Перуновы дети - Валентин Гнатюк

Старик потрепал русые вихры отрока. Они свернули с тропинки и стали спускаться по склону. На другой стороне оврага уже начиналась Священная роща.

Глава вторая

Священная роща

Раньше праотцы наши вовсе идолов не имели, молились у криниц и источников, где вода живая течёт. На Солнце ясное молились, на Зорьку Утреннюю и Вечернюю, на Сваргу синюю, на Дубы Священные, и то было правильно, только так происходит волшебство и прямой разговор с богами. И ничего боле не надобно.

Перебравшись через овраг по двум поваленным толстым стволам, уложенным рядышком, старик с отроком вошли в густую тенистую Дубраву. От остальной части леса она отличалась тем, что здесь росли вековые дубы, которых никогда не касался топор. Деревья были в несколько обхватов, прямые и очень высокие, саженей [12]по пятнадцати, а то и более. Тёмно-серые колонны стволов, покрытых толстой корой с глубокими трещинами, уходили, казалось, в самое небо, ветвясь там мощными кронами.

В них было столько силы и могучей красоты, что невольный трепет присутствия самих богов охватывал каждого входящего. «Дубравы Божии берегите, нельзя дубы изводить, боги наши суть в них!» – так всегда говорили волхвы и кудесники, и возжигали на холмах у Дубрав священные Вечные Огни, и молились у живых Родников и Источников, и соблюдали извечные Сварожьи Поконы, чтобы быть достойными сыновьями своих небесных отцов.

Толстый покров опавшей прошлогодней листвы чуть шуршал под ногами, тропинка была засыпана желудями, и золотые солнечные зайчики, лишь изредка пробиваясь сквозь плотный зелёный занавес, прыгали по земле.

Только ранней весной, когда ещё нет листьев, а дубы распускаются поздно, поскольку их нежные молодые листочки боятся холодов, в дубраве густо зацветают травы: лютики, ветреницы, медуница, пролески. Они спешат насладиться солнцем, потому что позднее здесь становится сумрачно, и лишь травы с ползучими корневищами оплетают всю почву у подножия деревьев. Вот, к примеру, заросли сныти, состоящие из листьев по девяти листков. Цветёт она только на открытых местах мелкими белыми цветками, похожими на морковь. Светозар знал, что сныть съедобна, хозяйки добавляют её в борщ наряду со щавелем и крапивой. На сныти хорошо пасётся скот, однако не в сей Дубраве. Священную рощу никто не смел осквернить: ни охотники, ни птицеловы не хаживали сюда за добычей. Птахи и звери, бабочки и насекомые жили тут вольно; травы, кусты и деревья росли в первозданном виде, как создал их Творец: колыхалась волосистая осока, стелился вечнозелёный зеленчук с беловатыми пятнами на листьях, похожий на глухую крапиву, округлыми глянцевыми листками раскинулся копытень, дружно тянулись вверх узорчатые папоротники.

Мечислав со Светозаром приостановились, когда всего в нескольких шагах перед ними, похрюкивая, прошла огромная матка, а за ней, задрав хвостики, резво трусил полосатый выводок диких кабанов.

Тропинка вела дальше и поднималась на небольшой холм, вершина которого заканчивалась поляной. В самом центре её, подпирая раскидистой головой-кроной небесный свод, степенно шелестел листвою Великий Дуб. У его подножия, на утрамбованной земляной насыпи, находилось Святилище: простое деревянное сооружение из брёвен, поставленных колом – по кругу – и оплетённых лозой, с одним широким просветом для входа. Конусообразная крыша из брёвен, покрытых мхом, имела вверху отверстие для выхода дыма, потому что в Святилище горел Вечный Огонь, за которым следил древний жрец, чья крохотная избушка стояла неподалёку. Возле Огня был жертвенник – каменный круг с выбитыми на нём семью кольцами, сужающимися к центру – символом Солнца. Тут же находились жертвенные сосуды, висели пучки терпковато-душистых трав и стоял свитый Сноп, о котором упоминал Мечислав, – предмет поклонения и часть неразрывного триединства ДИД-ДУБ-СНОП, воплощённого в богах, как СВАРОГ-ПЕРУН-ДАЖДЬБОГ. Мечислав также пояснял, что в иных, более северных землях почитали СВЕНТОВИДА-ПЕРУНА-РАДОГОЩА, в южных за главного считали СТРИБОГА-ХОРСА-ВЕЛЕСА или иных богов, но все они были составляющими Великого Триглава, которому подчинялись Триглавы Малые, включающие все прочие божества.

В Святилище имелись различные сосуды для воды, зерна, сурицы, был ручной жернов для получения брашна – муки, из которой пеклись священные хлебы.

Сам хранитель Вечного Огня, согбенный старец с белой как лунь головой, встретил их у тропинки с вязанкой хвороста за спиной.

– Здравствуй, отец Велимир, долгих лет тебе! – приветствовал его бывший ратник.

– Здрав будь, Мечислав! И ты, отрок, здрав и славен будь! – ответствовал старец.

Светозар взял у отца Велимира вязанку, и они поднялись на поляну. Положив к подножию Дуба цветов лесных и кувшинок, собранных на озере, они стали, прочно утвердив ноги в землю, будто тем самым хотели уподобиться могучему исполину, воздели руки в синеву небес, к огненному колу Хорса, и вознесли общую молитву богам.

– Славим Даждьбога, – повторял за старшими Светозар, – блистающего в Сварге пречистой; Перуна, который громами и молниями повелевает; Стрибога, что ветрами ярится по земле. Славим Ладо-бога, укрепляющего Лад в Родах и дающего всякие блага, и Купало-бога, ведающего всяческими мытнями и омовениями. И Яро-бога, который правит яровым цветением, и Русалками, и Водяными, и Лесовиками, и Домовыми. Славим Сварога – старшего бога Рода божьего, славим щуров и пращуров, умерших сотни лет назад. Всем богам, от которых мы радость имеем, – уважение и почтение наше! Слава вам, ныне и во все времена! Оум! Оум! Оум!

После молитвы Мечислав извлёк из котомки мешочек с зёрнами и кринку мёда и передал их жрецу.

Велимир вошёл в Святилище, взял один из стоявших там запечатанных кувшинов, вскрыл его и налил золотистой пенящейся жидкости в жертвенный сосуд, сделанный в форме оленя с отверстием в спине и ртом-лейкой. Затем плеснул три раза в огонь со словами:

–  Вот жертва наша – это мёд-суръя, заделанный на девятисиле с шалфеем и на солнце оставленный на три дня, а затем через шерсть процеженный, И будет он нашей жертвой богам правым, которые суть – Праотцы наши, ибо мы произошли от Даждьбога и стали славными, прославляя богов наших, и никогда ничего у них не просили, не вымаливали себе благ [13].

Жрец высыпал на жертвенник горсть зёрен.

– А это зёрна хлеба нашего, тобой, Даждьбоже, взращённые, ярой силой исполненные.

Потом отломил кусочек от лепёшки, лежавшей завёрнутой в чистое льняное полотенце.

– А это хлеб священный от земли нашей. И это есть и будет истинной жертвой, какую всегда отцы и деды наши давали.

Завершив обряд жертвоприношения, они удалились к избушке жреца. Невдалеке, у подножия холма, протекал тихозвонный ручей. Усевшись на колоду и разложив нехитрую снедь на дощатом столе, они выпили по старшинству из кувшина с сурьей, вкусили священного хлеба, а затем неторопливо насытились мёдом, запивая чистой водой из ручья.

Живейшее участие в трапезе принимала бойкая молодая сорока, которая сидела на ветке, а как только появилась еда, слетела на плечо жрецу.

– Что, Стрекотуха, – спросил он её, поглаживая по блестящим перьям, – проголодалась? Ну, угощайся на здоровье.

Светозар знал, что отец Велимир нашёл её малым беспомощным сорочонком и выходил. Теперь она была ручной, понятливой и бойкой птахой. Садясь на плечо то к одному, то к другому из сотрапезников, она о чём-то стрекотала, иногда для пущей убедительности хлопая крыльями и часто, пока рука тянулась к столу, успевала перехватить кусок, чем вызывала смех и незлобивые укоры в свой адрес.

Когда убрали со стола, тщательно подобрав все крошки, отец Велимир велел Светозару почитать вслух, сетуя на слабеющие глаза. Светозар принёс из избушки жреца «буковицы» – деревянные дощечки, скреплённые железными кольцами. По гладкой буковой поверхности рядами шли письмена. Таких дощечек у отца Велимира было много, большинство уже почернели от времени. Будучи летами помоложе, жрец часто хаживал в Киев, слушал старых певцов-велесовичей – гуселыциков, кобзарей и домрачеев, записывал их песни на бересту, а затем уже выстругивал буковицы либо подготавливал кожу и переносил на них письмена. Встречаясь с другими жрецами, переписывал молитвы, заговоры, травники, зелейники, громовники и звездочтения.

Давно уже не бывал отец Велимир в Киеве, и к нему теперь мало кто приходил, но он по-прежнему хранил Вечный Огонь и деревянные «дощьки», справлял требы и молился богам.

Светозару он казался воплощением самой древности и мудрости, вечным, как Священный Огонь.

Найдя место, где остановился в прошлый раз, отрок стал читать. Стрекотуха уселась ему на плечо и, иногда быстрыми движениями поворачивая голову, стала прилежно слушать похожий на протекающий рядом ручей звонкий голос Светозара.