В крике от смерти - Борис Бабкин

– Да что теперь сделаешь? Как на войне все под пулями ходят, так и тут тюрьма любого ожидает. От тюрьмы и…

– Умное изречение, – усмехнулся Анджей, – но не совсем правильное. Например, я в тюрьму больше не попаду. Даже если возьмут раненого, сидеть не буду. Убью себя. Я офицер, – гордо проговорил он, – а в неволе рядовой придурок запросто пнем обзовет. Тюрьма – это сплошное унижение. В общем, я себе слово дал: в тюрьму, то есть в лагерь, больше не пойду. Я себе на манер уголовников подошву у ворот зоны перекрестил. А слово держать я умею.

– Да в курсе я. Но ведь ты все-таки стареешь. Вот и сердечко прихватило, сознание иногда теряешь. А во время боя…

– Старею, это факт, и болеть начал. Но в России меня никто не ждет, женщины нет, которая за мной в огонь и в воду пойдет. А если изуродуют, то я и сам жить не стану. Да и не смогу уже я семейной жизнью жить. Вот Сергею посоветовал, а сам думаю: не испортил ли я жизнь этой Аленке? Она на удивление чистая для нашего времени. Почти тридцать, а удивляться и радоваться не разучилась, как девчонка. Но сможет ли Сергей так жить? Дом, семья, да и работать ведь где-то надо. Хотя в любом случае Аленка жизнь увидит. А ты почему не женат?

– Да так уж вышло. Я в Чечню попал сразу после училища. Подранили меня там крепко. А была невеста, которая обещала, что будет со мной, что бы ни случилось. Она была королевой в гостях, хозяйкой на кухне и шлюхой в постели, но не для меня. Я узнал об этом от своего отца. Как только стало известно, что я ранен, она вышла замуж за азика. Мне ее мать рассказала, мол, жалуется Зинка, что живет плохо, муж ее в Азербайджан увез. А я загулял по полной программе. Получил срок. Откинулся, встретил тебя. Ну а дальше ты знаешь. Ехать сейчас в легион боюсь. Говорят, некоторые подразделения в Ирак посылают. А я боюсь, поэтому не еду и не собираюсь. Вот ты говорил, что пулю можно запросто и тут получить. Можно, если не успеешь выстрелить первым. А я пока всех, кто меня может замочить, опережаю. И бабки у меня имеются, и хатенка путная, от бабья отбоя нет. А что касается тюрьмы, так я не боюсь ее и к тем сукам, которые там работают, отношусь соответственно. Если какая-то сука из них меня обзовет, не чувствую унижения. Мент – он и в Африке мент, – рассмеялся Каток. – Ну ты давай поскорее выздоравливай, а то без тебя как-то… – Не договорив, он кивнул. – Я тут кое-что принес… – Он начал доставать из пакета продукты. – Как здесь кормят?

– Для районной больницы в наше время весьма сносно, – улыбнулся Анджей, – даже есть можно. Я, наверное, впервые ел в российской больнице. А вот что давление скакать начало и сердце прихватило – это сигнал, значит, немного осталось. Обидно. Я всегда хотел оставить о себе память. Совершить что-нибудь, чтобы люди помнили. Написать книгу или сценарий. Но увы, не вышло. Уже полтинник разменял, да тут еще болячки посыпались. Надо бы вроде на покой уходить. Было желание купить дом в деревне, поставить спутниковую антенну и хрен на все и на всех забить. Купил, – засмеялся он, – даже картошку посадил. А две старушенции за двести рублей помогли с помидорами и огурцами управиться. Но через неделю такая скука охватила, хоть по ночам на луну вой. Сел в машину и уехал. Дом я в Саратовской области купил. Отсюда по трассе в сторону Саратова и вправо километров восемьдесят. В общем, еду и смотрю – стоят мужик с бабой и двое детишек с ними. Остановился. «Куда?» – спрашиваю. Они говорят, в Тамбовскую область до первой деревни, где на работу устроиться можно и жилье найти. Из Казахстана они, беженцы. Я развернулся и назад. Они перепугались, – он рассмеялся, – а я привожу их к дому, говорю: «Нравится?» «Да», – ответили они в один голос. Поехал в сельсовет, переписал дом на них и смылся. Они благодарили, и на работу их председатель обещал устроить. Как они там, не знаю. А интересно было бы посмотреть. Если время выберу, съезжу туда.

– Надо обязательно съездить! – загорелся Каток. – А за сколько дом-то покупал?

– Да за гроши. Там до райцентра сорок пять километров. Магазин, правда, есть, медпункт тоже. Почта. Но домов пустых полно. За десять тысяч деревянных мужик один отдал. Соседи потом меня ругали, тут, говорят, и за пять можно было купить. Да мне-то хрен с теми деньгами. Просто загорелось, думал, угомонюсь, но не вышло. Я одиночество люблю. А друзья есть, пока бабки водятся. В Москве я жил у одного. Пока деньги были, все путем. А кончились, я на вокзале два дня ошивался, деньги ждал от легиона. Да я давно понял, что если есть бабки, ты друг, а нет – прямо не скажут, но понять, что не нужен, дадут.

– Надеюсь, ко мне это не относится? – заволновался Каток.

– Ты был вместе со мной там. Да и вообще ты не из таких. Я же сколько раз на твои…

– Да хорош тебе, – остановил его Каток. – Тут Грач интересуется: «Почему полковник меня не берет?» Я его, мол, куда угодно за так отвезу.

– Приезжал он, – рассмеялся Анджей. – На его счастье, настроение у меня было классное. Он же, сука, наплетет с три короба. И постоянно меня упоминает. У меня раза три канители из-за его базаров были. Я ему и сказал: «Еще раз вякнешь что – пришибу». А представляешь, поеду с ним куда-нибудь – он такого наплетет.

– У Грача свой бизнес. Он пытается мясом заняться. Сейчас скупщиков полно, и у всех есть крыша. А кто такой Грач? Никто и звать никак. Вот он и хочет за твой счет влезть в это дело. Все-таки ты пользуешься влиянием. Точнее, многие тебя боятся. Никто не знает, что ты не у дел, – опередил Каток усмехнувшегося Анджея. – Многие думают, что ты под следствием все это время был.

– Теперь понятно, почему меня родители так встретили, – пробормотал Анджей. – Ну и хрен с ними со всеми.

– Что-то ты предков своих не жалуешь.

– Да есть тому причины.

– Ну, в общем, выздоравливай, и поедем в Тамбов, а потом и в деревушку к переселенцам из Казахстана.

– Решено, – кивнул Анджей.

– Здравствуйте! – В палату вошла Елена Анатольевна. – Как себя чувствуем, господин полковник? – улыбаясь, спросила она.

– Сколько мне жить осталось? – Анджей посмотрел ей в глаза.

– Надеюсь, до пенсии вы доживете. Конечно, при условии, что будете вести нормальный образ жизни.

– Значит, я обречен, – вздохнул Анджей. – Мне врачи говорили, когда после Афгана лечили мою головушку, что если доживу до пятидесяти, начнутся проблемы. И…

– Ишемия у вас давно? – перебила его врач.

– Впервые такой диагноз я услышал в восьмидесятом. Но чтобы вот так хватало, не было никогда. А тут…

– Подлечим, – снова не дала договорить ему Елена Анатольевна. – А теперь прошу вас выйти, – взглянула она на Катка.

– Понял! – Тот пожал руку Анджею и быстро ушел.

Елена Анатольевна достала тонометр.

– Как там полковник? – услышал Каток и повернулся к Юрию.

– Привет. Да что-то сердце у него забарахлило. Но врач сказала, что подлечит. Сейчас она у него. Потом, если хочешь, зайди. Кстати, когда полковник выйдет из больнички, в Тамбов мотанем. А потом в Саратовскую область.

– Конечно, раз так надо, – кивнул Юрий. – Как скажете, так и поедем.

– Ништяк. А ты здорово тачку водишь, – похвалил Каток.

– Надоело мне жить среди гяуров, – прошептала Марият. – Я ненавижу их всех. Не могу слышать смех щенков русских собак, не могу видеть их счастливые лица. У меня перед глазами стоит разорванное осколком бомбы тело моей дочери. Я всегда была честной и говорила, что мне все равно, кто будет править Чечней. Я не верю в Аллаха и просто хочу отомстить за смерть своей… – Не договорив, она тяжело вздохнула.

– Я это знаю, – кивнул Ахмет. – И очень скоро у тебя будет такая возможность. Гяуры ответят за смерть наших родственников и за…

– Давай остановимся на этом, – попросила его Марият. – Спасибо тебе. Ты не ведешь себя, как другие, которые считают, что женщина – молчаливая рабыня. Я всем и всегда говорила, что надену пояс шахида не потому, что верю во все, о чем вещают наши главари, а просто хочу отомстить за гибель моей дочери. Ее убили гяуры. До этого я относилась к русским спокойно. У меня даже были друзья среди русских. Но за что они убили мою девочку?! – закричала она. – Почему они пустили ракету в наш дом?

– Для них боевые действия лишь предлог, под которым можно уничтожить свободолюбивый народ Ичкерии, – заявил Ахмет.

– Перестань, – поморщилась она. – Россия дала нам свободу. А вы сами начали войну, вторгнувшись в Дагестан. Они не лезли к нам, когда вы взрывали дома в России. Просто наши главари не умеют зарабатывать деньги иначе как террором. Россия защищается. Ведь ты сам не раз с раздражением говорил о том, что сейчас все в руках арабов. От них поступают деньги, и именно они сейчас вашими руками, как и раньше, воюют с Россией. В домах, взорванных нашими людьми, были дети и женщины. А школа в Беслане? Впрочем, давай не будем об этом. Я отомщу за Луизу. – Она тяжело вздохнула.

«Поэтому я и терплю тебя, – подумал Ахмет. – Ты здорово рассуждаешь и сможешь проникнуть туда, куда простая шахидка не войдет».