Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

– А ты?

– Ну… В карцере меня продержат неделю.

– Значит, этот план нам не подходит, – твёрдо заявил он.

– Нет, подходит, – всполошилась я и попыталась его уговорить. – Ты сбежишь первым, я сбегу потом. Всё будет хорошо.

– Нет, Эмеран, не будет. Если первым сбегу я, то стражи обнаружат открытую дверь в баню, потом найдут и дыру в ограде, и этим путём уже никто не сбежит. На дверь навесят замок, дыру заделают. Ты уже не сможешь выбраться на свободу через прачечную и сад. И всё будет напрасно.

– Ладно, – согласилась я и начала лихорадочно соображать, что изменить в моём плане, чтобы Стиан его не отверг. – Тогда завтра я не буду устраивать истерику в коридоре, я просто рвану вперёд, и пусть евнухи бегут за мной следом, а ты в это время спрячешься под лестницей. Я уже немного изучила дворец и смогу поводить за нос преследователей. Здесь теперь столько пустых комнат после отъезда жён и старших наложниц сатрапа. Мне будет, где укрыться во время погони. А потом, когда всё уляжется, я спущусь к тебе под лестницу и вместе мы пойдём к бане.

Стиан сосредоточенно меня выслушал и сказал:

– Всё это очень зыбко и ненадёжно.

– В нашем положении не может быть никакой надёжности. Но и сидеть, сложа руки, ничего не делая, тоже нельзя. Мы должны попытаться. Хотя бы попробовать. Другого пути у нас больше нет.

– Ладно, – после недолгих раздумий сказал он. – Мы попробуем. Терять нам уже точно нечего. Главное, чтобы наш план с побегом не раскрыли раньше времени.

Он красноречиво посмотрел на ободранные нами стены и свисающие по ним полосы тканей, а я поняла, что их теперь надо как-то замаскировать до наступления утра. Или придумать объяснения, почему они пришли в такое жалкое состояние.

– Сделаем вид, что была драка, – сказала я.

– Какая драка? – не понял Стиан.

– Ну, ты же для всех вор и истязатель. Значит, ты хотел взять меня силой, а я на третью ночь осмелела и начала отбиваться. Я бегала от тебя по комнате. – Тут я решила подойти к столику, на котором стояло блюдо с фруктами, немного подумала, взяла в руки персик и откинула его в сторону. – Швырялась в тебя разными предметами. Потом налетела на стол и случайно его уронила, – в подкрепление своих слов я ухватилась за столешницу и перевернула её.

Деревянная мебель с грохотом опрокинулась на пол, яблоки со сливами покатились по ковру, но этого было недостаточно для следов яростной борьбы.

– Порви на мне одежду, – сказала я.

– Зачем? – снова не понял он.

– Я сопротивлялась, не давалась тебе в руки, но ты всё равно нагнал меня, схватил и повалил на кровать. И порвал платье.

В подкрепление своих слов мне пришлось взяться за подол и с силой разодрать его надвое до уровня бёдер.

– А теперь порви лямку. Чтобы было совсем правдоподобно.

– Эмеран, ты такая актриса, – покачал он головой, и с ухмылкой выполнил мою просьбу. Я невольно вздрогнула, когда над грудью с треском разошлась ткань, а Стиан спросил, – Кусать и царапать меня тоже будешь? Чтобы было совсем уж правдоподобно.

Я снова задумалась и провела ладонью по его щеке. Нет, портить такое красивое лицо просто преступление. Но Стиан прав, если была борьба, то и её следы должны остаться на его теле. А если их нет, то этому должна быть причина.

– Я не поцарапала тебя, потому что ты меня связал.

– Что я сделал? – с недоверием переспросил он.

– Привязал мои руки к кровати. И рот заткнул кляпом.

– Эмеран, ну это уже слишком.

– Нет, это необходимо. Иначе Сеюм не поверит и задастся вопросом, зачем мы ободрали стены. А мы… мы… – тут я глянула на полоску ткани поверх кирпичной стены и мне всё сразу стало понятно. – Драпировку ты испортил специально, чтобы нарвать полоски ткани и связать ими меня.

И в подкрепление своих слов я приблизилась к одной стене потом к другой, чтобы оторвать по полоске от каждого отреза. А потом я подошла к Стиану и протянула ему их все:

– Связывай.

Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на импровизированные путы и в итоге спросил:

– Ты уверена?

– Да.

И в доказательство своих слов я подошла к кровати, сорвала с неё покрывало, смяла простынь и легла, протянув руки к изголовью. Я ждала Стиана, а он приблизился к ложу, одарил меня ласковым взглядом, а потом повесил лоскуты на спинку кровати и лёг рядом, чтобы обнять меня:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Представление подождёт до утра, – сказал он, и поцеловал меня. – Перед визитом этого вездесущего евнуха Сеюма я тебя свяжу, а пока…

Пока длилась ночь, мы не могли оторваться друг от друга, да и не хотели этого. Каждая минута, каждый миг рядом с любимым был для меня самой главной наградой за все страдания и лишения последнего месяца. Надеюсь, он думал на этот счёт точно так же.

Прежде чем предаться сну, Стиан взялся за лоскуты и слегка обмотал им мои запястья, прежде чем привязать другой конец к спинке кровати на тугой узел.

– И кляп, – напомнила я.

– Эмеран, ну зачем такие сложности, тебе же будет совсем неудобно спать.

– Завязывай, – настояла я.

И он обмотал ещё одну ленту вокруг моей головы, да так неумело, что она тут же сползла мне на подбородок.

– Ты сопротивлялась всю ночь, и узлы ослабли, – пояснил он. – Всё, хватит уже представлений, давай спать.

И он лёг рядом, обняв меня и поцеловав в плечо. А я ещё полночи прокручивала в голове план предстоящего побега, всякий раз убеждая себя, что он не так уж и плох и нас всё получится.

Утром меня разбудили прикосновения чужих рук к запястьям и щекам. Это Мехар развязывал меня, пока Сеюм излагал Стиану распорядок нового дня.

Когда я вернулась в зал младших наложниц в порванном платье, среди девушек тут же пошёл шепоток, что сатрап-искупитель страшный зверь, а я скоро окажусь или в лазарете или колодце, куда принято сбрасывать трупы.

За это день я наслушалась множество разных сплетен. Например, о том, что дворцовые коты все как один обходят Стиана стороной, а если и оказываются в непосредственной близости от него, то шипят с изогнутой спиной и всклокоченной шерстью, а то и просто дают дёру.

– Чуют в нём нехорошего человека, – сказала кухарка.

– А может и колдуна какого? – предположила одна из служанок в годах. – Как только он во дворце появился, говорят, в саду то и дело тени в ночи стали появляться. А из прачечной и запертой бани, где евнухи собираются, в ночи шорохи доносятся и скрежет, будто кто-то большой и сильный по дереву когтями скребёт. А поутру там клоки серой шерсти находят

– Не иначе лесной гуль хочет во дворец пробраться.

– Гуль? Думаешь, он за полукровкой пришёл?

– Да все эти полукровки с рыбьими глазами колдуны и чародеи. Голодные духи ходят за ними попятам, ищут, кем бы поживиться. Думаешь, Имрану полукровка сам собственными руками истязает? Нет, он каждую ночь скармливает её душу гулю, иначе гуль съест его самого. Видишь, какая она тихая и безропотная стала? Половинка души в ней осталась, вот и не может она ничего поделать. Сил совсем не осталось.

– Скорее бы сатрапа-искупителя уже казнили. Сегодня глянула в окно, а там, на придворцовой площади гору хвороста нанесли, костёр сооружают. Три дня осталось до казни, а там уже и повелитель вернётся. И жизнь прежняя наладится.

– Что ты, как прежде уже не будет. Полукровка-то что удумал? Судьёй решил сделаться. Говорят, так он лихо людей судит, что весь Шамфар к нему бежит, чтобы тяжбу разрешить. Все говорят, он по древнему закону, ещё Великим Сарпом установленному, разрешает все споры, а не по правилам, что господин Сурадж после изгнания тромцев придумал. Вору теперь руку не отрубают и в яму его не кидают, а требуют уплатить десятикратное возмещение, а если не может он заплатить, то пусть идёт в услужение к тому, кого ограбил, и долг свой отрабатывает. Но если вор работать поленится или снова того человека ограбит, только тогда его в яму и нужно посадить, но руку всё равно надо оставить. Ещё сатрап-искупитель запретил должникам своих жён, сестёр и детей в рабство продавать. Уж если ему так деньги нужны, пусть сам в рабы и идёт, а малых и слабых не трогает. И хозяевам полей, что землю в аренду сдают, запретил сатрап-искупитель в случае засухи и наводнения с крестьян уплату в неурожайный год брать. Раньше-то как было? Погиб урожай и нечем с хозяином земли расплатиться – продавай дом, продавай жену и детей своих, но деньги отдай. А теперь нельзя так. Сатрап-искупитель вернул людям закон Великого Сарпа, по которому долг в случае неурожая переносится на следующий год, а рост за бедственный год отменяется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})