История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Римский сенат, однако, не мог примириться с тем, что он должен был признать императором человека, который занял трон благодаря провинциям и варварам, и, чтоб низвергнуть этого императора, вошел в тайное соглашение с графом Рицимером, чужестранцем, достигшим большой власти. Рицимер происходил из испано-свевского владетельного дома, так как отцом его матери был король Валлия. Служа под начальством Аэция, Рицимер ознакомился с военным делом и успел отличиться при всех трех следовавших друг за другом императорах: Валентиниане, Максиме и Авите. Смелость, лукавство и честолюбие Рицимера делали его способным, как некогда Стилихона, создать себе необычную карьеру в это время гибели Римской империи, когда германские воины захватили власть над Италией, а затем завладели и ее троном. Рицимер был генералом империи, и у всех еще в памяти была создавшая ему громкую славу его победа над вандалами в Корсиканском море. Условившись с сенатом, Рицимер восстал против Авита. Беззащитный старый император, когда сенаторы объявили его низложенным, бежал из Рима в Плаценцию, надеясь, что здесь ему удастся заменить пурпур епископским одеянием, но, оставленный сенатом в полном презрении, бежал отсюда в свою родину Овернь, где был убит на улице в сентябре 456 г.
Прекращение рода императора Феодосия и общая смута временно подняли энергию сената, высшего законного учреждения империи. Со времени Валентиниана III императоры снова стали делать своей резиденцией Рим, и последний снова стал сознавать себя главой империи. Не подлежало сомнению, что вся власть была теперь в руках чужестранца Рицимера. С этим смелым выскочкой началось в Италии господство наемников, которое за двадцать лет смуты привело Римскую империю к окончательной гибели. Со времени Гонория национальная римская партия тщетно старалась отнять у варваров их влияние и подавить возраставший германизм. Распадение римского государственного строя и наемничество, без которого нельзя было обойтись, делали бесплодными все подобные усилия сената. Гордые варвары, занимая на службе при императорах, представлявших одну тень императорской власти, должности генералов-военачальников, составляли теперь чужеземную военную аристократию, которая стояла наряду с римской родовой аристократией; между тем последняя уже глубоко пала, и достаточно было только подходящего момента, чтобы наиболее смелый из этих варваров стал государем Италии. Но Рицимер еще не был человеком того будущего, которое ожидало германскую национальность; он только прокладывал дорогу к этому будущему и сам удовольствовался ролью тирана над теми куклами, которые изображали императоров и были им или поставлены, или терпимы.
В течение 6 месяцев трон цезарей оставался не занятым, и Рицимер был единым властителем. 28 февраля 457 г. он потребовал, чтобы сенат объявил его патрицием своего же бывшего товарища по оружию в войске Аэция, Юлия Валерия Майориана, назначил magister militum. Затем, сохраняя к Майориану свое расположение, Рицимер дозволил ему занять трон, и 1 апреля 457 г. в лагере у Равенны Майориан был провозглашен императором. Таким выбором были одинаково удовлетворены желания и народа, и войска, и сената, и даже восточного императора Льва I. Редкие доблести украшали нового императора. Латиняне приветствовали его с восторгом, и Майориан вскоре же пробудил воспоминания о лучших римских императорах, во времена которых он был бы вполне достоин править государством; потомство с сожалением видит в Майориане уже последний образ благородного римского императора. В послании к сенату, написанном Майорианом, слышится голос Траяна. Рим с радостью принял программу, начертанную императором, который решил управлять государством по его законам и традициям, и все последующие эдикты Майориана вызывали в народе изумление его мудростью и человечностью.
Между этими новыми законами мы отметим один, относящийся к городу Риму. Стремясь восстановить потрясенное государство, поправить его финансовое управление и вдохнуть новую жизнь в порабощенные курии городов, великодушный император взял город Рим под свое особое покровительство. Разоренный вид Рима, быстрое разрушение памятников, за которыми не было уже никакого присмотра и ухода, и наконец хищническое разрушение древних зданий самими римлянами возмутили благородный римский дух Майориана, и он издал следующий эдикт:
Мы, правители города, решили положить конец бесчинству, которым обезображивается вид почитаемого города и которое давно уже вызывает в нас отвращение. Нам известно, что общественные здания, которые составляют всю красоту города, подвергаются разрушению благодаря преступной снисходительности властей. Под тем предлогом, что камень нужен для возведения общественных зданий, древние величественные сооружения разоряются, и таким образом уничтожается великое, чтобы устроить где-то и что-то ничтожное. А затем является уже и такое злоупотребление, что при постройке частного дома благодаря послаблению городских судей необходимый материал берется из общественных зданий; между тем то, что составляет блеск города, должно было бы оберегаться любовью граждан. Поэтому мы устанавливаем как общий закон, что все те здания, которые были воздвигнуты в древности для общей пользы и украшения города, будут ли то храмы или иные памятники, не должны быть никем разоряемы, и к ним никто не должен прикасаться.
Судья, потворствующий нарушению этого закона, штрафуется пятьюдесятью фунтами золота; повинующиеся противозаконному приказу судьи и не оказывающие ему сопротивления в этом служитель судьи и нумерарий подвергаются наказанию и, кроме того, им отрубаются руки, так как вместо того, чтобы оберегать памятники, такие люди оскверняют их. Все, что присвоено было до сих пор обманными происками, не может быть ни в каком случае отчуждено от государства, и мы приказываем вернуть ему все; мы учреждаем восстановление отчужденного и на последующее время прекращаем licentiam competendi. Если же потребовалось бы какое-нибудь древнее здание уничтожить, в виду ли постройки нового общественного учреждения или невозможности ремонта, то об этом надлежит ведать просвещенному и досточтимому сенату, который, найдя по зрелом обсуждении необходимым такое уничтожение, должен представить свое заключение нашему заботливому рассмотрению. И то, что ни в каком случае уже не может быть восстановлено, должно пойти на украшение какого-нибудь другого общественного здания».
Из этого эдикта нетрудно узнать, кто были варвары, которые уже со времен Константина налагали свои руки на памятники Рима. Разоренные потомки Трэд, на привыкали относиться к памятникам былого величия Рима все с большим равнодушием; те, кто был доступен возвышенным чувствам, стремились охранять наследие древности, но нужда была сильнее их; чиновники же, среди которых многие имели предками людей, принадлежавших берегам Истера и Рейна, относились к этому вопросу безучастно, а к деньгам были податливы. Вид великолепных аркад, базилик и храмов, того или другого театра, цирка рождал в людях желание обзавестись ценным материалом, и им казалось, что мраморные плиты, на которых только ящерицы грелись на солнце, гораздо разумнее употребить в дело, чем предоставить времени разрушить их. Без сомнения, население не дерзало прикасаться к более выдающимся сооружениям, но поступало так по отношению к другим, менее значительным и стоящим не на виду, и случалось, что иной храм вместе с местом, на котором стоял, оказывался уже частной собственностью. Постройка христианских церквей при Константине послужила первым заманчивым примером разорения древних памятников; священники (к ним в значительной мере мог быть отнесен эдикт) похищали мрамор и всякий материал для постройки церквей или для их украшения. Наступило темное время, когда Рим, сам себя разрушая, разрабатывался, как какая-нибудь громадная известковая яма или каменоломня, и это продолжалось более тысячи лет.
Какие бы мудрые законы ни издавал Майориан, он не мог остановить ни разрушения города, ни падения империи; тяжелое бремя сокрушило самого Майориана, последнюю опору Рима. Заветной мечтой Майориана было наказать Гензериха и вернуть Риму Африку. Усмирив восстание в Галлии, Майориан заключил с королем вестготов Теодорихом новый союз, снарядил флот, собрал большое войско и в мае 460 г. направился из Галлии в Сарагоссу, чтоб начать войну с вандалами. Однако потеря части флота в гавани Карфагена, где, может быть, даже благодаря изменническому соглашению Рицимера с врагом было совершено нападение на флот, принудила императора вернуться в Галлию, а вскоре затем он и сам погиб. Рицимеру было неприятно убедиться, что Майориан правил римлянами самостоятельно, и он без труда низверг с трона беззащитного императора. 2 августа 461 г. Рицимер приказал схватить Майориана, находившегося в Тортоне и намеревавшегося вернуться в Рим. Великодушный император подчинился требованию тирана и сложил с себя пурпур, после чего вскоре же (7 августа) был обезглавлен. Это был муж, который, по словам греческого историка, был справедлив к подданным, страшен врагам и превосходил своими добродетелями всех, кто до него властвовал над римлянами. Со смертью этого благородного императора были окончательно погребены и все надежды римлян.