Искушение - Маруся Новка

— Ешь давай, — насупился генерал, — для тебя я и сам украду, если будет нужно.

В горле снова застрял комок, но Стела постаралась сдержать рвущееся наружу рыдание и проглотила огромный шмат булки, который умудрилась откусить.

Завтрак прошел в молчании. После того, как Стелла отодвинула чашку, генерал спросил:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет, — ответила девушка.

— Но почему?! — не понимал генерал.

— Потому что я хочу забыть все, что со мною произошло, как страшный сон. Я не хочу, чтобы кто-то, словом или взглядом напомнил мне о своей осведомленности. Именно поэтому я никогда никому ничего не стану рассказывать. Ты меня понимаешь, дедушка?

— Постараюсь понять, — пообещал генерал.

— Я пойду выкупаюсь, — сказала Стелла выходя из-за стола.

— Иди, — согласился генерал. Потом спросил:

— Хочешь, я на Привоз мотану. Куплю курку и сварю тебе бульон?

— Нет, — Стела покачала головой, — вон еще полная торба булок и пол-кофейника какао. Лучше сходи в аптеку, купи ранозаживляющую мазь, — девушка непроизвольно коснулась пальцами шеи. Того места, где багровел след от ошейника.

— Болит? — в глазах генерала что-то блеснуло. Что-то напоминающее слёзы.

— Заживет, — бросила через плечо Стелла, выходя из кухни.

17. Стелла

Дни шли один за другим.

Стелла слышала, как через два дня после её возвращения, посетил отчий дом Стас, её отец. Девушка сжалась в комок, не желая ни видеть отца, ни давать ему какие-то объяснения своей длительной отлучки. Но делать этого не пришлось. Генерал, который словно поселился у двери комнаты Стеллы, тихо, но достаточно отчетливо, прошипел любопытствующему сыну:

— Пошел вон!

— Папа! Что это значит?! — возмущался Стас, — мы с Ираидой должны знать, что произошло. Хотя бы для того, чтобы понимать, как нам вести себя дальше с нашей дочерью! Она начудила и накуролесила, поставила меня в двусмысленное положение перед «партнерами»! И теперь должна дать хоть какие-то объяснения.

— Вы ей много чего должны, — ответил генерал, — а вот она — (кивок в сторону закрытой двери) — вам ничего не должна. А потому — пошел вон! Если Стелла захочет с вами говорить — так и будет. А пока дай ей покоя!

Стелла не хотела.

Дед, который увидел её в первые минуты после возвращения, который, если и не понял, то принял все, что с нею случилось, как не странно, стал единственным человеком, которому был разрешен доступ в её пространство.

Девушка просыпалась ранним утром. Снова и снова удивлялась тому, что генерал не оставляет включенную на полную громкость радиоточку, чтобы с утра порадоваться нерушимости великого союза. Она ждала, когда родители уйдут на работу, и только после этого выходила из комнаты. Всегда одетая. Всегда застёгнутая на все пуговицы.

— Дедушка, — звала негромко Стелла, — уже проснулась. Давай позавтракаем.

Генерал отворял дверь своей комнаты:

— Да я уже понял. Слышал, как ты там шебуршишь. Идем в кухню, сварганим чего-то пожевать.

Дедушка и внучка неторопливо отправлялись в кухню. Стелла открывала холодильник, рассматривала его содержимое:

— Дедушка, что бы ты хотел на завтрак?

— Не, — отвечал генерал, — то пойлочко, что ты какавой зовёшь, я точно пить не буду. Давай заварим чайку и наварганим горячих бутербродов.

Стелла ставила на конфорку чайник, нарезала колбасу и сыр, укладывала нарезку на куски багета и ставила все это в микроволновку.

— Ешь давай, — генерал смотрел на внучку, которая, откусив небольшой кусочек, клала недоеденный бутерброд в тарелку.

— Не хочу больше, — Стелла в несколько глотков допивала свой чай, — я пойду в ванную, выкупаюсь.

Генерал тяжело вздыхал, глядя вслед внучке.

Думал: «Да что же это такое?! Девочка проводит в ванной комнате едва ли не половину дня. Никогда не принимает ванну, потому как через дверь отчетливо слышно звук льющейся воды из душа. Когда же настанет тот день, в который очистится её душа хоть немного»!

О чистоте тела генерал не беспокоился. Порезы на теле, как он предполагал, должны со временем затянуться. Синяки на лице стали едва заметными. Покрылся корочкой багровый рубец от ошейника на шейке девушки. Еще пройдет немного времени, и корочки эти отвалятся, оставив после себя нежную кожу. Но вот отвалятся ли корочки с души? И отвалятся ли вообще? На этот вопрос у генерала ответа не было.

После нескольких попыток разговорить внучку в первые дни после её возвращения, затею эту генерал оставил. Стелла сжималась в комок. В глазах страх сменялся ненавистью. Девушка вставала из за стола:

— Я пойду в ванную. Выкупаюсь.

Генерал ругал сам себя: «Вот ведь старый любопытный поц! Дай девочке прийти в себя! Не терзай её и не выспрашивай! Захочет, сможет — расскажет сама! А если не захочет — будь рад, что твоя кровиночка вернулась домой! Если и не невредимой, то живой»!

* * *

Прошло две недели.

Однажды утром, Стелла, отщипывая кусочки от любимой булки, взглянула на генерала в упор:

— Дедушка, скажи мне, ты что — антисемит?

Генерал едва не поперхнулся:

— С чего ты взяла?!

— Ты все время называешь маму то тупой жидовкой, то какими-то другим, неприятными словами, смысл которых не оставляет сомнения в том, как ты к ней относишься.

Генерал, допив свой чай и отодвинув чашку, ответил:

— Нация здесь ни при чем. Все, что я говорю, имеет отношение только к твоей матери, а не к народу. Понимаешь, еще когда она пришла в наш дом, я понял, что для неё важен только её собственный комфорт. Иметь крышу над головой, статус замужней женщины, тратить деньги, приносимые в дом мужем. И это всё! Её больше ничего не интересовало! Её не интересовало, где шляется по ночам вроде бы как любимый муж. Ей было безразлично, что за её дочерью ухаживает свекровь. Лишь бы дитё не орало по ночам, а как и кто это обеспечил — Ираиде было насрать. Наверное, я перегнул палку, называя её тупой жидовкой, но делал я это только из желания хоть как-то расшевелить эту фляку! Пробудить хоть какие-то эмоции. Заставить чувствовать и действовать!

Генерал замолчал. Задумался. Взглянул на внучку:

— Ты знаешь, что такое фляка?

Стелла пожала плечами. О таких тонкостях она как-то не задумывалась.

— Фляка — это внутренняя кишка, мягкая и разваристая, не имеющая никакой мышечной структуры. Это самое подходящее наименование для человека без внутреннего стержня. Я не знаю, почему твоя мать стала именно такой. Что было тому причиной. Не исключаю, что многовековые гонения, приучившие евреев выживать в любых условиях, сохранять жизнь себе и своему потомству, сделали такими многих из них, — генерал, закончив монолог, смотрел на внучку, которая, встав