Школа хороших матерей - Джессамин Чан

7

В тот день начинается их обучение: первый раздел, «Основы ухода и воспитания». Инструкторы вводят термин «материнский язык»: радостное, эмоциональное общение между матерью и ребенком, не прекращающееся весь день.

Миз Каури, используя куклу Линды, показывает воображаемый поход в продуктовый магазин. Ее голос то понижается, то повышается, передавая состояние постоянного удивления.

— Какую воду мы купим для папочки? Простую? Или с пузырьками? Ты знаешь, что такое пузырьки? Буль-буль-буль! Пузырьки — это шарики! Шарики — это форма!

Матери должны обращать внимание на высоту тона и на лексику. Счетчик в куклах будет вести учет различных слов, которые произносят матери каждый день, число ответов, которые дают куклы на вопросы матерей, число обменов репликами. Будет подсчитано число разрешающих и запрещающих фраз. При избытке запретов счетчик будет издавать звук, похожий на тот, что издает охранная сигнализация машины, а выключать его могут только инструкторы.

Матери должны проговаривать все, постоянно делиться знаниями, отдавать себя ребенку целиком, не отвлекаться, держать визуальный контакт. Когда куклы спрашивают «почему», как это свойственно малышам, матери должны давать ответы. Любопытство должно вознаграждаться.

— У кукол есть выключатель, — говорит миз Каури. — У вас нет.

Матери, словно певицы, учатся петь гаммы. Если куклы бормочут что-то невнятное, то матери должны попытаться обратить эту невнятицу в слова. Интерпретировать, говорят инструкторы. Утвердить. Помочь ей обрести смысл.

— Небо, — говорит Лукреция, показывая на окно. — Облака. Деревья.

— Туфли, — говорит Фрида. — Шнурки.

Она называет части лица. Части тела. Пересчитывает пальцы на руках и ногах у Эммануэль. Что нужно услышать кукле? Дома ее разговоры с Гарриет вращаются вокруг чувств и задач. Следующий сон, следующая еда, как сильно она любит Гарриет, как сильно она скучала по Гарриет, пока та была у папы. Она подражает лепету Гарриет. Она придумывает слова. «Сянка» для овсянки. «Бачка» для собачки. «Яга» для ягоды. Фрида приправляет разговор своим зачаточным мандаринским. Гарриет может сказать сие, сие, спасибо. Она знает, как на мандаринском сказать «папа», «мама», «бабушка», «дедушка», «тетя» и «дядя». Когда Гарриет хочет, чтобы Фрида перешла на английский, она машет ручками и кричит: «Нет сие сие! Нет сие сие!»

Фрида ласково берет Эммануэль за руку. Она расслабляет мышцы лица и говорит мягким, любезным голосом, как говорят с клиентами работники сферы обслуживания. У нее столько вопросов, которые она не может задать: «Кто тебя сделал? Просто ли тебя сломать? Носишь ли ты подгузники? Ешь ли ты и пьешь? Ты можешь заболеть? У тебя может быть кровотечение? Что происходило, пока я была на ланче? Что произошло за час ланча?» Когда Эммануэль разморозили, она упала в руки Фриды так, словно все это время сдерживала дыхание. Для нее это не может быть полезно.

Инструкторы смотрят и дают указания.

— Расслабьте челюсть, — говорит Лукреции миз Каури.

— Включите воображение, — говорит миз Руссо, подойдя к Бет. — Ваш голос должен быть легким и нежным, как облако.

— А как говорит облако? — спрашивает Бет, глядя на миз Руссо сквозь занавеску лоснящихся волос.

— Как мать.

— Но это же бессмыслица.

— Материнство не имеет отношения к смыслам, Бет. Оно о чувствах, — говорит миз Руссо, положив руку на сердце.

Фрида спрашивает Эммануэль, дружит ли она с другими девочками. Эммануэль отрицательно качает головой. Фрида говорит более высоким голосом, она превозносит добродетели женской дружбы. Она никогда не говорила с Гарриет так эмоционально. Наверное, следовало бы, но в ее семье с ней никто так не разговаривал. За обеденным столом родители говорили о работе. Никто не спрашивал у нее, как прошел день, что она чувствует. С Гарриет материнский язык казался не более естественным, чем брекеты. Чем выше был голос Фриды, тем подозрительнее становилась дочь. Фрида смотрит на часы. 2:43. Они уже, вероятно, приземлились в Сан-Франциско. Она надеется, что Гарриет хорошо себя вела в полете.

Урок переходит от материнского языка к физической любви. Оба эти навыка будут частью их ежедневной материнской практики и послужат фундаментом для более сложных материнских заданий.

Объятия и поцелуи должны передавать ребенку ощущение безопасности и надежности. Объятия и поцелуи должны быть многочисленными, но не удушающими. Инструкторы демонстрируют это: миз Руссо изображает мать, а миз Каури — ребенка. Матери сначала должны определить потребности ребенка: поцелуи или объятия. Или и то и другое. Какие объятия? Какие поцелуи? Быстрые и нежные? В одну щеку, в две? В лобик, в две щеки, в нос или лоб?

Матери не должны целовать кукол в губы. В губы — это по-европейски, устанавливает неверный прецедент, делает детей уязвимыми перед насильниками.

Миз Каури хнычет. Миз Руссо плотно прижимает миз Каури к своей груди.

— Раз, два, три, отпускаем. Прижимаем — отпускаем. Раз, два, три, отпускаем.

Прижимать ребенка более чем на три секунды не следует. Иногда допустимо пять или шесть секунд, если ребенок плачет или ему больно, если он получил вербальную, эмоциональную или физическую травму. До десяти секунд позволяется в крайних случаях. Более длительное прижимание станет тормозом для развивающейся у ребенка независимости.

«Помните, — говорят инструкторы, — вы имеете дело уже не с младенцем». Матери могут добавить несколько поощрительных слов, если считают, что это уместно. «Я тебя люблю. Все будет хорошо. Ну-ну».

Фрида видит, что Эммануэль наблюдает за ней, ведет счет. Она старается сохранять нейтральное выражение. Скрывать свои чувства — это искусство всегда было ее слабым местом. Когда бы она ни путешествовала по Азии, выражения ее лица мгновенно и необратимо выдавали ее. Явная американка. Мать всю жизнь выговаривала ей за то, что она хмурится.

Инструкторы ведут себя так, будто трехсекундное объятие — самая разумная вещь в мире. Кто-то хихикает, кто-то глупо улыбается, кто-то закатывает глаза, но по большей части матери, все пятеро, подчиняются. Лукреция и Линда начинают с быстрых объятий — раз-два-три. Бет во время объятия раскачивается из стороны в сторону, придавая этому жесту личностную черточку. Фрида и мать-подросток стоят на коленях, распахнув руки и пытаясь уловить своих капризных детей-кукол.

Мать-подросток слишком агрессивна. Инструкторы выговаривают ей за то, что она хватает запястье куклы, дает ложные обещания.

— Вы не можете предлагать вкусненькое, — говорит миз Каури. — Мы здесь не используем стратегию, основанную на вознаграждениях.

Фриде не удается установить контроль над Эммануэль — та удаляется в учебное пространство других матерей.

— Управляйте вашей куклой, Фрида, — говорит миз Руссо.

Фрида молит Эммануэль согласиться на объятие. Хотя она плоховато помнит события ночи перед ее очень плохим днем, в памяти у нее осталось, как она злилась, когда Гарриет не лежала спокойно, в то время как она меняла ей подгузник.

Фрида ловит