Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве можно, Василий Петрович.
XI
Странников не раз бывал в тайном кабинетике артиста. Всё здесь подчёркивало вкус владельца, его аккуратность, склонность к маленьким, но приятным излишествам и, главное, — служило тому, ради чего уголок был обустроен и засекречен.
Кожаный диван жёсткий, без малейшего намёка на скрип, но с мягким тёплым покрывалом, изящная форточка, до которой легко дотянуться с ложа и прикрыть при надобности без всяких усилий, торшер, музыкальный аппарат с набором пластинок, в глубине изящный маленький душ на одного человека с зеркалом во всю стену и огромная картина напротив дивана. Всё полотно закрывал страстный зад пышной красавицы, но, повернувшись будто невзначай, шалунья грозила пальчиком каждому, кто слишком задерживал на ней свой любопытствующий глаз.
Странников даже помнил запах, царивший в той комнате, но, когда он приоткрыл дверь, всё забыл, его окружили новые ароматы и в полумраке горячие голые руки обхватили его, а жаркие губы впились до боли.
XII
Когда они прощались, форточку раскачивал предутренний просыпающийся ветерок; в банкетном зале царила могильная тишина.
— Мне здесь понравилось, — зевнула она сладко, прищурилась на картину и, упёршись пальчиком в откровенно призывающий зад натурщицы, задумалась: — Где-то я её уже видела… Не с Сенного рынка? У Сурина?..
— Не знаю. — Он уже стоял в дверях.
— Теперь я жду тебя к себе в гости, — шепнула она, целуя жарким медленным поцелуем.
Рот её по-прежнему источал аромат и свежесть молодости. И вообще, у него сильно изменилось представление об этой девочке. Она пленила его своей непосредственностью, за ночь научила такому, о чём он и не догадывался, оставаясь при этом неназойливой и желанной. Он разглядел её ближе, она не уступала телом и статью ни Стефании, ни другим молодым, попадавшим в его сферу, была не по-женски мудра — от взгляда на мужчин до представлений о жизни. Глаза плавились жгучим огнём, но в них он видел только страсть к любовным наслаждениям и, удовлетворяя их, заметно устал, как не уставал уже давно.
— Придёшь? — повторила она свой вопрос без тревоги и обычной женской ревности, уверенная в положительном ответе.
— Как пойдут дела, — не отказал он, но и не дал ей повода для превосходства, хотя в уме лихорадочно подсчитывал: «Понедельник — занят, вторник — конференция на весь день, среда — выезд в район на актив, четверг?.. что у него в четверг?.. приём чекистов вместе с Трубкиным, у того накопилась к масса вопросов. Оставалась пятница… По греческому календарю это день любви, но кто знает, что ещё произойдёт за неделю, она заполнена настолько, что он забыл про бега! Выбрать бы время, не участвовать, но глянуть хоть одним глазом! И вот ещё, чёрт!.. В пятницу его ждут в мединституте, профессор Телятников напоминал, звонил несколько раз. Там какое-то торжество… он обещал быть…»
— Значит, придёшь? — не отпускала она его.
— Дам знать. Твой Пашка-то точно на неделю собрался в столицу?
— Как пойдут дела, — ответила она, подразнивая и приманивая, приоткрыла покрывало, выставив нахальную ножку.
Но он уже был сыт и только покачал головой.
— Он собирался заехать в Саратов, — посерьёзнела она, — навестить родичей, стариков.
— Сообщит тебе-то о приезде?
— Он воспитанный мужчина, — улыбнулась она, — всегда предупреждает.
— В Саратове у нас тоже большое совещание намечается.
— Когда?
— Обещали, как только проведём конференцию.
— Тебе обязательно быть?
— А как же, — произнёс он со значением и вдруг спросил: — Когда свадьба-то? Пригласишь?
— Обязательно. Такой гость украсит любой праздник, но теперь всё зависит от тебя, мой котик. Не забудь дозвониться насчёт Павла до своего дружка в столице, и ты узнаешь первым о моём решении.
«А она не так проста, — подумал Странников, выходя, — крутит прокуроришкой, как вздумается. Зря я её принимал за пустышку».
Его поджидал автомобиль, в котором восседал за баранкой Ковригин.
— Не уснул? — окликнул его секретарь, располагаясь рядом, в этот раз вместе они ехали впервые. — Как машина? Освоил?
— В один миг! — лихо козырнул водитель; взревел мотор. — Куда прикажете?
— К Марии Яковлевне, дружище. Куда же ещё, пока не рассвело. — Он обернулся, заметив включившиеся позади фары. — А это кто нас сопровождает?
— Василий Евлампиевич, — подсказал Ковригин весело. — Не доверяет мне. Говорит, первая поездка. Проводит нас до вашего дома.
— Заботливый, значит! — похвалил Странников с азартом давнего наездника. — Спасибо. Только зачем всё это? Если ты не совсем уверен, позволь-ка я тебя подменю.
Не допуская возражений, он спихнул растерявшегося Ковригина, захлопнул за ним дверцу, усевшись на его место, завладел баранкой.
— Товарищ ответственный секретарь! — пробовал бежать за медленно ещё движущимся автомобилем Ковригин. — Я в полной боевой форме. Не сомневайтесь.
— Погоди! — прервал Странников, его разбирали и хмель, оставшаяся с буйной ночи, и удаль, перехватившая грудь. — Проверим твоего начальника, на что он способен.
И секретарь махнул рукой Турину, призывая его поравняться, а когда тот подъехал, крикнул, усмехаясь:
— Хочу поглядеть, на что годишься за рулём. Принимаешь вызов?
— Пожалуйста, у меня опыт профессиональный, — ничего не подозревая, кивнул тот. — Ковригина я к себе заберу пока?
— Забирай. Не бежать же ему.
— А что вы предлагаете?
— Наперегонки? Боишься проиграть?
— Темно уже, Василий Петрович, — возразил тот сухо. — Улицы наши сплошь без света, да и колдобин полно.
— А фары на что?
— Я этот район знаю. Здесь торговый народ до света подымается. За взрослыми детишки бегут. Вдруг что.
— Глянь, — ткнул вперёд рукой секретарь. — Собаки и те дрыхнут. А мы с тобой прокатимся по одной улочке. До первого перекрёстка?
— Ну, если до первого, — усмехнулся Турин.
— Догоняй!
Турин глазом не успел моргнуть, как автомобиль секретаря рванулся вперёд. Сам он плавно двинулся следом, успокаивая Ковригина, что гоняться не собирается, мол, позабавится секретарь и остынет, по канавам особенно не разгонишься. Да и прохожих действительно не видно.
Но автомобиль секретаря набирал и набирал скорость. Они уже миновали улицу, свернули на другую, третью, а Странников не думал останавливаться, лишь оборачивался изредка, кричал, подбадривая и подтрунивая.
Турин поджал губы, прибавил скорость.
— Надо перегнать его, товарищ командир, а то попадём в историю, — посерьёзнел и Ковригин. — Приметил я запах от него, да и на глаз видать — пьян.
— Приметил он, — передразнил Турин. — Ты, Ангел, раньше бы мозги свои включал, когда руль ему передавал.
— Выпихнул он меня!
— Молчи уж. — Турину на одном из крутых поворотов удалось
