Судьбе наперекор... - Лилия Лукина

Дни пролетали незаметно. Совместными усилиями мы привели в порядок мою квартиру и наслаждались бездельем. Мне казалось, что нас с Батей связывают приятельские отношения, которые пройдут вместе с окончанием его отпуска, и мне было рядом с ним хорошо и спокойно. А потом он в один из дней пришел, как обычно, вечером ко мне в комнату и поставил на столик бутылку шампанского.

— О-о-о! — воскликнула я.— А по какому поводу, Батя, гуляем?

— Аленка,— совершенно неожиданно спросил он,— а почему ты меня никогда не называешь по имени? Всегда только Батя или Командир? Как будто отгораживаешься от меня.

— Извини, Влад, но я никак не ожидала, что тебе это неприятно. Думала, наоборот, тебе это льстит,— удивилась я.— Больше не буду, конечно, но почему ты мне раньше не сказал, что тебе это не нравится?

— Надеялся, что сама догадаешься,— он смотрел на меня серьезным, задумчивым взглядом, а потом вдруг попросил: — Аленка, расскажи мне об Игоре.

Меня как будто холодным душем окатили, и я ответила гораздо резче, чем следовало бы:

— Влад, я никогда и ни с кем не обсуждала эту тему и впредь не собираюсь!

— Даже со мной? — казалось, он искренне этому удивился.

— А чем?..— начала было я и осеклась, увидев, что у него в глазах появилась совершенно несвойственная ему растерянность, но длилось это какую-то секунду, а потом взгляд его стал, как обычно, дерзким и бесшабашным.

— Что же ты замолчала? — насмешливо спросил он.— Продолжай! Ты хотела сказать: чем я лучше других? Не так ли? — он усмехнулся.— А я думал, что ты относишься ко мне так же серьезно, как и я к тебе.

— Ты намекаешь на трам-пам-пам? — я фальшиво напела первые такты «Свадебного марша» Мендельсона.

— Да! — кивнул он.

— Влад! — я подбирала слова самым тщательным образом.— Не обижайся, пожалуйста! Просто у меня никогда и ни с кем не будет серьезных отношений, потому что после гибели Игоря у меня в душе все выгорело дотла. Нет там ничего, понимаешь? Ни в душе, ни за душой. Есть люди, которые подходят к отношениям с другими с позиции, что смогут от них получить, а я — что я могу человеку дать. А дать-то мне нечего! Зачем же я буду делать кого-то несчастным? Это, Влад, с моей стороны будет подлостью, а я их никогда не совершала! Так что давай больше никогда не возвращаться к этой теме.

Все время, что я говорила, Батя рассматривал меня ироничным взглядом, а потом поднялся и со словами: — Хорошо. Я действительно больше не вернусь,— направился к двери, но прежде, чем открыть ее, остановился, оглянулся, негромко рассмеялся, покачав головой, и вышел.

Так вот зачем Батя принес шампанское, поняла я. Мне было его очень жалко, но что поделать, если я его не любила. Права была старая цыганка, и человека я встретила, и на Игоря он похож, а вот любви к нему у меня нет.

Собираясь утром на завтрак, я увидела около двери на полу листок бумаги, подняла, прочитала, и мне стало внезапно так пусто, холодно и одиноко, что захотелось разреветься. Там было всего несколько слов: «Спасибо за все. Особенно за откровенность. Совсем разными мы с тобой людьми оказались. Батя». Я бросилась в столовую — его за столом не было, и пустым был только мой стул. При виде меня все отвели глаза и замолчали. Наконец Лидия Сергеевна, по-прежнему не глядя на меня, тихо сказала:

— Владислав Николаевич сегодня утром улетел первым рейсом.

Я повернулась и медленно пошла к себе в комнату, чтобы собрать вещи,— после всего, что произошло, оставаться здесь я не могла. Я присела на кровать. На столике все так же стояла бутылка шампанского, а рядом с ней лежала записка. Я уткнулась лицом в подушку, еще хранившую запах Бати, вдохнула его и совершенно неожиданно для самой себя разрыдалась. Я плакала и никак не могла успокоиться, когда услышала тихий стук в дверь. С мыслью, что это вернулся Батя, я ринулась к ней, распахнула — там стоял Матвей.

— Можно? — спросил он.

— Заходи,— отворачивая от него лицо, пригласила я.

— Хочешь уехать?

— Да, Павел. Делать мне здесь больше нечего. И так натворила столько, что сама себе по шее надавала бы. Не надо было мне с Батей связываться, но кто мог знать, что это у него так далеко зайдет. Я рассчитывала на легкий романчик, а получилось... — и я горестно махнула рукой.— Вот ты в людях хорошо разбираешься — на собственном опыте в этом убедилась. Ты мог предположить, что это так закончится?

— Лена, дело в том, что ты о нем ничего не знаешь — он же совершенно необыкновенный человек! Как же ты не смогла его понять и оценить?! Ну почему ты ему отказала? — Матвей грустно смотрел на меня.

— Потому, Павел, что в моей жизни есть другой человек.

— Он был, Лена. Понимаешь? Был!

Господи, как же я устала! Ну почему никто не хочет меня понять? У меня было единственное желание: забиться в какое-нибудь тихое место, чтобы меня никто не трогал, а вместо этого приходилось объясняться, но я знала, что можно ответить Матвею так, чтобы он от меня отстал..

— Павел! Лидию Сергеевну, как мне говорили, неоднократно звали замуж. Она отказывала. Ты же ее не принуждал к замужеству?

— Лена, она хранила верность живому, а ты? — возразил он.

— А для меня, Павел, Игорь живой. Прости меня, но мне сейчас очень плохо. Я соберу сумку и поеду домой.

— Поезжай, если хочешь, только помни, что я все равно твой друг. Договорились?

Моих сил хватило только на то, чтобы кивнуть.

Забрав у Варвары Тихоновны Ваську, я поднялась к себе, и, когда оглядела свою чистенькую, неожиданно ставшую уютной квартиру, где в каждой складке портьер, в блеске отмытых окон, в красках беспощадно выбитого во дворе ковра чувствовалась Батина рука, на меня навалилась такая тоска, что хоть вой, хоть руки на себя накладывай. Да еще и Васька ходил по квартире осторожно, словно по битому стеклу, недоверчиво принюхиваясь к совершенно чужим запахам, и поминутно тоскливо на меня оглядываясь — ему явно хотелось назад, к Варваре Тихоновне, где все привычное и родное. И я бросилась звонить Егорову — единственному человеку, который был способен меня понять и утешить.

— Мыкола, привет, это я.

— Привет, Ленка,— безрадостно сказал он.— Я уже все знаю — мне Влад утром звонил, чтобы попрощаться. Что же ты, дуреха, наделала?

— Молчи, Коля, прошу, молчи... Мне сейчас так плохо, что...

— Верю, Ленка, верю,— все так же безрадостно сказал Николай.—Ты уж продержись до вечера, а я после работы к тебе подъеду. Но с каким бы удовольствием,— неожиданно прошипел он сквозь зубы,— я бы надавал тебе таких плюх, чтобы ты до конца жизни запомнила! — и бросил трубку.

Я заварила себе кофе и устроилась с сигаретой в своем любимом кресле, но не могла усидеть на месте. Вскочив, я начала мерить комнату шагами, сама с собой вслух разговаривая:

— Так, Елена Васильевна, давай разберемся. Эмоции задвигаем подальше и будем рассуждать только логически. Что было бы, если бы ты согласилась выйти замуж за Орлова? А то, что тебе пришлось бы бросить здесь все и ехать с ним на Север, потому что он командир полка и в отставку явно не собирается. Так? Так. А что бы ты там, Елена Васильевна, делала? А нет там для тебя работы! Пришлось бы тебе стоять у плиты, стирать, гладить, убирать, шить, вязать, обсуждать с полковыми дамами, каждая вторая из которых, если не первая, мечтала видеть на твоем месте свою дочь, племянницу, золовку или кого-то еще, последние сплетни: кто кому с кем изменяет, кому какое звание или должность светят и почему. А то и того хуже — делиться впечатлениями от последней серии какой-нибудь очередной латиноамериканской ерунды. Бр-р-р!

Остановившись напротив зеркала, я посмотрела на свое отражение и поразилась — какая невыносимая боль стояла в моих глазах! — и я, поспешно отвернувшись, спросила саму себя:

— Смогла бы ты? — и покачала головой.— Крайне сомнительно! Хорошо... А если бы у тебя вдруг... Хм, откуда бы это?.. Но вдруг была бы интересная работа и плюс к этому еще и домработница, смогла бы ты смириться с тем, что всю оставшуюся жизнь будешь играть при муже вторую роль? Тебя ведь саму бог характером не обидел, но и Батя лидер, и у него такая сила воли, что он кого угодно сможет под себя подмять. Даже Васька это почувствовал. Кстати, где зверюшка?

А Василис сидел на пуфике в коридоре и тоскливо смотрел на дверь — все ясно, он ждал Варвару Тихоновну. Я взяла кота на руки, прижала, начала гладить и тихонько попросила:

— Васенька, я понимаю, что она тебя вкуснее кормит, больше с тобой возится и разговаривает, только мне сейчас ужасно плохо. Помоги мне, пожалуйста!

А Васька на это серьезно взглянул мне в глаза, потом уткнулся мордочкой мне в шею и замурчал.

— Ну вот и хорошо! — я сама прижалась щекой к его голове и обратилась к козочке: — И ты, Снежинка, тоже помоги мне. Ради Игоря, ради памяти о нем,—я осторожно погладила ее завиточек на лбу.— Ты помнишь Игоря? Нет? А я вот помню!