В крике от смерти - Борис Бабкин

– Сознательный ты стал, Поварин, – покачал головой старший лейтенант. – Но зачем тогда в обоймы патроны набивал?

– Так ни разу в руках оружия не держал, – усмехнулся Кок. – Интересно стало.

– Ты забыл, за что первый раз сидел? – спросил его старлей. – За вооруженное ограбление магазина в Тамбове. Отстреливался и ранил сотрудника милиции. Получил двенадцать лет. А говоришь…

– Но один хрен просто ради интереса все зарядил. А сдать хотел.

– Значит, что оружие хранил, признаешь?

– Да я же говорю, просто запамятовал. Ваши пришли, спросили, хотя они и не спрашивали ни хрена, а сразу руки мне заламывать стали…

– Так признаешься в хранении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ? – перебил Кока милиционер.

– Знакомые все лица, – сказал Анджей. – Надеюсь, моя камера свободна?

– Бокс, – недовольно поправила его старшая медсестра. – Камеры в тюрьме бывают.

– Вы подкованы в юриспруденции, мадам, – усмехнулся полковник.

– Здравствуйте, Елена Анатольевна, – послышался голос Иры.

Поднявшись, Анджей поклонился врачу:

– Добрый день.

– Здравствуйте, – улыбнулась она. – Сейчас идите и сделайте кардиограмму. А потом в палату.

– Это еще где? – посмотрел на Ирину Анджей.

– Пошли, – кивнула она.

– Можете вещи отнести в палату, – сказала Вера Ивановна.

– А вас как зовут? – спросил он ее.

– Вера.

– Надеюсь, не Ивановна? – насторожился Анджей.

– Ивановна, – подтвердила она его худшие опасения.

– Во, блин! – обреченно проговорил он. – Мою первую и единственную жену звали именно Вера Ивановна. Сучка со знаком качества.

Вера Ивановна быстро перекрестила ему рот.

– Эй! – отшатнулся он. – У вас что, крыша съехала?

Покачав головой, Вера Ивановна ушла.

– Она в Бога верит, – улыбнулась проходившая мимо медсестра. – И крестом очищает ваши уста от ругани.

– Мать моя женщина, – печально проговорил Анджей, – во я попал!..

– Идем, – поторопила его Ирина.

– Что? – спросил по сотовому Юрий. – В больнице? А где?

– В терапии, – ответил Эдик. – Ну не в терапевтическом отделении, а в так называемом инфекционном. Оно было там раньше. Длинное желтое здание около водонапорной башни.

– Понял.

– Что с тобой? – Ирина остановилась на площадке второго этажа. – Тебе плохо?

– Ну и медицина у нас, – проворчал Анджей. – Может, человек с инфарктом приехал, а его на четвертый этаж посылают на кардиограмму. Я, наверное, буду делать ее уже мертвым.

Ирина обняла его за плечи:

– Не раскисай, пошли.

– Ура! – вскинув руки, весело крикнул Каток. – Да здравствует воля-волюшка! Обмишурились, – подмигнул он смотревшим на него двум милиционерам.

– Договоришься сейчас, – пообещал один из них.

– Ну уж хренушки! – Каток быстро пошел от здания райотдела.

– Все! – Анджей лег на кровать. – Я, кажется, отдаю Богу душу. Хотя души у меня и Бога нет, а значит, я еще побуду на этом свете.

В палату вошла молоденькая девушка с капельницей.

– Во, – усмехнулся он, – надеюсь, не посланница смерти? А то…

– Ложитесь, – улыбнулась медсестра. – Вам надо сделать укол.

– В задницу?

– Туда, – засмеялась девушка.

– А у вас имя есть? – приспуская джинсы вместе с трусами, спросил Анджей.

– Лена, – ответила та.

– Все? – почувствовав мокрую ватку на ягодице, повернулся он.

– Да, – кивнула она, – а теперь поставим капельницу.

– Вы прекрасно делаете уколы, – усмехнулся Анджей и улегся на спину. – На левой руке у меня вен не видно, – предупредил он.

– Да, – сказала, просматривая кардиограмму, Елена Анатольевна, – ишемическая болезнь сердца. Придется вам здесь задержаться, господин полковник, – улыбнулась она.

Пенза

Шериф, отпив коньяк, поставил рюмку на стол.

– Во, блин, влип! Да вообще-то к этому и шло, уж больно я возомнил о себе. Все, мол, идет гладко, конкурентов завалил или запугал. Надо было потихоньку да помаленьку. А я напролом попер. Да еще к этой сучке прилип. На кой хрен она нужна была? Придурок! Но надеюсь, она перед смертью меня вспомнила и пожалела, что не согласилась быть моей. Ладно, – он снова взял рюмку, – за упокой души любимой женщины.

Рядом хлопнул выстрел. И сразу ударила автоматная очередь. Выхватив пистолет, Шериф рванулся к окну и присел. Его лицо мгновенно побелело. Коттедж был окружен людьми в масках.

– Твою мать, – прошептал Шериф. – Влип. Спецназ. От них не уйти. Влип! – Он сел на пол, посмотрел на пистолет. – Значит, хана, пожизненное. А это страшно – знать, что никогда не выйдешь на свободу. – Тяжело вздохнув, он сунул ствол пистолета в открытый рот.

– Я не знаю, что делать, – процедил в трубку горбоносый молодой мужчина. – Роберт боится ехать. Сейчас все дороги перекрыты, и кажется, вот-вот выйдут и на этот дом. Я ухожу, – заявил он. – И… – Замолчав, стал слушать. – Понятно.

Он отключил телефон, взял пистолет с глушителем и подошел к двери ванной. Чуть приоткрыв ее, увидел лежащего в ванне Роберта. Поднял руку с пистолетом. Пуля пробила Роберту висок, и он сполз в начавшую розоветь пену. В комнату ворвались трое омоновцев. Еще двое появились в дверях.

– Чисто, – сообщил один из комнаты.

– Здесь тоже, – отозвался другой.

Горбоносый вскинул пистолет, но тут же сунул ствол в рот и нажал на курок.

– Есть труп, – вбежал в коридор омоновец.

– Жить хочу, – скулил Шефирин. – Я жить хочу. Понимаете? Просто жить. Я не смог себе пулю…

– А было бы гораздо лучше, – процедил один из омоновцев, – если бы ты себя кончил. А то у меня желание дикое тебе пузо пулями напичкать. Сучонок ты, Шефирин! – плюнул он ему в лицо. – Сколько жизней погубил. Падаль ты!

– Я люблю тебя, Светка, – прошептал Владимир. – И Катя не против, чтобы мы стали мужем и женой. Я люблю тебя, – повторил он. – Наконец-то нам никто и ничто не мешает.

– Ты мне тоже нравишься, – тихо ответила Светлана. – Но я не могла даже показать этого, понимаешь?

– Я все понимаю, – улыбнулся он.

Катя осторожно, чтобы не помешать, закрыла дверь в свою комнату.

– Прощай, Белинский, – весело проговорил сидевший за рулем «девяносто девятой» Сергей. – Начинаю новую жизнь. В общем, так, сначала подаем заявление, потом я еду в Москву. Мне выписаться надо и кое-что забрать. Я все оставлю Райке, хотя она мне никто. А сегодня посмотрим дом под Саратовом. Более-менее приличный. Ты его купишь, и мы перевезем стариков.

– А почему я? – удивилась Алена.

– Я хочу, чтобы ты была хозяйкой хорошего дома, машины и всего остального, что у нас будет, – улыбнулся Сергей. – Я устроюсь на работу в какое-нибудь охранное предприятие. Меня возьмут. Кстати, там платят неплохо. Ты тоже будешь учить детишек. Пока чужих, но очень надеюсь, что мы скоро сделаем и своего. Ты кого хотела бы первым?

– А ты? – улыбнулась она.

– Знаешь, вообще-то все равно. Главное, у меня сейчас есть ты.

– Слушай, хочу еще вот о чем предупредить, – сказала Алена. – О войне, если я буду твоей женой, тебе придется забыть.

– Действительно, – он бросил на нее быстрый взгляд, – значит, надо повоевать до свадьбы.

Алена, опустив голову, грустно вздохнула.

– Да я пошутил, – рассмеялся Сергей.

– Никогда так больше не шути. Я слишком долго ждала и не верила, что кому-то буду нужна.

– Что? – за шумом двигателя не расслышал он.

– Обещай, что даже в шутку не будешь говорить о нашем расставании, – попросила Алена.

– Никогда больше не буду, – серьезно отозвался Сергей.

Саратов

– Тамара Сергеевна не передумала насчет воскресенья? – спросил Петр.

– Конечно, нет, – ответила Людмила. – Время она назначит в пятницу. Так что вечером я скажу, во сколько вам прийти.

– Отлично.

– А ты приятеля своего видел, который в больнице? Навещал?

– Отнес ему кое-что. Ему еще дней двенадцать в больнице оставаться. Не хочет он лежать, но и домой особо не рвется. У него с женой проблемы и с сыном тоже. Кстати, когда Нинка наша приедет? А то как увезли ее после школы, так и не видать.

– Мама звонила сегодня утром, Ниночке там нравится. Так что в конце августа привезут.

– Быстрее бы, – улыбнулся Петр, – соскучился я по нашей хохотушке. Ей ведь тринадцать будет, мы с тобой ее рано сделали. Ты тогда еще в училище…

– Перестань, – остановила его смущенная жена.

– Да просто не хотелось бы, чтоб дочь повторила путь матери. Согласись, что в семнадцать лет…

– Да перестань ты, – попросила Люда.

– А Колька всем друзьям рассказывает, – улыбнулась Лида, – как вы с пьяницами дрались. И как ты милиционера уложил. Гордится тобой сын.

– Ну, положим, гордиться здесь нечем, – улыбнувшись, проговорил довольный Павел. – Это я делать умею.

– А я не думала, что ты знаешь приемы, – сказала Лида. – И была удивлена, когда в окно увидела, как ты…