Архив шевалье - Максим Теплый

– Конечно, лично! – махнул рукой Саня. – Мы с ним с одного года. Вместе начинали когда-то. Я потом сел по «Ленинградскому делу», а он как раз в гору пошел, свой «Кортик» написал. Вот так и живем, – печально подытожил он. – Историю изучаем по Рыбакову, а настоящее, прости господи, по Нуйкину. Стыдно! Я ведь именно от стыда выбрал свою нынешнюю свободу. Поскольку вашей свободы не хочу. Увольте.

Женщина перестала плакать и стала лихорадочно рыться в сумке.

– Вот! – протянула она Сане пять рублей. – Возьмите! Я нечаянно!

– Думаете, откажусь? – сурово взглянул на нее Саня. Потом перевел взгляд на свою ладонь, которая почти приняла свой первоначальный вид. – Нет, не откажусь! Колян, вставай! Там, в другом зале, круглосуточный книжный киоск есть. Пойдем купим томик Кортасара, почитаем на ночь. А вам всем – не хворать. И смотрите у меня!

Саня погрозил всем грязным пальцем, закурил и похромал в другой зал, толкая перед собой все еще не проснувшегося Коляна…

Москва, …1986 года. Покушение

У Гавриила Христофоровича Дьякова была насыщенная жизнь. Гражданский форум в поддержку Михаила Горбачева (ГРАФМИГ) переделали в Форум поддержки Беляева (ГРАФБЕЛ). Заместителем Дьякова избрали Скорочкина, который стремительно набирал политический вес в ближайшем окружении Беляева.

Дьяков на радостях помирился с Лерой Старосельской и даже предложил ей войти в состав президиума форума, но Лера гордо отказалась.

– Я не могу там, где КПСС, – тихо ответила она. – Я за Беляева, но против КПСС. Не могу, извините…

– Лера, да ты посмотри, что он с этой КПСС делает. Он же ее уничтожает! Он ее генсек, и он же ее в гроб загоняет! Видимо, замысел у него такой. Он на этой почве уже со всей старой гвардией перессорился. Старики пачками выходят из КПСС и уже начали формировать свою альтернативную коммунистическую партию – КПРФ. Что, правда, абсолютно противозаконно, так как у нас по Конституции однопартийная система. Он вовсе не коммунист, Лера! Он антикоммунист с партбилетом в кармане.

– Разве он не вышел из партии тогда, на пленуме?

– Как он мог выйти, когда его генсеком избрали? Другое дело, что теперь даже не поймешь – какой партии он генсек. В его партию сейчас ринулись все, кого раньше к ней на пушечный выстрел не подпускали. Вернулись те, что выходили по политическим соображениям. Восстановились пьяницы и развратники, спекулянты и фарцовщики, педики и лесбиянки. Коммунистами стали все новоявленные капитаны бизнеса. Эмигранты вступают тысячами. Представляешь, возвращаются из Израиля, из Штатов, из Австралии даже – и прямиком в КПСС записываются. Недавно вон внук Деникина записался и тут же предложил Ленина в мавзолее на своего деда поменять. Но предложение пока не принято.

– Все равно не пойду! – твердо сказала Лера. – Я лучше… свою партию создам!

– Лера! Ну-ка посмотри на меня. Ты что, с ума сошла? Ну какая партия, Господи?

– Я уже все продумала. Это будет партия радикально-демократического действия. Мы решили ее назвать глобально: «Перестройка, демократия и мир» – ПЕРДИМ сокращенно.

– Как-как? – изумился Дьяков. – Звучит как-то не очень благозвучно.

Лера непреклонно сверкнула глазами:

– Это мы специально придумали. Для вызова! Мы еще посмотрим, кто кого! – Она наклонилась к Дьякову и шепотом, таинственно округлив глаза, сказала: – Скоро будет отменена шестая статья Конституции, о руководящей и направляющей роли КПСС. И когда будут свободные выборы в Государственную думу, наша партия их выиграет, вот посмотрите.

– Лерочка, о чем ты? Какая Дума? Откуда ты это все взяла? Даже если и будут свободные выборы в эту… как ты сказала? Думу?…то их выиграем мы – новая старая партноменклатура. Ведь это только кажется, что в стране что-то изменилось. Ну развалится скоро СССР, так ведь его уже почти нет! Беляев добивает этого монстра, чтобы сохранить свою власть в России. У него нет выбора! Но Беляев – умница! Он создает новую номенклатуру, которая непобедима. Знаешь что, – поколебавшись, предложил Дьяков, – приходи сегодня вечером в наш Центр политических исследований – сокращенно ЦЕПИС.

– Как?

– ЦЕПИС… Что, тоже неблагозвучно?

– Особенно если по-украински, – мстительно произнесла Лера.

– Бог с ним, с благозвучием. Ты приходи, будет весь узкий беляевский круг. Это он сам придумал – раз в неделю собираться этим кругом и обсуждать все проблемы. Это сегодня – мозг страны!

– А печень у этого мозга здоровая? Не барахлит? – едко уточнила Лера.

– Ты знаешь, как ни странно, но на работе он не пьет. Держится! Правда, по выходным… пока не можем взять этот процесс под контроль. С охраной своей бухает. Но это – пусть! По-другому уже не будет. Придешь?

– Приду, – буркнула Лера.

…ЦЕПИС занимал старинный особняк в центре Москвы, переданный этой организации Указом Беляева, который к тому времени уже совмещал две должности – генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Верховного Совета СССР. Но Указ был составлен так хитро, что разрешал впоследствии оформить особняк как собственность учредителей центра. А учредителей и было-то всего двое – Дьяков да Скорочкин.

Как раз истек месяц, в течение которого нельзя было переоформлять здание в собственность. И теперь Женя Скорочкин, как человек более пронырливый и со времен Плодовощторга, хорошо понимающий толк во всякого рода махинациях, энергично занимался оформлением здания в личную собственность.

Добыв очередную нужную бумагу, он радостно жмурился и говорил Дьякову:

– Эх, Гаврюха! Кто раньше жил, тот и теперь будет жить! Это я, конечно, про себя больше! Но и ты молодец! Растешь на глазах. Как ты ловко тогда этого эстонца в туалете нашел! Молодец! Мы ведь его потом официально из страны выслали за антигосударственные высказывания, направленные на разжигание межнациональной розни и разрушение единства федеративного государства. Говорят, он в Германию уехал… Одним словом, молодец ты!

Дьяков зарделся от похвалы, а Скорочкин между тем наращивал масштабы мечтаний о счастливом будущем:

– Здесь мы с тобой ресторан откроем. – Евгений Иванович раскинул руки, словно намеревался обхватить все здание целиком. – Лучше всего японский. Сейчас все на эти суши кинулись… А три верхних этажа отдадим под пятизвездочную гостиницу. Представляешь, сейчас на всю Москву нет ни одной гостиницы в пять звезд! А у нас будет! Уже через год! Заживем, старик! Так заживем, как мало кто живет даже там у них, в мире капитала.

– А куда же центр денем?

– Наивный ты, Гавриил, ну прямо как дитё малое! Кому этот центр нужен будет через год? И потом, как станем собственниками, так сразу скажем этим баранам: «Все, господа! Покуражились, и хватит! Prawet, так сказать! Частная, если хотите знать, собственность!» И коленом их под зад! Коленом!!!

– И Беляева? – задыхаясь от ужаса, уточнил Дьяков, которому казалось странным, что и по отношению к генсеку можно вести себя столь вероломно.

– Ну ты даешь, Христофорыч! А зачем, ты думаешь, мы этого обезумевшего алкаша на трон сажали? Чтобы он властью потешился? Нет, дорогой, совсем не для этого! Вот пусть сначала все, что надо, разрушит, раздаст хорошим людям страну нашу, а потом… потом будем ее собирать заново. Лет пятнадцать у нас на это уйдет. Успеем попользоваться…

Дьяков пугался этих нахальных и одновременно пронзительно привлекательных речей Скорочкина, так как был человеком скромным и нерешительным. Он не мог представить себя владельцем ресторана, а тем более гостиницы.

А Скорочкин продолжал его соблазнять прелестями богатой жизни.

– Знаешь что, Дьяков! Хватит тебе интриговать! Все эти форумы, центры… Операция «Беляев» заканчивается. Начинается операция «Москва»! Давай возьмем ее, куполастую! Представь, ты мэр столицы самого большого в мире государства.

– Мэр?

– Ну не мэр, конечно, а председатель Моссовета по-нашему. Это почти то же самое, что мэр! А может, даже лучше. Знаешь почему?

– Я уже боюсь, Женя. Ну посмотри, какой я мэр?

– Я спросил: ты понял, почему председатель лучше мэра? – грозно повторил Скорочкин.

– Нет, не понял, – тихо ответил Дьяков.

– А я тебе скажу! Потому что ты ответственность за все несешь не один, а вместе со всей этой шоблой – депутатами Моссовета. Продаешь ты мне, к примеру, какой-нибудь лакомый кусочек Москвы – Красную площадь, скажем. Причем продаешь за смешные деньги, за какой-нибудь миллион рублей. Обрати внимание, Гавриил: продаешь ее вместе с мавзолеем, который нам понадобится для организации международных симпозиумов по вечному сохранению человеческих останков, вместе с Кремлевской стеной, которую можно использовать для погребения родственников и друзей…

– Зачем тебе мавзолей, Женя?

– Я для примера! Вот представь, сидят эти депутаты и дружно за продажу Красной площади голосуют. А ты хмуришься и говоришь им: «Воля ваша, товарищи, но ведь это общенародное достояние! Как же вы так опрометчиво голосуете?» А они глаза прячут и кнопки жмут, жмут, жмут! А ты вздыхаешь и говоришь опять: «Воля ваша, товарищи!»