Уроки тьмы - ЛюдМила Митрохина

27. Отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали; что ещё хотите слышать? Или и вы хотите сделаться Его учениками?

28. Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики.

29. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он.

30. Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи.

31. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает.

32. От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорождённому.

33. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего.

34. Сказали ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон.

35. Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия?

36. Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?

37. Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою.

38. Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему.

39. И сказал Иисус: на суд пришёл Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы.

40. Услышав это, некоторые из фарисеев, бывших с Ним, сказали Ему: неужели и мы слепы?

41. Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остаётся на вас».

Олег, прочитав главу 9 Евангелия от Иоанна, закрыл книгу. Сколько раз он возвращался к этому библейскому тексту, осмысливая каждое слово, поражаясь точности и простоте писания, между строк которой живёт глубинная мудрость и тончайшая философия. Временами он чувствовал острую потребность вернуться к проникновенной летописи древней истории, напитаться её убеждённостью, живой силой, чтобы жить дальше с надеждой, вдохновляясь внутренним светом, возникшим в нём благодаря вере.

Именно этот библейский сюжет подвиг его на создание скульптурной композиции «Иисус Христос возвращает зрение слепому». Работа была одной из первых после полной потери зрения. Он не просто работал, он молился, замешивая в материале вместе с выстраданным, безнадежным отчаянием комочки надежды на свершение божественного чуда – возвращения зрения. Он не мог смириться с потерей единственного совершенного мира, в котором «свет не может быть ещё светлее, тень – тенистее, цвет – цветистее». Создавая этот сюжет в терракоте, выстраивая пластические образы Иисуса и Силоама, он вкладывал всю силу своей веры в затаённую мечту, обращаясь с внутренней мольбой к Всевышнему, не раз представляя себя на месте Силоама.

Как часто он задумывался в жизни – за что ему выпала такая участь, что он делал не так, кто виноват и что послужило источником бед? Почему именно ему, который не мыслил себя без кисти и карандаша, без цвета и формы, без любой работы, связанной с творчеством, надо было ослепнуть?

Да, ему приходили в голову страшные мысли о такой же жизни, какой жил Силоам до прозрения. Он верил и не верил в чудо одновременно, искал зацепки в поведении и словах Иисуса и Силоама, мучил себя догадками, просил и молился по ночам. И только тогда, когда прекратил ждать чуда, когда принял безропотно слепоту как великую Божью милость продолжения жизни, только тогда к нему пришло внутреннее зрение и творческое озарение небывалой силы. И если раньше он работал, чтобы жить, то теперь жил, чтобы работать. Темнота расширяла до безграничности его творческое пространство, заставляла работать память, подсознание, все органы чувств, закаляла волю, обостряла работу души и тренировала его тело. Такой творческой свободы он не имел никогда в зрячей жизни. Его мировосприятие пополнилось таким багажом чувств и познаний, которые он не приобрёл бы до конца своей жизни, будь он зрячим.

Теперь он видел и замечал то, на что не обращают внимания многие в суетной обыденной жизни. Слепота, оказывается, живёт не в глазах, она поселяется в сознании, в душевной пустоте, в бездуховности никчёмной жизни. Много таких «слепых» фарисеев повидал он на своём веку. Есть день и ночь, есть свет и тьма, добро и зло, и всё это присутствует в природе и в человеке в той же мере и пропорции. К чему будешь стремиться, то и победит в тебе, то и получишь сполна.

– Ну, вот и наступило «завтра», – сказал Олег и стал собираться на Пушкинский пробег, предвкушая свой последующий 27 пробег, посвящённый 70-летию снятия блокады Ленинграда, который был для него самым важным, так как он отдавал дань памяти родному городу, матери, отцу и всем, кто погиб и выжил в этой жестокой войне.

На выходе из метро «Технологическая» он был чуть раньше десяти утра. Незнакомый лидер сразу к нему подошёл. Они познакомились, объяснились и, подождав Николая, вместе прошли до Олимпийского переулка, где уже стояли автобусы для переодевания, которые приедут за ними на обозначенный финиш. Настроение было отличное – Валюша сегодня будет дома, все дела выполнил, на пробеге с другом, впереди столько творческих замыслов и интересных встреч! Стартовое напряжение бодрило и радовало всех. Вокруг чувствовался здоровый ажиотаж, спортивное нетерпение и энергетический подъём.

После стартового выстрела начался городской пробег. С Николаем бежать было хорошо и надёжно, хотя временами Олегу хотелось ускорить бег. Они были связаны не только одной петелькой между собой, они были связаны настоящей мужской дружбой. Вокруг слышны были голоса и дыхание бегущих, что так нравилось Олегу, который становился частью бурлящего живого потока, подчинённого единой цели – движению вперёд. Трасса пролегала от Олимпийского переулка по Фонтанке до Аничкова моста, а оттуда до Дворцовой площади. Болельщиков Олег вообще не слышал во время бега. Такой поддержки огромного количества болельщиков, как в Америке, в России он не встречал. Но не это было главное.

Во время бега он постоянно что-то фантазировал и выстраивал в голове. Может быть, движение давало ему такой импульс или его творческая натура не знала покоя, он не знал. Вот и сейчас в его голове крутились монологи для людей и любимого города, в котором он растворился давно со своей судьбой, прошлым, настоящим и будущим, которое жило в нём, волнуя воображение:

«Я так давно живу в чёрном космосе, без всяких границ и опор. Я словно случайно залетевшая раненая птица, которой вокруг чудятся чужеродные инопланетяне и бездушные роботы. За что держаться, куда приземлиться, кому довериться в этом неосязаемом пространстве?

А если солнце не станет светить в полную силу? Или Земля изменит свой центр тяжести из-за агрессивного вмешательства в её недра? Тогда наш мир может стать другим. Вдруг придётся привыкать к темноте или к ослепительному свету, от которого тоже слепнут? Живут же в полной темноте без глаз пещерные жуки, степные зверъки-«слепыши», белые муравьи в древесных материалах. А нам дан разум и душа!

Наши глаза теряют силу. Медленно и верно, с каким-то непонятным упорством человек убивает себя войнами и техническим прогрессом, лишая своих детей полноценного зрения. Наше слабое зрение генетически передаётся потомству, которое теряет его ещё больше из-за нерадивой цивилизации, убивающей природное естество, сокращая жизни и оставляя ещё меньший процент зрения своим детям. Посмотрите, сколько детей ходят в очках! Разве так было раньше? Наши далёкие предки жили более половины суток в сумерках и темноте, что сохраняло им зоркость.

Не надо бояться темноты. Чем больше будете её бояться, тем больше кошмаров станут преследовать в ней. Учитесь жить в темноте, полюбите её, если так угодно было судьбе. Это не изнанка светлого мира и не чёрный негатив кадра – это другой, глубокий, не менее интересный мир, в котором можно и нужно быть счастливым. Этот мир наш с вами совместный, неделимый, единственный во всей Вселенной для слепых и зрячих земных существ.

Люди, я бегу к вам навстречу, а за мной тянется целая армия таких же, как я. Я вижу с горечью в этой толпе многих из вас, кто прошёл мимо растерявшегося слепого, отказав в помощи, кто оставил открытые люки и ямы, кто втыкает дурные рекламные щиты в тротуары, кто уничтожает блокадные трамваи, запрудив весь город маршрутками, кто строит дома так, что ни один инвалид-колясочник не может сам выбраться на волю…

Я вижу город грядущего. Мне кажется – я уже бегу по нему. На моей груди лёгкий говорящий навигатор с наушниками, который заменяет мне лидера при беге, направляя по намеченной трассе к цели, поворачивая туда, куда надо, обходя почти не существующие для передвижения препятствия.

Никаких выхлопных газов – всё на солнечной энергии и электричестве. Грузовой транспорт передвигается под землёй, легковой – парит над крышами домов по прозрачным мостам, опускаясь к домам по бесшумным лифтам и спиралевидным трассам. Небо открыто для солнца без многочисленных переплетённых проводов и антенн, сеткой накинутых на город. Бесшумные городские трамваи скользят по рельсам, ограждённым декоративными барьерами, издавая приятные опознавательные звуки, с названием номеров и остановок. Пешеходные переходы автоматизированы так, что трамвай не тронется с места, пока не пройдёт последний человек и не сомкнутся барьеры. Тротуары слились с дорогами, оставив место в центре трамваям. Под ногами на тротуарах – рельефные направляющие и никаких уродливых рекламных щитов и стендов, кормящих чиновников, которые никто и никогда не читает, ведь рекламировать будет нечего – не будет плохой продукции, а хорошая и без рекламы востребована. Что такое люки – забудут все. На улицах и тротуарах нет снега, льда, соли, луж, песка и грязи, так как осадки не успеют замёрзнуть на тёплых тротуарах и незамерзающих крышах, незаметно просачиваясь через новое покрытие дорог, как через губку, под землю. Не торчат жестяные коробки торговых монстров, похожих на гигантские сараи, только множество магазинчиков с доброжелательными продавцами. Ручки дверей всех магазинов для узнавания разной формы: бублик – для булочных и кондитерских, рыбка – для продуктовых, рога – для молочных, цветок – для цветочных, туфля – для обувного… Все деньги с рельефно-точечной меткой.