Сказки Волшебной страны - Джон Толкин

Дядька-Ива, услыхав это его слово,

Бомбадила отпустил, запер дом и снова

Закряхтел, забормотал, глядя сон древесный.

Вдоль Ветлянки Том пошел – день-то был чудесный! —

А потом в лесу сидел, слушал по привычке,

Как свистят, свиристят, чирикают птички;

Над ним бабочки кружились, крыльями играя,

Но под вечер встала туча с западного края.

Том спешит! Закрапал дождь, по воде текучей

Побежали круги, ветер вместе с тучей

Налетел, зашумел, и с листвы на темя

Брызнуло. В нору нырнул – самое время!

А Барсук, белый лоб, – нора-то барсучья! —

Барсучиха, черноглазка, и детишек куча

Понарыли ходов под холмом и Тома

Хвать за плащ – поволокли в глубь темного дома.

«Ох-ох, Том Бомбадил! – в самом дальнем зале

Вкруг него они уселись и забормотали. —

Влез ты чрез парадный ход к барсучьему роду.

Только выхода там нет назад, на свободу».

«Слышь-ка, старый друг Барсук, брось-ка эти шутки!

Недосуг мне тут гостить. Нету ни минутки.

Черным ходом проводи, где шиповник белый.

Почисть когти, вытри нос. Я сказал – ты сделай!

Чур-чура, спи-усни на своей соломе.

Ива спит и Золотинка – каждый в своем доме».

Тут сказали барсуки: «Просим прощенья!» –

Проводили Тома в сад, прочь из помещенья,

В страхе двери затворили и на всякий случай

Все землею завалили – спит народ барсучий.

Дождь прошел, почти стемнело, небо стало звездно.

Погулял – пора домой, хоть еще не поздно!

Том веселый, Бомбадил, дверь открыл, окошко,

Засветил на кухне лампу – налетела мошка;

За окном, видит он, полумрак сгустился,

Звезды – ярче, юный месяц долу опустился.

Тьма ночная над Холмом. Со свечой шандальной

Том – наверх, скрипят ступеньки; вот он возле спальной.

«О-хо-хо, Том Бомбадил! Я пришел из мрака!

Я за дверью. Я тебя изловил, однако!

Ты и думать позабыл о кургане давнем,

Об Умертвии с вершины, обрамленной камнем.

А он вырвался на волю! И вот ждет могила

Хладного и бледного Тома Бомбадила».

«Чур меня! Сгинь навек! Прочь, исчадье ночи!

Прочь, загробный хохотун, огненные очи!

Воротись на курган, на каменное ложе,

Спи-усни! Спит Золотинка, Дядька-Ива тоже,

И барсучий спит народец у себя в деревне.

Вернись к золоту в подземье и к печали древней!»

Тут Умертвий – из окна, распахнувши ставни,

Через двор и над стеной на курган тот давний,

За ограду из камней, в темный склеп обратно,

Дребезжа костями, мчится, воя неприятно.

Старина Том Бомбадил на своей перинке

Глубже спал, чем Дядька-Ива, слаще Золотинки

И уютней, чем барсук иль Умертвий вечный,

А храпел он, между прочим, будто мех кузнечный.

С первым светом, как скворец, он запел, свистая:

«Дерри-дол, мерри-дол, приди, дорогая!»

Он надел штаны и шляпу, выглянул в оконце.

Шляпа – дрянь, зато с пером, а в оконце – солнце.

Мудрый Том Бомбадил был не без хитринки,

Куртка синяя на нем, желтые ботинки,

Где хотел, там и гулял – по лесной полянке,

По холмам, по долам или вдоль Ветлянки,

Или в легком челноке по реке средь лилий, —

И везде его ловили, да не изловили.

Сам же Том поймал в куге дочь Водяницы:

Дева пела песнь воды, ей внимали птицы.

Хвать ее, не отпускает! Сердце в ней трепещет,

Цапли – в крик, ондатра – шмыг, куга воду хлещет.

И сказал Том Бомбадил: «Вот моя невеста!

В моем доме под Холмом – там твое место,

За столом, где белый хлеб, желтый мед и масло,

Розы все окно увили, стену всю и прясла.

Не войдете ли в мой дом? Замуж не хотите ль?

В бочаге какого мужа вам найдет родитель?»

Том веселый, Бомбадил, на свадебной пирушке

Шляпу снял – из мотыльков венчик на макушке,

А невестин венок – ирис, незабудки,

Платье – зелень с серебром. Скворочьи побудки

Том свистел, гудел пчелой, поспевал за скрипкой,

Горделиво обнимая стан невесты гибкой.

В доме всюду свет, а в спальне – белые простынки;

Под медовою луной пляшет по старинке

Род барсучий, а на страже до утра, до солнца —

Дядька-Ива, паветью брякает в оконце;

Водяница же вздыхает в камышах в тумане,

Слыша, как Умертвий плачет у себя в кургане.

Том веселый, Бомбадил, спал, не знал о том он,

Что всю ночь был стук и бряк, топот ног и гомон,

А на зорьке встал, запел, как скворец, свистая:

«Дерри-дол, мерри-дол, моя дорогая!»

На крыльце лозу строгал – будет корзинка,

Пока волосы златые чешет Золотинка

Старый год побурел, ветер дул с Норд-Веста,

Том поймал сухой листок, сорванный с места.

«Ветерок его принес – хорошая примета!

День счастливый – для чего же дожидаться лета?

Поплыву наугад, починивши лодку,

По Ветлянке вниз, на запад, – это мне в охотку!»

Села птаха на сучок: «Вижу, вижу Тома!

Знаю, знаю, куда собрался из дома.

Хочешь, хочешь я снесу туда весть о госте?»

«Я тебя поймаю – съем, обглодаю кости,

Коли станешь разносить сплетни да вести!

А коль скажешь Дядьке-Иве, я тебя на месте

Испеку, сварю, зажарю! Помолчи-ка, птаха!»

Птаха – порх, задравши хвост, и пищит без страха:

«На, лови, лови меня! Я же не простушка —

Лишь ему одному просвищу на ушко:

Прогулка Бомбадила

На закате, мол, встречай, где Сход и горушка.

Поспеши, мол, поспеши! Будет пирушка!»

Хмыкнул Том: «А может быть, мне туда и надо?

Ведь куда бы ни приплыть – мне туда и надо!»

Залатал свою лодчонку – не в дырявой плавать! —

Из кустов и камышей вывел ее в заводь,

И – вниз по реке. Пел он: «Силли-сэлли,

Где, Ветлянка, твои бочаги и мели?»

«Эй, Том Бомбадил! Ты куда? Куда ты

На скорлупке доплывешь с помощью лопаты?»

«К Брендивину, может быть, – там, быть может, ныне

Ждут меня мои друзья и огонь в камине

На Сенном конце. Они – народ-невеличка,

К ним, быть может, доплыву, синяя птичка».

«Передай привет родне, принеси мне вести,

Как там рыба, много ль есть и в котором месте?»

«Не сегодня, – Том в ответ. – Я ведь по теченью

Просто так себе плыву – не по порученью».

«Чив-чив! Дерзкий Том! На корягу, глянь-ка,

Налетит твоя лохань – будет тебе банька!»

«Что ты, Синий Рыбоглот, разболтался?

Лучше свои перышки почисть косточкой щучьей!

Ты на ветке – франт нарядный, дома – замарашка,

В доме – грязь, а на груди – алая рубашка!

Говорят, вы, зимородки, по небу летали,

Ветер думали поймать. Ну и как, поймали?»

Зимородок-рыболов клюв захлопнул, Тому

Дал дорогу, а сам – фью! – и помчался к дому,

Уронив перо синё – синей самоцвета.

Том поймал перо, сказал: «Добрая примета!

Его в шляпу мы воткнем, старое кинем, —

Было белое перо, стало оно синим!»

Вдруг вокруг водоворот, из водоворота —

Пузыри! Том хлоп веслом и задел кого-то.

«Фу, Том Бомбадил! Ты чего дерешься?

Вот я лодку-то пырну – враз перевернешься!»

«Что? Да я тебя, Усатый, оседлаю с ходу,

Чтобы ты не баламутил чистую воду!»

«Фу! А я отца и мать позову, и брата,

И сестрицу! Я скажу: гляньте-ка, ребята,

Спятил Том Бомбадил, он сидит в лоханке

Враскорячку и гребет вниз по Ветлянке!»

«Тебя, выдра, выдрать мало! Пропадешь ты сдуру,

А Умертвии твою выделают шкуру,

Мать родная не узнает – разве по усищам!

Не дерзи! Уж на тебя мы управу сыщем!»

«Ух!» – сказал выдрин сын и нырнул в середку,

Окативши Бомбадила, раскачавши лодку,

А потом на бережок лег, лежебока,

А уж песня Бомбадила – далеко, далёко.

Там, где Эльфов островок, старый Лебедь злобно

Выгнул шею, зашипел, тут, мол, неподобно

Плавать всяким. Том смеется: «Ах ты, краснолапый!

Подари-ка мне перо новое для шляпы!

У тебя, у старого, шея – просто диво,

А из клюва только шип! Это некрасиво!

Погоди, король вернется, хвать тебя за горло —

И прочистит, чтобы спесь из тебя не перла!»

Лебедь крылья распустил – и вниз по Ветлянке,

Том вдогонку за ним на своей лоханке.

До Запруды на пути – буруны, стремнина,

Всем известно это место возле Брендивина:

Крутит, вертит меж камней, как на речке горной,

Словно пробку – так до самой Городьбы Отпорной!

«Эй! Глядите, Лесовик, Том с брадатой рожей! —

Весь Сенной Конец хохочет, брередонцы тоже. —

Стой, Том, а не то мы стрелой ошпарим!

Ни лесному тут народу, ни курганным тварям

Нет пути за Брендивин – ни плоту, ни лодке!»

«Кыш, вы, толстопузые! Не дерите глотки!