Церкви в политике и политика в церквях. Как современное христианство меняет европейское общество - Роман Николаевич Лункин

Другой и еще более эпохальной речью стало выступление президента Франции Эммануэля Макрона в апреле 2018 г. перед более чем 400 членами Конференции католических епископов Франции[237]. Макрон прямо подчеркнул необходимость восстановить разрушенные партнерские отношения между церковью и государством, роль церквей в социальном служении, межрелигиозном диалоге, защите прав верующих во всем мире. По словам Макрона, в эпоху социальной напряженности он не может допустить углубления недоверия католиков к политике и к политикам, которые на протяжении многих лет не понимали церковь. Европейцы нуждаются в христианских смыслах в своей жизни и работе, поскольку люди страдают не только от экономических кризисов, но и от релятивизма и нигилизма. Обращаясь к епископам, Макрон сказал беспрецедентные для представителя истеблишмента ЕС слова: «Не впадайте в отчаяние по поводу Европы, которую вы воспитали. Не покидайте землю, которую вы возделали»[238]. Таким образом, Макрон реабилитировал христианские корни Европы в рамках публичной политики. Дискуссию вокруг роли церкви начал во время предвыборной кампании Франсуа Фийон, проигравший Макрону. Католические симпатии Фийона за нарушение принципа светскости раскритиковала Марин Ле Пен. Макрон за свою речь перед епископами был осужден за то же самое представителями Социалистической партии.

Характерен также поиск понимания «традиционных ценностей» среди «республиканцев» (членов партии «Вперед, Республика!») во Франции накануне президентских выборов в конце 2016 г. «Твердые правые» (Саркози, Фийон, Вокье) опирались на традиционные ценности, акцентировали внимание на вопросах французской идентичности, ограничения иммиграции, восстановления авторитета власти и государства, общественной и семейной морали. Центристы во главе с мэром Бордо А. Жюппе считали такие взгляды чрезмерно консервативными, он предпочитал говорить не о французской, а о «счастливой идентичности», полагая, что французы представляют собой уже мультикультурный социум[239]. В итоге Франсуа Фийона во время президентских выборов поддерживали католические семейные организации и «Католическое действие», а Макрон обратился за поддержкой к церкви после выборов.

Вместе с тем партнерские отношения церкви и государства не так просто вписать в либеральную модель отношений ЕС с «конфессиональными и неконфессиональными» организациями. Ярким примером сложного взаимодействия церкви и политики в ЕС является позиция канцлера Германии Ангелы Меркель, дочери протестантского пастора, которая по существу установила принцип «светскости» в ХДС. Еще в 2007 г. Меркель заявила, что упоминания о Боге и о христианских корнях не будет в проекте Конституции ЕС, хотя сама она не против этого. Таким же образом в 2017 г. Меркель разрешила членам партии голосовать самостоятельно по вопросу об однополых союзах, хотя сама она – против легализации однополых браков (в итоге однополые браки были разрешены).

Несколько раз Меркель пыталась сделать позицию Католической церкви более политкорректной и соответствующей линии ЕС. В 2009 г. Меркель потребовала от папы Бенедикта XVI выступить с заявлением о неприемлемости отрицания Холокоста в ответ на решение папы не лишать епископского сана британского епископа-антисемита. В 2010 г. Меркель создала комиссию по расследованию случаев сексуального насилия в стенах церкви и религиозных образовательных учреждениях. В 2012 г. призвала католиков и протестантов к примирению, а Евангелическо-лютеранской церкви посоветовала быть «более живой» – вовлекать граждан в социальную работу и просвещать их по поводу христианских праздников – и толерантной к исламу. В 2014 г. Меркель специально звонила папе Франциску, который сам сказал об этом в одном из интервью, с тем чтобы понтифик объяснил ей свои обидные слова о Европе как «бесплодной старой женщине», сказанные им во время речи в Европарламенте в ноябре 2014 г. Наконец в рамках общего тренда «возвращения христианства» Меркель высказалась в 2015 г. Канцлер подчеркнула, что она хочет видеть больше людей, открыто говорящих: «Я – христианин!» Кроме того, те, кто говорит об опасности ислама, должны, по ее мнению, обращать внимание на собственные корни: канцлер надеется, что жители Старого Света вернутся к своим религиозным практикам[240].

Интересы брюссельской бюрократии в отношении церквей в том, чтобы мобилизовать христианское наследие в качестве основы для сплоченности европейцев, в том числе «новых» европейцев, иммигрантов и беженцев, представителей других религий. Об этом свидетельствуют и встречи на высшем уровне, и заявления руководителей ЕС[241].

На новом этапе эволюции общеевропейского проекта присутствие христианского фактора в политике поставило новые задачи: церкви с демократических позиций отстаивают свою роль в обществе перед лицом национализма популистов; лидеры европейских стран корректируют действия и взгляды церковных иерархов с точки зрения политкорректности, интересов демократии и ЕС; партии и движения учитывают голоса избирателей-христиан (католиков, протестантов, православных) и верующих в целом (в основном мусульман). К примеру, в ходе опросов выяснилось, что значительная часть католиков поддерживает евроинтеграцию, как и либеральные протестанты и мусульмане, консервативные протестанты и православные выступают против или настроены скептически к евроинтеграции, как и часть католиков (в Великобритании, к примеру, мусульмане голосовали против брекзита, а значительная часть христиан – за него)[242].

Роль христианского фактора в партийно-политических дискуссиях и в ходе предвыборных кампаний сохранилась после падения советской системы и кризиса христианской демократии в силу того, что христианство не было маргинализировано. В ХХ в. у членов Католической церкви был широкий выбор – верующие были представлены в самых разных движениях – от левых социалистических до собственно христианских демократов, либералов и корпоративизма (фашизм, нацизм, франкизм и т. д.). Сами христианские конфессии являются примером широты богословских и политических предпочтений: от консерваторов-традиционалистов в лице православных до крайних либералов в лице лютеранских церквей Скандинавии и Германии (однако размежевания на либералов и консерваторов проходят и внутри конфессий, к примеру, в рамках православия, католицизма, англиканства – Епископальной церкви за пределами Великобритании, а также внутри стран – на католиков-традиционалистов и протестантов-прогрессистов[243]). После того как противостояние социализма и капитализма потеряло свое былое значение, в церквях и в рамках политических движений стали возникать новые размежевания. Они были связаны с критикой либеральной системы. Религия в этих спорах стала вновь играть одну из ключевых ролей.

Широта христиански окрашенного политического спектра подготовила современный этап вовлечения христиан в политику как напрямую, так и через провозглашение защиты религиозной идентичности Европы. Обращение к «традиционным ценностям» поставило вопрос о трансформации либеральной демократической системы. С одной стороны, это находит свое выражение в смягчении политики секулярной политкорректности (именно поэтому на этой почве возникает все больше конфликтов религиозных граждан и секуляристов) или даже в отсутствии таковой, как во многих странах Южной и Восточной Европы и в России. С другой стороны, либеральные политики вынуждены лавировать между интересами ислама (мусульман-мигрантов) и христианством, религиозными предпочтениями и светскостью, искать новые формы партнерства с церквями. При этом возникает диалектическое противоречие между либеральным духом «солидарности» ЕС и религиозной «солидарностью»,