Кто-то другой - Тонино Бенаквиста

— Что вам налить?

— Что-нибудь покрепче. Посоветуйте. Вы бы чего сейчас выпили?

— Я редко пью на работе. Тем более так рано.

— А что там в рыжей бутылке с белой этикеткой?

— Довольно сладкий бурбон, «Саутерн Комфорт», на мой вкус даже слишком сладкий, многовато для печени за раз. Если вы любите бурбон, могу предложить вам один из лучших, у меня еще осталась американская бутыль с тех пор, когда еще тут это не было запрещено.

Николя посмотрел на часы — десять минут четвертого. Время летит, жизнь тоже.

— Только учтите, это 50,5 градуса.

— Тащите.

В конце концов он все-таки нашел себе подарок, мысль пришла ему на эскалаторе, в толпе нагруженных покупками, озабоченных людей. Николя уже мечтал о выпивке, — которую бармен сейчас наконец-то ему нальет, — и поспешил прямиком в отдел мужских аксессуаров, где ему предложили на выбор три вида фляжек. Он выбрал одну на двести миллиграммов, слегка выгнутую, чтобы лучше прилегала к груди, в черной коже, привязанной к горлышку пробкой. Объем показался ему вполне достаточным — в самый раз, чтобы расхрабриться, если потеряешься в лесу, или продержаться, если застрянешь в лифте, два алиби для оправдания подарка. Теперь он будет счастлив, засовывая руку во внутренний карман пиджака; и одновременно несчастен. И все это за 140 франков. Мадам Лемарье не будет делать круглые глаза.

— Да уж, забирает эта ваша штука, но привыкнуть можно.

Он сказал это, только чтобы успокоить бармена, на самом деле внутри у него все горело адским пламенем. Грудь готова была разорваться, дышать невозможно, потом вырвался легкий вздох. И с ним все остальное — дыхание приходит в норму, плечи распрямляются, сердце бьется нормально, расцветает внутренняя улыбка, воображение начинает работать. По-настоящему важное таким и остается, остальное — отходы, помехи, проволочки, тщетные сомнения, разные недоразумения, время, потраченное попусту, вместо того чтобы жить, — забывается.

— Можете налить мне сюда? — спросил он, помахивая фляжкой.

— Боевое крещение?

— В некотором роде.

— Чем желаете наполнить?

— Самым лучшим. Водкой. У вас нет польского родственника вашего бурбона?

— Преимущество фляжки в том, что никто не замечает, как вы пьете, но запах изо рта выдает вас. Глоток водки на ходу легко определить, но у меня есть коньяк, с которым вы перейдете на четвертую скорость так, что никто и не заметит. Хотите попробовать?

— Нет, пусть лучше будет сюрприз.

Вот теперь день наконец-то начался, все предшествующее было всего лишь летаргией, теперь проявилось главное, а вместе с ним и уверенность — он все-таки еще неблагодарнее, чем он считал! Как он мог забыть мадам Забель! Он сунул фляжку в карман, залпом выпил еще один Wild Turkey и вернулся в магазин исправить ошибку.

В атаку!

— Это мне приятно, мадам Забель. Всегда надо помнить, кому ты обязан и чем. Что бы произошло, если бы я зашел в соседний кабинет?

— Моя коллега объяснила бы вам все так же, как я, и сегодня ей бы достался этот прекрасный платок от Hermes, от которого она бы отказалась, так же как это приходится делать мне.

— Но, мадам Забель, это же не взятка, а просто выражение благодарности. И цвет желтой охры — ваш цвет, вы не можете отказаться.

— ?..

Несмотря на 50,5 градуса, которые обеспечили самовозгорание его щедрости, Николя чувствовал легкое беспокойство за веселой улыбкой своей благодетельницы. Если она решит, что он пьян, это испортит и его хорошее настроение и его искреннюю признательность. И однако он был действительно пьян, даже слишком, на его собственный взгляд.

— Пожалуйста, мадам Забель… Возьмите…

— Не надо смотреть на меня так угрюмо, месье Гредзински, а то я растрогаюсь.

— В добрый час!

Его речь была связной, дыхание не выдавало его.

— Мадам Забель, раз уж я здесь, я бы хотел обсудить с вами одну идею, которая может перерасти в проект, если вы сочтете, что она заслуживает внимания. Надо вам сказать, что уже некоторое время я привык засыпать в объятиях очаровательной женщины.

— ?..

— И случилось так, что мы не всегда просыпаемся в одно и то же время, потому что вышеупомянутая красавица исчезает на заре, окутанная своей тайной, пока я прихожу в себя после лихорадочной ночи, полной обильных возлияний. Представьте себе, она делает все, чтобы не разбудить меня, и я благодарен ей за это, несмотря на желание последний раз сжать ее в объятиях. Надо вам сказать, что я с самого детства просыпаюсь, как по щелчку, я открываю глаза, и — раз! — я уже совершенно проснулся, все пружины натянуты, просто кошмар. Я не из тех счастливцев, к которым вы, возможно, принадлежите, что могут тут же заснуть снова.

— Со мной такое случается.

— Считайте, что вам повезло. А я из тех, кто не знает, что значит дремать, кемарить, не ведает сиесты по три раза на дню. Нас точит тревога, и глыба реальности придавливает нас. Как только мы возвращаемся в сознание, начинается обратный отсчет, осталось две-три минуты, пока все остальные симптомы проснутся, первая внятная мысль, естественно, пессимистична и с каждой секундой становится все серьезнее. Внезапно вспоминаешь, что живешь в этом мире, построенном другими, но который ты никогда не пытался изменить, что день будет таким, как ты и опасаешься, и жвачку эту придется жевать до самого вечера. Чувствуешь себя практически виноватым, что дал Морфею укачать себя, а этот подлец не раскроет тебе объятий снова, пока ты не проковыляешь свою ежедневную долину слез. Вот и представьте себе всеобщую проблему пробуждения в разное время. Она должна быть на посту в шесть утра, а он вкалывал до ночи и хочет прийти в себя, и таких ситуаций множество, миллиарды людей спят вдвоем в одной постели, но встают в разное время. Как не слышать будильник другого? Как оградить свой собственный сон? Такой вот глупый на первый взгляд вопрос. В вашем августейшем заведении кто-нибудь уже должен был задаться этим вопросом. Только не говорите мне, что я первый! Потому что если это действительно так, я могу предложить вам суперлегкие часы-браслет, снабженные вибратором, дающим точный и достаточный импульс, который будит одного, не тревожа другого. Я продумал все до мелочей, рассказывать?

Его продвижение внутри «Группы» ничего не изменило в ежевечернем ритуале. Все сердечно поздравили Николя, Маркеши велел ему угостить всех шампанским и счел делом чести поставить вторую бутылку, а через год все устаканилось, больше никто и не вспоминал об этом. Сборища продолжались и осенью, столик на террасе сменился столиком внутри кафе рядом с флиппером, вместо пастиса — вино, только время и главная тема разговоров (Жозе называл ее «единственным блюдом») остались неизменными. «Группа» была сериалом, нашпигованным персонажами, обсуждали их по одному в день, и конца не предвиделось. Единственная тема, которая могла конкурировать, был Маркеши собственной персоной, его жизнь и творчество.

— Надо бы рассказать вам об опаснейшем человеке, который мне очень дорог, зовут его Реми Шак, таинственный инвестор, который иногда встряхивает Биржу. Кто-нибудь знаком с ним?

Все чувствовали, что вопрос с подвохом, и молчали.

— Это естественно, я был не вправе раскрывать его существование до сегодняшнего дня. Месяц назад я получил указание дать объявление о готовности купить акции сети «Отоньель», которыми кроме нас интересовались «Дитрих» из Кельна и…

Николя больше не слушал. Похождения Маркеши имели то преимущество, что позволяли невидимой, постоянно улыбающейся, иногда обнаженной Лорен подсесть к ним за столик. Она не произносила ни слова, но была здесь. Он тоже молчал, позволяя своему воображению воссоздать все детали — безупречную линию носа, светлые тени под глазами, придававшие непонятный оттенок синеве зрачков, завитки волос над ушами. Выписанная до мельчайшей детали, она скрещивала руки на груди, словно передразнивая его, и оба они долго пожирали друг друга взглядом. Ничто не могло вырвать Николя из забытья, кроме пронзительного голоса Маркеши.

— …и «Группа Парена» отхватила кусок только благодаря неуловимому провидцу Реми Шаку, а имя его — не что иное, как анаграмма?..

— Маркеши! — воскликнула Режина, обойдя всех на финише.

— Вы имеете право на такие фокусы?

— В финансовом мире псевдонимы только приветствуются.

В очередной раз Маркеши дал им понять, что снисходит за их столик из других — высших — сфер, что его жизнь похожа на увлекательный роман и что его профессия — не постылая, надоевшая необходимость, как у остальных.

— Интересно, что дает жизнь под двойным именем? — задумался Жозе.

— Оно у меня тройное! Когда мне надоедает зарабатывать деньги для «Группы», я захожу в Интернет, чтобы поиграть в сетевую стрелялку под названием Unreal Tournament. На прошлой неделе меня включили в список тысячи лучших игроков мира, под военным именем Slaughter.