Пуле переводчик не нужен - Борис Кудаев

Как‑то раз приехала в Армению американская выставка – машиностроение для легкой промышленности. Скука. Но в числе сотрудников выставки была одна дама, которая интересовала наши органы. Она совершила в свое время в Ереване тяжкое преступление. Ей тогда пришлось спешно выехать в США – до того, как следствие вышло на нее. КГБ подозревал, что она сделала пластическую операцию и с помощью ЦРУ сменила паспортные данные. Ей надо было срочно забрать в Ереване что‑то, что она не смогла забрать в свое прошлое пребывание в Армении. Что‑то очень важное, что заставило ее организацию идти на такой риск. Арестовать ее было нельзя – документы у нее были в полном порядке. Нужны были отпечатки пальцев. На работе и в ресторане Хэрриет Блэкстон перчаток не снимала. По легенде я должен был под видом посетителя выставки заговорить с ней, перейти на английский якобы для практики и спросить у нее перевод каких‑либо технических терминов, чтобы завязать разговор. А потом, вечером, постучать к ней в номер, посетовать, что у меня в номере почему‑то нет стакана, и попросить у нее стакан – запить лекарство. Меня разместили в шикарном ереванском отеле «Интурист» напротив номера, который занимала госпожа Блэкстон. Вся эта примитивная легенда оказалась ни к чему. Смерив меня холодным взглядом, Хэрриет посоветовала обратиться к дежурной. Вот и все – можно ехать назад, в Тбилиси. Но, на мое счастье, я только повернулся к своей двери, как увидел идущего по коридору Владимира Ворокова с его неизменным оператором Юрием Бусликом и еще одним молодым человеком. Володя – мой двоюродный брат, кинорежиссер и писатель. Что он тогда снимал в Ереване, я не помню, но поселился он по велению судьбы в соседнем номере. Вот это встреча! Мы так хорошо отпраздновали ее, что Хэрриет, проходя на ужин и возвращаясь назад из ресторана, расположенного прямо под центральной площадью Еревана, убедилась в нашей полной непричастности к контрразведке и милиции – из распахнутых дверей раздавались то громкие голоса, то песни, то витиеватые тосты. Володя, общительный, как и все киношники, пригласил ее присоединиться к нам. И она не устояла перед искушением скоротать скучный вечер. Стаканов с ее отпечатками у меня осталась целая коллекция. Спасибо Володе…

Много позже, в Краснодаре, мы жили с Верой в гостинице – нам вот-вот должны были дать квартиру, а пока мы жили в «Центральной», на углу Красной и Мира, в самом центре города. «Интуриста» тогда в Краснодаре не было, и иностранцев селили в «Центральную». Поселили туда и турецкого военного атташе с помощником. Он совершал «ознакомительную» поездку по югу России. На самом деле его очень интересовало училище ВВС имени Серова, где обучали исключительно иностранцев. Тут я снова пригодился контрразведчикам. Было решено, что во время обеда, когда в ресторане обычно не бывало свободных мест, меня с Верой подсадит, после извинений, за их столик официант. Так и сделали. Так как официант не говорил по‑турецки, то атташе вынужден был общаться с ним на ломаном русском. Официант отвечал на не менее ломаном английском. Мне надо было лишь найти повод заговорить с ним по‑английски, чтобы он меня запомнил. Это было легко – я объяснил атташе, что такое борщ, а официанту, что господин не хотел бы случайно съесть какое-либо блюдо из свинины. У нас завязалась оживленная беседа. Следующим шагом было решено «продемонстрировать» меня господину атташе в военной форме. Так как форма была авиационная, то надежда была на то, что он свяжет эти два факта – наличие училища для иностранцев в Краснодаре и беглый английский у человека в летной форме – и начнет задавать мне вопросы. А вдруг попытается завербовать? О такой удаче оставалось лишь мечтать… Турок оторопел, увидев меня в форме. Вербовать нас с Верой он не стал, вопросов не задавал. Оказалось, что он имел в училище своего агента – одного из группы иракских авиаинженеров. Тот после его отъезда попытался проникнуть в секретный класс и выкрасть авиационный прибор, который не поставлялся в капиталистические страны. Вот такая история…

Когда мы подъехали к воротам форта, окружающего Тадж-Махал, на площади перед величественной усыпальницей красавицы Мумтаз уже собралась толпа журналистов. Адмирал Горшков выглядел великолепно в своем чуть кремовом кашемировом адмиральском мундире. Этот материал – тончайшая шерсть, которая в жару «дышит» и предохраняет от перегрева. Шитые золотом погоны адмирала флота Советского Союза, многочисленные орденские планки и кортик с рукояткой из слоновой кости дополняли мундир. Выйдя из машины, Горшков и Нанда ответили на несколько вопросов журналистов, а потом Нанда жестом хозяина пригласил Горшкова подойти к воротам дворца. Там, на расстеленном ковре, сидел «заклинатель змей» с неизменной дудочкой и плетеной корзиной. Я за годы своей жизни в Индии и Пакистане видел это представление неоднократно. Индийцы решили показать этот спектакль своему именитому гостю. Новенький ковер объяснил мне многое. Видимо, перед нами был один из лучших заклинателей, и его выступление было запланировано. Заунывный мотив и покачивание дудочки возымели свое обычное воздействие: из корзинки показалась голова довольно крупной кобры и начала в такт музыке покачиваться из стороны в сторону. Гнусавые звуки становились все громче, змея все более высовывалась из корзинки, и тут один из журналистов поддался соблазну. Наклонившись в сторону с улыбкой наблюдавшего представление адмирала Горшкова, он театральным шепотом произнес: «Осторожно, сэр, это королевская кобра, она очень опасна!» Адмирал взглянул на него, усмехнулся, потом резко наклонился и, схватив кобру чуть ниже головы, резко поднял из корзины ее полутораметровое тело. Ухватив змею второй рукой за хвост, он поднял ее над головой и спокойно опустил себе за шею и на плечи. Повернувшись к журналистам, он сказал: «Господа, пожалуй, бесполезно пугать меня кобрами. За мной вся мощь Советского военно-морского флота». Журналисты не упустили такой возможности. Все газеты Индии пестрели назавтра сенсационной фотографией русского адмирала. Блестящее тело змеи… черные с золотом погоны… кремовый кашемировый китель с разноцветными орденскими планками… слова уверенного в себе и готового ко всему главкома… Через неделю я увидел это фото на обложке журнала «Тайм». Остальная часть поездки не запомнилась.

Переводчик. Нью-Дели. Посольство

Ore rotundo (лат.).

Говори, не запинаясь.

К тому времени, когда посол в сопровождении Ляли Черной, трех адмиралов и дочери Горшкова вышел на лужайку посольства, гости уже успели «плотно» пообщаться. Мы с заместителем Беленко полковником Анатолием Ивлевым и начальником финансового отдела Колей Козловым смогли по паре раз подойти к бригадному генералу Ваджпаи и выпить с ним за укрепление русско-индийской дружбы и будущие победы индийских вооруженных сил. Новый военный атташе генерал Попов тоже внес свою лепту в выполнение «боевой задачи». Правда, он, еще недавно служивший в Группе советских войск в Германии, по привычке произнес тост «fur Waffenbruderschaft» – «за братство по оружию» – дежурный тост офицеров войск Варшавского договора. Но, по‑моему, к этому времени генералу Ваджпаи уже было все равно, за что пить. «Обработка» закончилась. Теперь генералу Беленко предстояло исполнить соло. Надо было сообщить (строго конфиденциально!), что генерал уже назначен начальником Управления ракетных войск Индии, и намекнуть на свою выдающуюся роль в этом нелегком назначении. Сделать это надо было так, чтобы у начальника всех индийских ракет возник огромный комплекс моральной задолженности аппарату главного военного советника и острое желание как можно скорее сделать что‑нибудь не менее приятное в ответ. Стоит ли говорить, что самым приятным для генерала Беленко будет покупка Индией большой партии ракет морского базирования! Я посмотрел на беседовавших уже без моей помощи генералов. По-моему, мы перестарались. Не надо было привлекать Попова. Ваджпаи стоял напротив Игоря Николаевича, держа его за пуговицу новенького смокинга (сшили специально к этому приему!). Он раскачивался с пятки на носок, и при каждом сближении проливал немного из своего бокала на атласный лацкан генеральского смокинга. Все бы ничего, да ведь Ваджпаи не пил ничего, кроме шерри-бренди. Это ликер. Вкус и запах его я помню с детства. В Нальчике в каждой русской семье на подоконнике стояли два трехлитровых баллона – в одном был чайный гриб, а в другом – сладчайшая и крепчайшая вишневая наливка. Я не знал тогда, что таскаю пьяную вишню из «шерри-бренди»! Пятна от нее не отстирает никакая химчистка. Прощай, смокинг! Будет генерал, как и раньше, ходить на приемы в простом однобортном костюме. А ведь он сшил смокинг только потому, что в однобортном костюме нельзя по этикету застегивать нижнюю пуговицу. Привыкший к форме генерал с расстегнутой пуговицей чувствовал себя, как с расстегнутой ширинкой, и очень строго наказывал нам «не расстегивать пиджаки, как гражданские шпаки». Он вообще не очень легко привыкал к дипломатическому этикету. И не зря. Попадал он в неприятные положения именно тогда, когда решал пунктуально ему следовать.