Я, они и тьма - Анна Зимина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взяла карандаш, исходное письмо, список имен, мысленно перекрестилась. Мягкая карандашная линия несмело скользнула по бумаге. Только бы не перепутать буковки, только бы не перепутать… Воображение подкинуло мне чудную картинку, как уважаемый старый артефактор читает в королевском письме на гербовой бумаге, что он козел, не догадываясь, что письмо ему писала криворукая иномирянка и перепутала похожие загогулинки…
Фух! Ладно, поехали!
Я старалась так, как не старалась никогда. Ни единой разницы с исходным письмом и с фамилиями! Умничка! Покосилась на Сава, который в это время тоже что-то писал, и продолжила с большим усердием. Надо поторопиться и при этом не спалиться. Но вроде бы справилась и на время упокоилась.
До тех пор, пока Сав, отправляя мои труды по нужным адресам, не сказал, что мы идем на встречу с управителем городской тюрьмы, и я должна все записывать. Все! Каждое слово! Еще так заботливо спросил, высокая ли у меня скорость письма. Зараза… Страшно-то как, мамочки!
Тюремщик начал перечислять Саву имена рабов, которые должны были участвовать в войне. В груди знакомо шевельнулась тьма, реагируя на несправедливость, но я была слишком уж напряжена — мне надо было записать все, что говорил тюремщик. Мысленно плюнув, я начала писать на русском — быстрым, сильно наклонённым вправо почерком, который кроме меня никто не разберет. В этом мире — так точно. Потом, ночью, нужно будет вплотную заняться языком, попробовать перевести… На слух же я все нормально воспринимаю, так что должно быть не очень сложно. Слава богу, Сав не требовал пока прочесть написанное мной, поэтому я писала на русском, родном и привычном.
А потом пропал Малек, и все во дворце завертелось, закрутилось, в воздухе повисла нервозность и тревожность. Дерека я почти не видела — он забегал несколько раз, уточнял какие-то детали и коротко приказывал что-то Саву, почти не обращая на меня внимания. Так, окидывал беглым взглядом и убегал дальше по своим делам.
К вечеру мы с Савом валились с ног, но он снова заказал для меня пирожные, предварительно отловив в царящем бедламе слугу и попросив его накормить нас ужином.
Мы, сидя в его пустом временном кабинете, уплетали меренги с кисловатым вареньем. Белые хрустящие крошки падали на подбородок, одежду, пачкали руки и губы, а вытекающее из нежного десерта варенье стремилось заляпать нас окончательно.
— Там ничего другого не было? Ну, не такого пачкающегося? — спросила я, облизывая сладкие от варенья губы и стряхивая с платья крошки безе.
— Последние забрал… Кондитерская уже закрывалась. Не понравилось? — расстроенно спросил Сав, следя взглядом за моими губами.
— Понравилось, конечно! Люблю меренги.
Савар открыто, белозубо улыбнулся мне.
Хороший он. Порядочный, неглупый, не сволочь вроде бы, за людей своих переживает, за Малека… Меня вот, темную, да еще и бывшую рабыню, пригрел, присматривает за мной, плюшками балует. Ват Йету не сдал и ничего не рассказал про тот случай с убийством управляющего, хоть и сам испугался. Настолько хороший, что даже подозрительно. Я бы на его месте с темным чудовищем, которое может убить силой желания, так бы себя не вела. А с другой стороны, я в его глазах молодая девчонка, испуганная, дрожащая, которая рыдала у него на груди с первой встречи. Может, тут сыграл тот факт, что он почувствовал рыцарем на белом коне? И успокаивал он меня, как ребенка… Хм…
— Сав, а скажи, — спросила я, вытирая остатки варенья с губ, — у тебя жена есть?
— Нет, — улыбнулся он в ответ, — как-то не сложилось.
— А дети?
— Это как так? — озадачился он. — Если жены нет, то как могут быть дети? Йола, ты чего?
Я поспешно прикусила язык. Опять я попадаю впросак из-за незнания местных реалий. Тут что, незнакомы со словом «залет»? Судя по взгляду Сава, незнакомы. Вот блин!
— Ну, может, жена была, а потом…
— А, нет, — заметно расслабился Сав, — я не вдовец, если ты об этом. А почему ты спрашиваешь?
— Присматриваюсь, — хмыкнула я, — вдруг сгодишься?
Сав поперхнулся меренгой и надрывно закашлялся. Опять я чего не то ляпнула? Обычный вроде бы флирт… Или необычный? Если они тут до брака не рожают, может, и в обществе не принято кокетство.
— Я пошутила, — спешно уточнила я, стуча красного от кашля Сава по спине. — Извини.
— А, хорошо, — просипел он, старательно отводя от меня взгляд. Заметно было, что ему неловко. Все в той же неловкости он поспешно доел пирожное, выпил одним глотком кофе и начал бормотать что-то на тему своей усталости. Я мысленно дала себе по лбу, опустила глаза в пол и пожелала Саву сладких снов.
От чего он покраснел еще сильнее. «Прям не начальник управления соблюдения закона, а трепетная институтка», — раздраженно подумала я. И чуть не опешила, услышав от смущенного Сава изумленное:
— Ты приглашаешь меня в свою постель?
— Че-го?
Я выпучила глаза. Когда это я успела?
— Ну, ты пожелала мне сладких снов. Так говорят, когда предлагают любовные встречи, — почти шепотом, но очень прямо сказал он и посмотрел на меня… иначе. Раньше он смотрел на меня как на ребенка, миленькую растерянную девчушку, а теперь — как на женщину. Оценивающе, задумчиво, с разгорающимся жаром в зрачках.
— Не-не-не, — отпрыгнула я в сторону и поспешно забормотала, — я всего лишь бывшая рабыня, я не знала, нас не учили… Извини, прости, я ничего такого в виду не имела…
Сав притушил похотливые огоньки в глазах и отвернулся.
— Будь осторожнее в словах, — уже спокойно сказал он, — нам надо поспать. Тут три смежные комнаты — две спальни и еще небольшой будуар.
Я неловко кивнула и пробормотала что-то намеренно неразборчивое. Мало ли, пожелаю спокойной ночи, а у них это расценивается как пожелание помереть в муках… Жуть!
Сав, махнув мне рукой и кривовато улыбнувшись, быстро занял одну из комнат и закрыл за собой дверь. А я, немного постояв в раздумье, уселась за стол, разложила перед собой исписанные русскими словами листы и открыла какую-то книгу на середине. Мне предстояло вкалывать целую ночь. О сне речи и ее шло.
Поначалу дело шло туго, но я за свою жизнь выучила два языка до приемлемого уровня: английский и испанский. Поэтому сейчас я знала, что делать. Правда, у меня не было учебников, но была идеальная речь, крошечные остатки чужой памяти где-то в подсознании и парочка книг. Дело пошло неожиданно бодро.
Я перевела и записала уже почти все и