уничтожил потенциальную оппозицию.

Гребневу и его яростной речи хлопали. Даже Волков, сидевший в президиуме. Однако и «курс Гребнева» и «курс Волкова» партии не подходил. Штурмовики уже вызывали меньше ажиотажа в Питере, хотя бесспорно были самой заметной политической группой. Волков же, хотя и не ушел с Дугиным, на самом деле принадлежал к предыдущему поколению партийца-нацбола: резонёра и книжника. Время пикейных жилетов в партии кончилось. А время штурмовиков? 1998 год в России не позволял развиться «штурмовизму» — слишком сильны у нас традиционно милиция и спецслужбы. Впрочем, в дни 1-го съезда выбор будущей тактики не стоял ещё так остро. Мы ведь готовили документы для регистрации партии. Мы не исключали для себя возможности участия в легальной политической борьбе. Именно на борьбу мы нацеливались.

По окончании первого дня съезда я отправился к себе домой. Пригласил нескольких партийцев, оказавшихся рядом, выпить, рано отправил их домой и рано лег спать. Локотков исполнял в эти дни роль главного коменданта Бункера, он же сдавал кинотеатр, выпроваживая оттуда последних засидевшихся делегатов, потому меня охраняли в тот вечер другие лица.

Инцидент случился на съезде только один. 2 октября около шести утра мне позвонил дежурный по N-скому отделению милиции и сообщил, что у него находятся Гребнев Андрей и еще трое, две из них — девушки, и попросил чтобы я приехал. Я позвонил Фёдорову, и Фёдоров с Ермаковым отправились в отделение и забрали оттуда всю компанию. Не так уж он был и не прав в этой именно истории, Андрей Гребнев. На нашу голову директор общежития приняла множество командированных и потеснила наших из части отведённых им комнат. Наши догадались уплотниться и расположились в комнатах партийных товарищей на полу. Неистовый Гребнев вступил в интенсивную полемику с администрацией, только и всего. Администрация вызвала милицию. Я был страшно зол и намеревался отправить Гребнева в Питер немедленно после освобождения. Однако отступил от своего намерения, когда получил полный рапорт Фёдорова по телефону и поговорил с главным штурмовиком.

Во второй день съезда продолжили выступать лидеры регионалок и представители дружественных организаций. Из двух имеющихся гимнов, записанных для нас композитором товарищем Николаем, делегаты выбрали один, тот, что длиннее и где больше меди. Был заслушан также марш НБП, написанный для нас Дмитрием Шостаковичем, внуком известного композитора. Марш вызвал бурный восторг зала. Впоследствии газеты охотно писали о Дмитрии Шостаковиче, авторе гимна НБП.

Я торжественно закрыл съезд. К вечеру все делегаты, кто не уехал, должны были собраться в сквере у МИДа и пройти вместе с союзниками по Фронту трудового народа, армии и молодёжи вдоль набережной к Белому Дому, где у бывшего здания СЭВ должен был состояться митинг памяти событий 1993 года.

Закрывая съезд, я собрал лидеров региональных организаций и около полутора часов промывал им мозги. Мы уточняли методы работы, способы и периодичность связи и многое другое. Лидеры были все с различным политическим опытом, от нуля до четырех лет. Лидеры одиннадцати новых организаций задавали, конечно, больше вопросов. Но и испытанные партийцы имели что спросить. Большинство региональных лидеров приезжали в Москву, или я ездил к ним, однако были и такие, кто видел вождя впервые. Спокойные или нервные, быстрые или задумчивые, ребята эти все привезли вопросы. Я терпеливо отвечал, понимая, что даже если бы мы засели на двадцать дней, а не на два, нам не хватило бы и двадцати. Только несколько делегатов были старше 40 лет. А именно: Владислав Аксёнов из Нижнего Новгорода (вскоре против него взбунтуются его молодые нацболы и уберут его), Геннадий Фёдоров из Ярославля (лидерствует и поныне), бывший элдэпээровец Галиев — лидер Кемеровской области, Астраханскую областную организацию возглавлял пожилой учитель, но вместо него приехал 35-летний Алексеев. Вот и всё. Весь остальной контингент лидеров был молод. Я? Отцов-основателей не выбирают. Какого возраста есть, такого и берут.