Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг - Пелам Вудхаус

Поскольку у женщин нет усов, им нелегко в такие минуты. Леди Босток тяжело задышала, но это уже не то, выразительности меньше.

— Что же он у нас делает?

— Поттер считает, что его заслали на разведку. Видимо, так оно и есть. Шайки любят упростить себе дело. Зашлют кого-нибудь, он все разузнает, а потом откроет окно. Ты спросишь, что им тут понадобилось? Это ясно. Моя коллекция. Где Поттер застал субъекта? В музее. Где застал его я? Опять же в музее. Так и тянет к экспонатам. Вы согласны, Поттер?

Недовольный тем, что его отодвинули на задний план, Поттер все же признал, что согласен. Леди Босток по-прежнему дышала:

— Это очень странно!

— Почему? Моим экспонатам нет цены.

— Я хочу сказать — страшно.

— Такие люди идут на риск. Идут они, Поттер?

— Идут, сэр.

— Истинные черти, а?

— Черти, сэр, — окончательно смирился констебль.

— Он знал, что мы ждем Реджинальда, — рассудила леди Босток. — Но он же мог с ним встретиться!

— Эмили, ты не ребенок. Шайка его устранила.

— Как это — устранила?

— Ну как они устраняют? Ты что, не читаешь детективов?

Поттер увидел, что пришел его час:

— Звонят, миледи, и приглашают на старую мельницу, а там запирают. Или…

— …подсыпают снотворного в виски и уносят на яхту, — перехватил инициативу сэр Эйлмер. — Методов — сотни. Скорее всего Реджинальд лежит на раскладушке, с кляпом во рту. Где-нибудь в портовом районе. А, Поттер?

— Лежит, сэр. В районе, сэр.

— Или в трюме, плывет к Америке.

— Плывет, сэр.

— Очень возможно, — отрешенно прибавил сэр Эйлмер, — что его пытают огнем. Поттер, я вас не держу. Пива хотите?

— Хочу, сэр, — отвечал констебль, на сей раз с истинным пылом.

— Выпьете на кухне. А мы, — сказал баронет, когда дверь закрылась, — займемся делом.

— Каким, дорогой?

— Выведем на чистую воду этого субъекта.

— Эйлмер!..

— Что тебе?

— Может быть, ты ошибся?

— Не может.

— Ты подумай! Если он Реджинальд, Гермиона нас загрызет.

Баронет заморгал, как заморгал бы рыцарь, который скачет в бой и налетает на дерево. Африканские вожди, трепетавшие, как серны, при мановении его усов, удивились бы такой слабости в том, кто неподвластен человеческому чувству, — и ошиблись бы. Гермиону он боялся.

— М-да, — задумчиво сказал он. — М-да, я тебя понимаю.

— Она рассердится.

— М-да…

— Просто не знаю, что и думать, — развернула мысль леди Босток. — Поттер очень хорошо рассказывал, но мог и ошибиться. Вдруг это Реджинальд?

— Навряд ли.

— Да, дорогой, ты прав. Я и сама заметила — он какой-то странный. Пугается, что ли. Но…

Сэру Эйлмеру пришла в голову блистательная мысль:

— Разве Гермиона его не описывала?

— Конечно, мой дорогой. Я совсем забыла! Письмо в моем столе, сейчас принесу.

— Ну что? — спросил баронет через минуту-другую.

— Вот, пожалуйста, — отвечала жена. — Высокий, стройный, с большими сияющими глазами.

— А, что я говорил! Сияют у него глаза?

— Не сияют?

— Нет. Одно слово — яйца всмятку. Еще что?

— Он очень остроумный.

— Видишь!

— О!

— Что такое?

— Уильям знает его с детства.

— Вот как? Тогда зовем Уильяма. Где он? Уильям! УИЛЬЯМ! У-ИЛЬ-ЯМ!!!

Такие вопли редко пропадают втуне. Билл Окшот, куривший на террасе, размышляя при этом о своих горестях, влетел в комнату, словно его потянули за веревку.

Он понадеялся было (или испугался), что дядя при смерти, но быстро понял, что это не так.

— А? Что? — спросил он.

— Пришел наконец! — сказал сэр Эйлмер. — Как насчет этого субъекта?

— Какого?

— Который выдает себя за Твистлтона.

— В каком смысле «как насчет»?

— Господи! Ясно тебе сказано: «Как насчет субъекта?»

— Мы очень расстроены, Уильям, — объяснила леди Босток. — Дядя думает, что этот человек — обманщик, самозванец.

— С чего это вы взяли?

— Не важно! — рявкнул сэр Эйлмер. — Ты его знал?

— Да.

— Так, хорошо. А вчера узнал?

— Ну естественно.

— Не отмахивайся. «Естественно», видите ли! Когда вы виделись в последний раз?

— Лет двенадцать назад.

— Как же ты его узнал?

— Он такой же. Подрос, а так — такой же.

— Вы вспоминали прошлое?

— Нет, не вспоминали.

— Вот! Пожалуйста!

— Да он отзывается на Мартышку!

Сэр Эйлмер звучно хмыкнул:

— Еще бы! Что ж, ты думаешь, у самозванца не хватит на это ума? В общем, толку от тебя нет.

— Извини!

— При чем тут «извини»? Ничего, я сам разберусь. Поеду к Икенхему, у старого психа должны быть его портреты — как-никак племянник. Погляжу. Сверю.

— Как ты хорошо придумал, мой дорогой!

— Да, неплохо, — согласился сэр Эйлмер. — Просто осенило.

Он вылетел из комнаты, словно его метнула рука бразильского туземца. Пробегая через холл, он взглянул на Мартышку, который, словно убийца, вернулся на место преступления, в сотый раз вопрошая себя, сойдет или не сойдет.

— Ха! — заметил сэр Эйлмер.

— А, здравствуйте, — отвечал Мартышка, слабо улыбаясь.

Баронет посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрят на самозванцев, особенно если те пойманы на месте. Да, убедился он, вид у субъекта виноватый, мало того — подозрительный.

— Ха! — повторил он на бегу, устремляясь к своей машине.

Через несколько минут, нетерпеливо вырулив на дорогу, он повстречал другую машину. За рулем сидел лорд Икенхем, рядом — Салли.

Глава 6

Лорд Икенхем зорко взглянул на изгиб дороги и беспечно покрутил ус. Вид у него был такой, словно он едет на пикник. Он хорошо выспался, хорошо позавтракал и просто светился радостью. Одно выражение неплохо опишет предприимчивого пэра: как огурчик. Мы можем осуждать его методы, можем и качать головой, но не вправе отрицать сходства с этим овощем.

— Здесь? — спросил он спутницу.

— Здесь.

— Как ты уверенно отвечаешь!

— Я тут была, лепила этот бюст.

— Балбес не ездил к тебе в мастерскую?

— Конечно, нет. Вельможные особы не ездят к скромным скульпторшам.

Лорд Икенхем ее понял.

— И то правда, — сказал он. — Никак не привыкну, что Балбес — большая шишка. Для меня он — мордатый подросток, который перегнулся через стул, чтобы удобней было его бить. И я бил, страдая не меньше, чем он. Кстати, не верь — я искренне радовался. Да, все становятся старше, и это странно. Себя я чувствую двадцатилетним, а что до Мартышки — понять не могу, что он женится. Так и вижу его в матросском костюме.

— Какая прелесть!

— Нет. Мерзость. Матлот из оперетты. Но хватит о нем. Пришло время обсудить и стратегию, и тактику.

Голос его обрел ту звонкую легкость, которой боялся племянник.

— Стратегию и тактику, — повторил он. — Вот — дом. Вот — бюст. Надо соединить их, что я сейчас и сделаю. А?

— Я квакнула. Хотела спросить: «Как?», но вспомнила про Колумба.

Граф удивился:

— Дорогая моя, неужели ты беспокоишься из-за такой чепухи? Поверь, есть тысячи способов. Если я опущу усы, вот так, — похож я на слесаря?

— Нет.

— А если подниму — похож на репортера сельскохозяйственной газеты?

— Ни в малейшей степени.

— Так-так-так… Интересно, есть у Балбеса попугай?

— Нету. А что?

— Неужели Мартышка не рассказывал, что было на Мэйфкинг-роуд?

— Нет. Что же там было?

— Там был небольшой коттедж, укрепленный, словно замок, неприступные «Кедры». Но я проник в него с поразительной легкостью. Вот я за оградой, вот — в гостиной, сушу ноги у газового камина. Служанке я сказал, что мы пришли подстричь попугаю когти. Я хирург, Мартышка — мой ассистент, дает наркоз. Как же это он не рассказывал? Мне не нравится такая скрытность, есть в ней что-то болезненное. Да, хирург для попугаев мне особенно удался. Жаль, что у Балбеса их нет. Хотя это естественно — попугаев держат хорошие, добрые люди. Ну, как-нибудь войду.

— А потом?

— Это легче легкого. Прячу бюст под полой, завожу разговор с Балбесом и вдруг говорю: «Эй, что там?» Он оглядывается — я ставлю бюст. Пошли!

— Подождите, дядя Фред, — сказала Салли.

— Ждать, в такие минуты? Икенхемы не ждут.

— Пусть учатся. У меня план лучше.

— Лучше моего?

— Несравненно. И проще, и разумней.

Пятый граф пожал плечами.

— Что ж, послушаем, — сказал он. — Вряд ли он мне понравится.

— Это и не нужно. Вы сидите в машине…

— Ерунда!

— …а я отношу бюст.

— Смешно!

— Попытаюсь пройти незаметно, — продолжала Салли. — Но если меня заметят, я все объясню. Историю я придумала, а вы — нет.