Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

советского генерала, комдива — в его биографии он думал найти подтверждение своим предположениям о том, что показания Сологубова о Мишутине, если и не являются полностью результатом случайного стечения обстоятельств, то все же далеки от истины. Биография Мишутина, в основе своей уже известная Дружинину со слов Воронца и Гущина, была обычной для командира Советских Вооруженных Сил, начавшего службу в годы гражданской войны. Он прошел в армии все ступени от рядового до комдива. И пожалуй, ничто в его биографии не могло вызвать сомнений. Правда, имелся в ней один не совсем ясный момент, о котором Дружинин намеревался сегодня обстоятельно расспросить Анастасию Владимировну. Из рассказа Гущина он знал, что один из братьев Мишутина в 1930 году был раскулачен и выслан в Сибирь. Мишутин был очень огорчен этим, считал, что с братом поступили неправильно.

Но об этом разговор впереди. Сейчас же Дружинина прежде всего интересовало взволновавшее его известие о причастности генерала Мишутина к следствию по делу изменников Родины — власовцев.

В результате расспросов Анастасии Владимировны он выяснил, что генерал Мишутин с одним из высокопоставленных приспешников Власова в 1943 году ездил по лагерям советских военнопленных и там проводил вербовочную работу, выискивал добровольцев для службы в так называемой РОА.

Но Дружинину этих сведений было недостаточно. Ему хотелось знать (чтобы потом проверить по старым архивным материалам следствия), с кем конкретно из власовцев Мишутин ездил по лагерям. И он спросил об этом Анастасию Владимировну.

Она, припоминая, потерла пальцами изборожденный морщинами лоб. Растерянно пожала плечами:

— К сожалению, забыла фамилию.

— Ну, а кем этот власовец был по должности? Об этом следователь в разговоре с вами не упоминал?

— Кажется, говорил. Если не ошибаюсь, этот человек был из самого власовского штаба… А вот фамилии его никакие припомню.

Извинившись, Мишутина встала из-за стола, вышла на кухню. Через несколько минут принесла два стакана чаю, сахар, печенье.

— Разговор, я смотрю, у нас еще долгий, — с грустной улыбкой сказала она. — Выпейте-ка чайку.

— Спасибо. — Дружинин помешал в стакане ложечкой. — Еще к вам такой вопрос, Анастасия Владимировна…

— Да, пожалуйста.

— О том, что вы сейчас мне рассказали, знал Иван Тимофеевич Воронец?

— Нет, не знал.

— Странно.

— Почему вы это находите странным?

— В сорок девятом году, по рассказу Воронца, при встрече с ним в Минске вы сообщили ему, что ваш муж пропал без вести. И Воронец дал вам слово попытаться найти след своего комдива…

— Да. Иван Тимофеевич мне часто пишет. Хороший он человек.

— Но ведь получается, что Воронец ищет не там, где нужно. Если хотите, вы, Анастасия Владимировна, его дезориентировали.

— Тем, что умолчала о моем допросе в сорок седьмом году?

— Именно. Мне кажется, вы должны были рассказать ему все, что сейчас рассказали мне.

— А зачем? — Мишутина сложила на груди руки, тяжело вздохнула. — Зачем я должна была кому-то рассказывать, если сама до сих пор не могу этого сердцем принять. Умом вроде постигла: произошло что-то страшное. А душа не принимает: не может такого быть!

Ее поблекшие губы, как давеча, после ссоры с дочерью, мелко задрожали, лицо сморщилось. Но на этот раз Мишутина не заплакала, пересилила себя.

— А обиднее всего то, что тебя не поддерживает самый близкий тебе человек, — тихо проговорила она минуту спустя. — Вы слышали, как Лиза сказала, когда вы пришли: «Опять из-за папаши!» Господи, сколько в ней зла.

Видимо, для Мишутиной это было самое больное место — отношение дочери к отцу, точнее, к памяти его. И Дружинин поспешил перевести разговор в другое русло — начал расспрашивать Анастасию Владимировну о раскулаченном брате Мишутина.

Улицу окутывали серые декабрьские сумерки, и в окнах домов уже зажигались вечерние огни, когда Дружинин покинул квартиру Мишутиной. До автобусной остановки он шел медленно, заложив руки за спину, целиком отдавшись своим мыслям. С этими мыслями потом он долго качался в переполненном автобусе, на котором ему предстояло пересечь едва ли не пол-Москвы.

Сопоставляя сведения, полученные от Сологубова и от Мишутиной, Дружинин все больше склонялся к выводу, что его искомая, так сказать, главная истина находится где-то на пересечении двух частных. В одном случае — американский разведорган «Служба-22», в котором ныне орудует Мальт — Мишутин, в другом — сотрудничество, быть может, того же лица во время войны с изменниками Родины — власовцами. Платформа, безусловно, общая — антисоветская. К тому же надо иметь в виду, что многие из власовцев в последний период войны, спасаясь от возмездия, бежали в зону действий американской армии, где и нашли себе приют. Так что дорога из РОА до «Службы-22» могла быть если и не совсем прямой, то достаточно накатанной, а главное — не столь уж длинной. Что касается территориального расположения «осиного гнезда», то оно после допроса Сологубова тоже известно. Туда, наверное, и должен быть нацелен дальнейший поиск.

Но это дело будущего. Теперь же надо как следует разобраться в составных частных данных — насколько они соответствуют действительности? И прежде всего проверить, уточнить сведения, полученные от Мишутиной.

За эту работу Дружинин взялся на другой же день, в понедельник. В обеденный перерыв, прежде чем пойти в столовую, он спустился на первый этаж, в библиотеку, попросил подшивку «Известий» за август 1946 года. Полистав пожелтевшие от времени страницы, нашел нужное сообщение.

«На днях Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дела по обвинению Власова А. А., Малышкина В. Ф., Жиленкова Г. И., Трухина Ф. И., Закутного Д. Е., Благовещенского И. А., Меандрова М. А., Мальцева В. И. Зверева Г. А., Буянченко С. К., Корбунова В. Д. и Шатова Н. С. в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против Советского Союза. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях…»

Дружинин переписал фамилии в записную книжку. О некоторых из этой группы предателей он кое-что помнил — об одних больше, о других меньше. Это в сущности были разные люди. И мотивы предательства у каждого были свои. Одни сдались гитлеровцам из-за трусости, дрожа за собственную шкуру. Другие считали себя обиженными Советской властью — ее сознательные враги. С кем же из этих двенадцати изменников ездил по лагерям советских военнопленных генерал Мишутин?

Вот Власов — кулацкий сын, выдававший себя перед немецкими хозяевами за помещичьего отпрыска. Или начальник штаба РОА Трухин, которому, кстати сказать, незачем было хитрить: его отец до Октябрьской революции имел богатое поместье в Костромской губернии. Обе эти фамилии Дружинин называл Анастасии Владимировне, она решительно отвергла их.

По той же причине из списка были вычеркнуты два других ближайших подручных Власова — Малышкин и самозваный генерал Жиленков. Что касается еще одного