Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) (СИ) - Жнец Анна

Память Мэри подсказала, что это местное божество. Почти Дед Мороз, только имеет дело не с детьми, а со взрослыми. Плохих людей оно карает, а хорошим исполняет желания. Не всем, конечно. Избранным счастливчикам.

— Да, хочу задобрить Актум и отпраздновать окончание ремонта. Большое дело мы все сделали.

Я покосилась на часы. Надо было успеть до полуночи.

* * *

Время бежало.

Хлопнула черновая дверь. Из прихожей потянуло холодом. Мужики вернулись из леса, да не с пустыми руками — с пушистой красавицей, раскинувшей колючие ветки, запорошенные снегом. Мужчины несли ее в гостиную, и снег с еловых лапок падал им под ноги и таял на полу.

— Вот чудесно-то! — прощебетала Лунет.

Слуги привыкли к волшебной птичке и уже давно не таращились на нее с открытыми ртами.

А снежный дракон прятался. Когда замок наводнила толпа незнакомцев, он ушел в лес и с тех пор никому не показывался на глаза.

Пока я крошила овощи на салат, Лунет взялась украшать елку, а в помощницы себе подрядила болтушку Жюли. В Блэквуде девочка ожила, отъелась, порозовела и оказалась редкой трещоткой: дай волю — не умолкала бы ни на секунду.

Дерево поставили в гостиной рядом с большим стрельчатым окном. Птичка знала, что надо делать, и с важным видом учила Жюли новогодним премудростям. Вместе они развешивали на ветках конфеты в ярких обертках и маленьких соломенных куколок, купленных мной специально для праздника.

Наконец все было готово.

За окном бушевала метель, а в камине уютно потрескивали дрова. В островке свете, рожденного пламенем очага, тянулся длинный дубовый стол. Люсиль застелила его белоснежной скатертью. Кухарка помогла расставить блюда с угощениями. Гаэл обошла с лучиной все лампы и канделябры в гостиной, и теперь тут и там в приятном полумраке мерцали дрожащие язычки свечей.

Все заняли свои места. Только стул в торце стола пустовал — ждал хозяина Блэквуда. Рядом сверкала елка, усеянная волшебными горящими перышками Лунет. Аппетит разжигали густые, дразнящие ароматы. В воздухе пахло хвоей, мандаринами и сочным мясом.

Мужики жадно смотрели на экзотические закуски и сглатывали слюну. Женщины тоже косились в сторону необычных лакомств. Такой еды они ни разу в жизни не пробовали, даже не видели.

Курочка, запеченная целиком, была покрыта тонкой хрустящей корочкой, по бокам золотистой, на спинке шоколадно-коричневой. Дольки картофеля плавали в мясном соке, рыхлые и посыпанные зубчиками укропа. Темное мясо кролика томилось с овощами в глиняном горшке. Его только вытащили из печи, и над блюдом клубился рваный дымок.

Но не эти яства занимали внимание слуг. Все глядели на круглый тортик с разноцветными слоями: желтая картошечка, серая рыбка, оранжевая морковь, блестящая от домашнего майонеза малиновая свекла, а сверху пышная шапочка из сваренных вкрутую и потертых яиц. Селедка под шубой.

Часы громко пробили в тишине полночь, и взоры собравшихся устремились в сторону двери. Мы ждали, когда скрипнут ступеньки лестницы в холле.

И вот это случилось. Его Сиятельство спускался на первый этаж.

Едва войдя в гостиную, полную мерцающих огоньков, граф остолбенел. Его взгляд скользнул по угощениям, по горящей у окна елке, по лицам слуг, сидящих вокруг стола, и остановился на мне.

— Мэри? — темная бровь приподнялась.

— С праздником, Ваше Сиятельство, — улыбаясь, я отодвинула для графа стул.

Слуги, спохватившись, вскочили на ноги — негоже сидеть, когда хозяин стоит.

— И что мы празднуем? — ошеломленно оглядывался Реймон Марцелл.

— Милость Актум, — радостно отозвалась Жюли, заслужив от матери подзатыльник и приглушенное шипение: «Тихо ты! Не тебя спросили».

— Милость Актум, — подтвердила я, кивнув зардевшейся девчушке. — День зимы. Начало нового года. Окончание ремонта.

— Что ж, давно я… — Его Сиятельство растерянно поправил на лице платок. — Давно я ничего не праздновал.

С неловким видом он занял пустующее место во главе стола.

По правилам этикета сначала к трапезе приступал хозяин дома, а уже потом слуги, и те наблюдали за ним с любопытством и нетерпением. Понравятся ли графу необычные кушанья? Что из предложенного он захочет отведать в первую очередь?

В этом плане Реймон Марцелл мало чем отличался от своих людей. Его внимание тоже привлек пышный разноцветный тортик.

Селедку под шубой он пробовал с осторожностью, словно ожидал, что ему не понравится, но в итоге с аппетитом умял все, что лежало на тарелке, еще и добавки попросил.

Гордая собой, я наблюдала за праздничным ужином. Даже сама забывала есть, глядя, с каким удовольствием мою стряпню поглощают другие.

Салатики ушли на ура. И шубка, и оливье улетели вмиг.

К холодцу из рульки и ножек сперва отнеслись с опаской, но, как распробовали, аж за ушами затрещало. Граф, правда, студень не оценил. Не все блюда русской кухни пришлись ему по вкусу. Зато каким тоскливым взглядом смотрел он на опустевшую миску из-под оливье! Ох, надо было приготовить в два раза больше.

— А теперь позвольте подарить всем подарки, — объявила я, когда обеденный стол наполовину избавился от своего груза.

Слуги переглянулись. Его Сиятельство растерялся. Лунет спорхнула с каминной полки, с которой наблюдала за всеми нами, и устроилась на моем плече.

— Подарки? — прощебетала она, перебирая коготками. — Подарки — это интересно. Надеюсь, мне достанется самый лучший.

— Право слово, Мэри, не стоило, — смутился граф.

Стоило. Конечно же, стоило. Мне нравилось чувствовать себя нужной и приносить людям радость.

Всей душой я жаждала зажечь счастьем глаза одинокого хозяина блэквудского замка.

Реймона Марцелла я решила одарить в последнюю очередь. Видимо, боялась, что мой самодельный подарок ему не понравится — вот и тянула время. К тому же Лунет нетерпеливо дергала меня клювом за волосы — уж она-то ждать точно не собиралась. Как ребенок, ей-богу!

— Хорошо, Лунет, ты первая.

Коготки птички чуть сильнее сжали мое плечо. Краем глаза я уловила движение: Лунет расправила крылья. Секунда — и она уже на столе, уселась на краю с важным видом, распушила хвост, а золотистую грудку выпятила колесом, будто подставив для медали.

Я, конечно, не медаль ей приготовила, но подарок тоже очень достойный.

Посмеиваясь про себя, я полезла под елку. Во время кухонных хлопот слуги видели, что я складываю под дерево в гостиной какие-то коробки и бумажные пакеты, но спросить о них не посмели. А теперь догадались, что это, и зашушукались.

— Какой волшебный праздник! — донесся до меня шепот Жюли. Девочка делилась с матерью своей радостью. — Столько вкусного на столе. А еще подарки!

— Тихо, пожалуйста, — строго отвечала мать тоже шепотом. — Ты же понимаешь, что подарки только для господ.

— И все равно. Вот бы каждый год так благодарить духов зимы!

Под колючими зелеными ветками я наконец отыскала необходимое и вернулась к столу. В одной руке у меня была синяя бархатная шкатулка из ювелирного, а во второй — украшенная алой лентой корзинка из бакалейной лавки.

— А вот и нет, — улыбнулась я. — Подарки для всех, — и протянула корзинку Жюли, ахнувшей в восторге.

Глаза девочки загорелись. От радости она едва не заверещала, а когда полезла в корзинку и нашла там сладости и сухофрукты, и вовсе запрыгала, как ребенок.

— Мама! Смотри, мама! Ты когда-нибудь такое пробовала? Это же… Не могу поверить!

В душе разлилось тепло.

— А я? — кто-то потянул меня за рукав. Лунет! — Обо мне ты не забыла?

Сапфировые глазки горели предвкушением. Оранжевый клювик снова сцапал ткань моего платья и дернул за нее.

— Ну, конечно, конечно, я о тебе не забыла, — повернулась я к нетерпеливой птичке и подняла крышку шкатулки. На синей бархатке переливался в свете очага тонкий золотой браслет.

Странное выражение возникло на птичьей мордочке. Лунет как будто вспомнила о чем-то не слишком приятном, а может, наоборот, о чем-то очень-очень приятном, но давно прошедшем, и загрустила.