Ванька-ротный - Шумилин Ильич

– Ты что это серьезно?

– На полном серьезе! Ты на фронте давно?

– С сентября сорок первого.

– А ты?

– Я на фронте уже год и ни разу не был дома. Знаешь как домой охота?

– У тебя как ноги? Идти сможешь?

– Ноги у меня двигаются, голова болит. У меня есть лекарство от головной боли, хлебнешь пару глотков, и сразу все пройдет! Ст. лейтенант скинул с плеча вещмешок, достал фляжку, открутил крышку и подал её мне.

– Давай, пошел! Я следом за тобой! В таком деле нельзя одному. Нужна братская компания. А вдвоем нам с тобой, море по колено. Я взял фляжку, запрокинул голову, сделал выдох и не дыша хватил несколько глотков. В фляжке был чистый и неразведенный спирт.

12.

Ст. лейтенант сунул мне в руку (кусок) обломок сухаря.

– На закуси, капитан! И давай покурим перед дорогой.

– В Москву, так в Москву! – сказал я похрустывая сухарем. – Черт с ними со всеми! Четвертый год валяюсь на снегу, сколько под пулями из них, сколько натерпелся и выстрадал за это время. С сорок первого, не вылезая с передка, воюю, а со стороны командира полка вижу одну злобу. В Смоленске мы зашли на вокзал, сунули в окошко военному коменданту наши документы, он наложил на них визу – «В Москву», написал нам записку в кассе получить два билета. В вагоне мы опрокинули фляжку до дна, залезли на верхние багажные полки, за места нам платить было нечем и под стук колес быстро заснули. Ночью, где-то около Вязьмы нас разбудили. Кто-то потянул легонько за локоть меня (вниз), я открыл глаза и свесил голову с полки.

– Ваши документы, товарищи офицеры! Старшего лейтенанта тоже разбудили.

– Вы куда следуете, товарищ капитан?

– В госпиталь! Там в документах сказано!

– Это мы видим, но вам придется сойти с нами на следующей станции!

– А почему нельзя в Москву? Не всё ли равно где нам лечиться?

– Мы разберемся. Если начальство разрешит завтра поедите дальше. Нас сняли с поезда. Мы спрыгнули на полотно и пошли за лейтенантом куда-то в сторону. Ночью было темно, но мы и не думали от него бегать. Он был вооружен наганом, а мы свои пистолеты сдали в санроте. В тыл с оружием нашему брату было следовать запрещено. Вскоре мы подошли к темному бараку, нас завели в отдельную пустую комнату. В углу стоял стол и по стене, на косых неструганых ногах (ножках), лавка.

– Вам придется здесь подождать! Я пойду доложу о вас начальству! – сказал лейтенант, вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. С ним везде были два солдата. Но они, пока мы шли до барака, куда-то исчезли (в ночной темноте). Никаких признаков не было, что за дверью с той стороны стоят часовые. Два небольших окна в пустой комнате были не зарешечены. На стене, против двери висел портрет нашего главнокомандующего в маршальских погонах. В комнате от пола пахло сыростью. (Видно) Обычное дело, когда мыть пол заставляют солдат. Они (как обычно) это делают (солдаты) просто, (видно) выливают на пол несколько ведер воды, а потом шваброй сгоняют в (широкие) щели воду (между досок). Мы сели у стены на лавку, скрутили закрутки (газетные), задымили махоркой и стали молча рассматривать комнату.

– Как ты думаешь? Это не КПЗ? – сказал я своему спутнику.

– Какое КПЗ? – спросил ст. лейтенант.

– КПЗ, это камера предварительного заключения.

– Откуда ты такие названия знаешь? Ты что служил раньше в милиции или в конвое.

– Нет я в этих заведениях раньше не был и не служил. Я в полковой разведке был. У меня были ребята штрафники. Во всяких разных делах и под следствием побывали, в тюрьмах сидели, в лагерях сроки по уголовным делам отбывали. Рассказывали всякое. Выражение КПЗ я из их рассказов запомнил (усек). Вот я и думаю, зачем нас задержали.

– Чего мы такого преступного сделали?

– А ты как думаешь? Ты явный дезертир! В Москву махнуть собрался.

– Ты уж совсем, капитан! Сутки ещё не прошли. Скажем в пути задержались. У нас документы на руках.

– Это ты следователю скажешь!

– Не валяй дурака, капитан. Мы с тобой всего несколько часов в самовольной отлучке.

14.

– Сутки не прошли – значит не дезертиры.

– У тебя совесть есть? Ты перед Родиной виноват!

– Какая совесть? Ты на счет совести у тыловиков спроси. Подумаешь преступление! В Москву, домой ехать собрались. И сразу враги, предатели Родины?

– Враги не враги, а штрафная обеспечена! Я несколько помолчал, а потом добавил;

– Ладно не горюй! Я просто хотел проверить тебя, не раздумал ли ты ехать в Москву.

– Конечно нет! Что ты! Через некоторое время в комнату вошел лейтенант. Это было новое лицо. Ночной лейтенант не появился. Этот чистенький такой, аккуратно подстриженный (и гладко причесанный).

– Вот и (уполномоченный или следователь) опер пожаловал к нам – (подумал) шепнул я напарнику, вставая с лавки. Лейтенант внимательно посмотрел на меня, сел на табурет и перевел взгляд на ст. лейтенанта.

– У вас что-нибудь есть кроме госпитальных (документов) предписаний?

– Удостоверение личности с печатью, написанное на листке бумажки от руки, партбилет и продатестат.

– У меня? Я комсомолец. Вот моя книжица.

– Не книжица, а комсомольский билет! – поправил лейтенант, рассматривая поданные ему документы.

– Проверка людей, сами понимаете, в военное время необходима (в тылу повсюду). По дорогам и поездам всякий народ (ездит) шатается. Проверим ваши документы, установим личности и в госпиталь направим. (Вот) А пока придется здесь подождать.

– Нам продукты получить нужно. Сутки на исходе, а мы ничего не ели – пожаловался ст. лейтенант.

– Аттестат у вас есть?

– Конечно, есть! Что мы дезертиры?

Дежурный лейтенант забрал документы и аттестаты м вышел. Вскоре он вернулся, вернул нам все (назад) документы и сказал – Поездом вы дальше не поедите. Мы звонили в госпиталь, он рядом здесь в трех километрах, вас там примут. Поведет вас туда наш солдат. Ваши направления он сдаст в приемную часть. Желаю выздоровления и хорошего лечения. Молчаливый пожилой солдат посмотрел на нас исподлобья и нахмурил брови (сурово). Всю дорогу мы шли за ним, изредка перебрасывались между собой негромкими фразами.

– Вот и пришли! – сказал солдат, показывая на деревню. – Офицеры, а ведете себя как мальчишки. Незаконно в поезд сели, людям задали лишнюю работу! Никакого порядка нет. Куда захотели, туда и поехали.

– Это ты прав, нас немного в сторону занесло. Еы солдатик на фронте был? Знаешь что это такое?

– У каждого своё место и каждый отвечает за своё.

– То-то и видать! Тыловик фронтовику, как свинья товарищ лошади! Кончится война, скажешь на фронте был. А мы завшивели в окопах, дыхнуть тишины тыловой захотели. Побаловаться захотели. Это от бессонных ночей многие недели подряд. Ты вот каждую ночь под крышей, на кровати и в тепле храпишь, а нам периной служит снег и поесть не каждый день приходится. Навоюешься вдосыть, выдохнешься как загнанная кляча, шарахнет как следует, вот и соображаешь как быть.

– А куда же вы ехали?

– В Москву перед госпитализацией дня на два решили махнуть.

Ст. лейтенант дернул меня за рукав, чтобы я не рассказывал о наших планах солдату. Тыловой – не окопный солдат. Пойдет и доложит начальству.

16.

А у меня идея. Я разведчик… узнать, что скажет солдат о патрулировании поездов и машин.

– Ты вот солдат толкуешь мальчишество. А я с сорок первого на передке. Дали бы отпуск, сел бы я в купейный вагон и без всякого баловства лежал бы на нижней полочке. А что у вас здесь везде усиленная проверка?

– Да на Москву лучше поездом не суйся. Наши с командировками машинами едут. Ну вот и дошли! Сейчас сдам ваши документы в приёмный покой и можно обратно идти!

– Давай документы. Мы сами дойдем. Ты сам же сказал, что по железной дороге все равно не прорвешься.

– Ладно! Нате! Идите сами!

– Ну и дела! – сказал я старшему лейтенанту, когда мы немного отошли,

– У простого солдата прощения приходится просить. Проще в разведку сходить, чем вот так в своей совести (ковыряться) и перед первым встречным распинаться. Но сделано главное, мы узнали пути на Москву. В приемной нас встретила медсестра. Она посмотрела в…, поправила прическу, поджала губы и пальцем потрогала у края рта, как бы проверяя, не развязались ли (шнурки) у неё по краю рта завязки, чтоб рот не открылся до самых ушей. Потом она зевнула, прикрыв ладонью белые зубы, видимо мы её разбудили, хлопнув дверью при входе. Она взяла со стола перьевую ручку, громко ткнула пером в стоящую перед ней чернильницу и басовито прокуренным голосом проговорила:

– Фамилии говорите! Потом она стала писать звания и прочие данные.

– Ходячие?

– Как видите, без костылей!

– Возьмите в предбаннике по кусочку мыла, подберите себе мочалки, вот вам полотенца и чистое бельё. Баня напротив. Идите туда и мойтесь. После бани зайдете в столовую, скажете, что на вас двоих оставлен расход.