Алая Вуаль - Шелби Махёрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она оттаскивает меня от заведения слева от нас, где витки бархатной ткани украшают каждую балюстраду24, а из дверей, выкрашенных в черный и золотой цвета, льется призрачная музыка. Из глубины зала доносится смех публики. Звук настолько леденящий, настолько завораживающий, что я не могу не остановиться, чтобы прислушаться.
Однако мое тело холодеет, когда в музыку вплетается женский крик.
Пронзительный, леденящий кровь крик.
Одесса крепко сжимает мою руку, когда я бросаюсь к дверям.
— Ах, ах, ах, — снова тикает она, как раз когда женский крик заканчивается в такт музыке. Тишина поднимает волосы на моей шее. — Любопытство убьет кошку в Реквиеме, и никакое удовлетворение не вернет тебя обратно.
— Но она…
— Тебе уже не помочь, — заканчивает Одесса, увлекая меня за собой. — Идем. Ты можешь идти по своей воле, или один из моих стражников понесет тебя. Иван, в частности, не получит большего удовольствия. — Она указывает на худощавого темнокожего мужчину позади нас. Его взгляд угрожает насилием. — Выбор, конечно, за тобой.
Что за магия?
Доносится до меня голос Эванжелины, когда мы с Иваном смотрим друг на друга. Худший вид магии, дорогие. Абсолютно худший вид. Та, что требует крови. Требует смерти.
Его губы медленно кривятся, обнажая клыки.
Точно.
Я тяжело сглатываю и заставляю себя двигаться, не обращая внимания на странное ощущение в животе. Потому что мне нужно сосредоточиться. Потому что я не очарована этим мрачным и жутким местом, и эта одышка в груди означает, что я, вероятно, вот-вот упаду в обморок. Да. Я вот-вот упаду в обморок, и если бы Эванжелина действительно была здесь, она бы посоветовала мне вправить мозги, пока я не потерял сознание.
Однако когда я делаю следующий шаг, то боюсь, что может быть слишком поздно.
Темная жидкость сочится вокруг моего ботинка из мха между булыжниками — темная жидкость, тревожно похожая на кровь.
С тоненьким вскриком я отпрыгиваю в сторону, сталкиваясь с грудью Ивана и едва не вывихивая локоть. Он не слишком мягко отталкивает меня вперед, и когда я снова смотрю вниз, кровь просачивается и по его сапогам. За нами по улице тянется след наших алых шагов.
— Это что, земля в крови? — спрашиваю я в тревоге. — Как такое возможно?
— Это не так, — резко отвечает он. — Посмотри еще раз.
Конечно, мох больше не кровоточит, а след от шагов исчез.
Как будто его вообще не было.
Когда я недоверчиво задыхаюсь, он снова подталкивает меня вперед, и мне ничего не остается, как спотыкаться вслед за Одессой, качая головой и брызгая слюной. Потому что я видела их — они были там — но, должно быть, все это мне привиделось. Это единственное объяснение. Возможно, на этом острове все иначе, но даже здесь земля не может иметь вен или сосудов. Она не может быть живой, и я…
Я тяжело сглатываю.
Я не могу позволить этому расстроить меня. Крики, кровь, холодные взгляды Вечных — они не могут отвлечь меня от моей цели, а эта цель — защитить Коко от Михаля любыми средствами.
Одесса ведет нас по улице, вымощенной булыжником, где с каждой стороны выстроились маленькие странные магазинчики. Огромные жабы квакают из позолоченных птичьих клеток, живые жуки сверкают в серебряных сахарницах, благовония стоят в вазах из граненого стекла, каждый пучок перевязан черной лентой. В другом магазине продаются флаконы с густой темной жидкостью. Лу-гару, — гласит одна этикетка, написанная шипастым почерком. Он присоединяется к другим, отмеченным как человек, мелузины и Белая Дама.
Мои пальцы задерживаются на флаконе с надписью дракон, и в них снова вспыхивает предвкушение. Или это страх?
Ведь это бутылки с кровью, а за всю мою жизнь только Эванжелина говорила о Вечных. С тех пор я прочитала все книги в Башне Шассеров — все книги во всем соборе, — и ни в одной из них они не упоминаются. Белые Дамы и Лу-гару — да, а также мелузины и случайные лютины, но никогда Вечные.
Нет, эти монстры кажутся… новыми.
Я отпускаю бутылку и заставляю себя идти дальше.
Или, возможно, очень, очень старыми.
Всегда спите в сумерках, дорогие… всегда читайте молитвы…
Знакомый стих плывет вокруг нас на Октябрьском рынке, путаясь с бродячими кошками на улице. Одна приседает за жабами, а другая нагло мяукает на продавца. Еще две наблюдают за трехглазой вороной на своем насесте, совершенно неподвижные, только хвосты подергиваются. Я спешу догнать Одессу.
— У вас на Реквиеме проблемы с крысами?
Она с отвращением смотрит на соседнего табби.
— Крысы — это не проблема.
— Значит, эти кошки не домашние?
— Скорее, это нашествие. — Когда я продолжаю недоуменно смотреть на нее, она вздыхает и огрызается: — Они появились на острове несколько месяцев назад. Никто не знает, как и почему — они просто возникли за одну ночь, и никто не осмеливается их убрать.
Я приседаю, чтобы погладить по голове длинношерстного котенка.
— Почему?
— Кошки — хранители мертвых, Селия. Я думала, все это знают.
Я замираю на полуслове. Я этого не знала, но почему-то признаться в этом Одессе — все равно что признаться в серьезном недостатке характера. Поспешно убрав руку, я меняю тему.
— Я не понимаю. Как никто не мог знать об этом острове?
— Михаль, — просто говорит Одесса, отталкивая котенка. — Он любит свои секреты, кузина, и этот он охраняет ревностно. Никто не знает о Реквиеме, пока он сам этого не пожелает, и даже тогда они редко знают долго.
— Что это значит?
Но прежде чем она успевает ответить, из переулка впереди высыпает горстка Вечных, преграждая нам путь, а торговцы по обе стороны от нас разбегаются. Одни приседают у своих телег в качестве защиты, другие бегут в свои лавки; страх светится в их глазах так же ясно и ярко, как кристаллы в витринах. Мой желудок сжимается, когда Иван появляется у меня за спиной.
— Не двигайся, — бормочет он.
Не проблема.
Однако Одесса снова поднимает подбородок — совершенно невозмутимо — и укоризненно машет рукой Вечным.
— Bonsoir, mes amis25. Похоже, вы сбились с пути.
Высокий, грозный Вечный с огненно-рыжими волосами и зелеными глазами наклоняет голову, рассматривая нас. Его взгляд кажется мне холодным и древним, а за его спиной стоят его спутники и молчат.
— Кто она? — тихо спрашивает он.
— Это, — говорит Одесса, — не твоя забота, Кристо.
— Думаю, моя. — Он указывает длинным обвиняющим пальцем позади нас, его губы слегка кривятся. — Кошки следуют за ней.
