Баженов - Вадим Пигалев

Зал зароптал.

Баженов ветал и, шатаясь, направился к выходу. Его мутило. Голова разламывалась.

Сумароков читал. Следующие строки он адресовал тем, от коих исходила инициатива — попросить известного драматурга продемонстрировать свое искусство:

А ты, в ком нет ума, безмозглый дворянин,Хотя бы княжеский, хотя господский сын,Как будто женщина дурная, не жеманьсяИ, что тебе к стыду, пред нами тем не чванься!

За многими столиками разгорался спор, комментировали читаемое Сумароковым. Определить общий настрой было трудно.

— Коли угодно, — прокричал Сумароков, — то могу продолжить. Весьма рад, что вам нравится. — Александр Петрович поднялся на цыпочки, вытянул шею, внимательно осмотрел присутствующих, словно кого-то искал.

Потом ехидно прищурился и продолжил:

Богатство хорошо иметь;Но должно ль им кому гордиться сметь?В собольей дурака я шубе видел,Который всех людей, гордяся, ненавидел.В ком много гордости, известно то, что тот,Конечно, скот,И титла этого в народе сам он просит.Носил ту шубу скот,И скот и ныне носит.

Воцарился хаос: реплики, хохот, нарочитые аплодисменты людей, причисляющих себя к вольнодумцам.

Баженов стоял посреди пустынной улицы. Дул холодный ветер. Ночь была темная. Небо заволокли черные тучи. Косой дождь хлестал в лицо. Одежда промокла до нитки. Грохотал гром. Купола церквей и соборов неожиданно освещались молнией, вспыхивали на фоне черной бездны, как гигантские свечи. Городские ориентиры потеряли всякий смысл. Они перестали существовать. Очертания предметов то возникали перед глазами с поразительной четкостью, то расплывались, как грязные лужи.

РЕПЛИКИ, МНЕНИЯ, КОММЕНТАРИИ

Рассуждая о достоинствах человека, Жан де Лабрюйер в своих «Характерах» отмечал, что «одним не хватает способностей и талантов, другим — возможностей их проявить; поэтому людям следует воздавать должное не только за дела, ими свершенные, но и за дела, которые они могли бы свершить».

Василий Иванович посвятил кремлевскому проекту лучшие годы своей жизни. По не зависящим от него причинам он остался неосуществленным. Но именно об этой работе и следует говорить так, как если бы задуманное было осуществлено на практике. Предложенный им прожект — это конкретные планы, воплощенные на бумаге, в чертежах, эскизах, математических расчетах, в искусно изготовленной модели. «Если бы эти постройки были осуществлены, это было бы одно из чудес света», — писал в своих путевых заметках профессор Кембриджского университета Эдуард Даниель Кларк, посетивший Москву в 1800 году.

И далее: «…если бы дворец был построен согласно этой модели, то он превзошел бы своей грандиозностью храм Соломона, пропилеи Амазиса, виллу Адриана и форум Траяна».

Были и другие мнения. H. M. Карамзин писал: «Планы знаменитого архитектора Баженова уподоблялись республике Платоновой или Утопии Томаса Моруса, ими можно было удивляться единственно в мыслях, а не на деле».

Многие советские исследователи, глубоко изучавшие творчество Баженова, считают, что проект русского зодчего был реален, самобытен и отвечал национальному характеру. Баженов, по сути дела, лишь подхватил те начинания, которые были до него. В частности, учитель Баженова Ухтомский уделял весьма большое внимание перестройке центра Москвы, в том числе Кремля. Он планировал раскрыть Кремль со стороны Арсенала и через Арсенал связать его с центром Москвы. По его планам кремлевская стена от Никольских ворот и до Троицких подлежала сносу. На месте стены проектировалась галерея-колоннада, которая соединяла Кремль с площадями и улицами Москвы. Особое значение Ухтомский придавал архитектурному украшению Серпуховской дороги, по которой русские войска уходили на Куликовскую битву, возвращались из походов против Орды и Крыма, после взятия Азова, по которой прибывали в Кремль послы из Турции и Персии.

Эти начинания во многом позаимствовал и творчески развил в своем неосуществленном проекте Баженов.

Труд архитектора не канул в Лету. Это не напрасно потерянное время. Мысли Баженова, его творческие находки, градостроительные идеи так или иначе воплотились в дела. Их заимствовали другие русские архитекторы. Например, планировки ряда городов, таких, как Ярославль и Одоев, во многом сделаны в соответствии с теми взглядами, которые отстаивал в своем творчестве Василий Иванович Баженов.

Что же касается модели Кремлевского дворца, на изготовление которой Баженов потратил пять лет, то она и по сей день считается непревзойденным шедевром модельного искусства. Ее участь, правда, несколько драматична. С 1800 года модель в разобранном виде путешествовала по разным местам. Наконец в 1810 году, когда было построено здание Оружейной палаты, ей отвели место. Однако спустя несколько десятилетий помещение, где находилась модель, забрали под казармы. Баженовское сооружение переместили в другие залы Оружейной палаты. В результате частых передвижений многие детали модели были утеряны. В 1864 году сохранились лишь отдельные кремлевские соборы и один из фасадов дворца. Затем модель перевезли в Румянцевский музей. Следующим местом ее пребывания был Политехнический музей. В советское время, в 1936 году, модель поместили в Музей Академии строительства и архитектуры. Здесь ее отреставрировали, и сейчас она экспонируется в Донском монастыре, в филиале Музея истории архитектуры имени Щусева.

Важно отметить еще и то, что Кремлевская Экспедиция, где главным архитектором был Баженов, стала, по существу, основой для создания академической русской архитектурной школы. Здесь под руководством Василия Ивановича воспитывались будущие светила российского зодчества, в том числе М. Казаков.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Я сам того мнения, что слабости человеческие сожаления достойны, однако ж не похвал…

БАЖЕНОВ И НОВИКОВ…

Их многое роднило. Родство проявлялось не столько в характерах, сколько в делах, в творчестве, в благородных порывах. Архитектор и журналист-издатель долгое время наблюдали друг за другом. Новикову нравилось, что Василий Иванович, находясь в затруднительном положении, не разменивает свой талант на выгодные частные заказы, а, сохраняя достоинство и деловитость, печется о делах государственных, общеполезных. Этот тернистый путь избрал для себя и унтер-офицер Измайловского полка Николай Иванович Новиков. В свои 25 лет он писал: «Всякая служба не склонна с моей склонностью. Военная кажется мне очень беспокойною и угнетающею человечество, она нужна, и без ней никак не можно обойтись, она почтенна, но она не по моим склонностям. Приказная хлопотлива… надлежит знать все пронырства, в делах употребляемые. И хотя она и по сие время еще гораздо наживна, но, однако ж, она не по моим склонностям. Придворная всех покойнее и была бы легче всех, ежели бы не надлежало знать наизусть притворства в гораздо высшей степени, нежели сколько должно знать ее актеру…» И Новиков избирает для себя путь в некотором роде независимый, но труд (по тому времени) не очень почетный и серьезный — писательство. Однако тон новиковской сатиры и затрагиваемые им проблемы заставили многих изменить эту традиционную точку зрения.