Во власти чар - Эйдриенна Стафф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она почувствовала себя странно растроганной этой его фразой, сказанной одновременно и обыденно, и сердечно. Неужели это так просто для других людей? Только протяни руку — и тебя кто-то ждет? Попроси — и кто-то откликнется? Может быть, это первый, крохотный шаг к тому, чтобы стать открытой, раскованной, участливой и любящей, впустить кого-то в душу?..
И Джейми вдруг заревела, как маленький ребенок, прямо посередине улицы. Из глаз ее полились слезы и заструились по щекам. Как будто в ее душе произошел эмоциональный взрыв. Его невозможно было ни предупредить, ни сдержать. Дрожа, она сунула руку в карман, нашла бумажный носовой платок и высморкалась. «О Господи! Что же это со мной происходит?» Опустив голову, она уставилась себе под ноги и заспешила домой.
Вернувшись в студию, Джейми сварила себе чашку горячего шоколада. За окном все еще было двадцать два градуса, но горячий шоколад был одним из тех средств, которые, как она считала, помогали ей чувствовать себя лучше, как в детстве любимый медвежонок. Она думала, и над чашкой поднимался пар, в котором ей чудились образы: сначала ее мать, потом отец. Видения поднимались, двигались, исчезали. Потом возник странный старичок из той лавки. Его лицо расплылось в улыбке и тоже исчезло. И тут появилось лицо Эдварда. Красивое, полное страстного желания, дерзкое и требовательное. Даже будучи всего-навсего видением, он требовал слишком многого!
Она выпила шоколад до дна и вытерла ладони о джинсы.
— Возьми себя в руки, женщина! — громко сказала она, взорвав на мгновение безмолвие, царившее в студии. — Принимайся за работу. Делай что-то полезное.
Она начала опять рисовать, работая над пейзажем, потому что иного выбора не было. Она выжала из тюбиков все до последней капли, скрутив их, как тюбики с зубной пастой, но капли эти были такими же яркими и сочными, как тогда, когда она открыла тюбики. В первый раз она положила на ладонь все девять штук: берлинская лазурь, темно-красный, чисто белый, сажа, сиена жженая, охра, кадмий, киноварь, венецианский кармин. На полотне они обретали жизнь, теплые, трепещущие, сверкающие и вместе с тем нежные и глубокие… удивительно! Сама картина была удивительной, как и та, первая. Джейми сама это видела. Картина была прекрасной. Она была живой.
Отложив кисть, Джейми подошла к окну. На улице темнело. Ночь опускалась на Вашингтон. В Амстердаме сейчас очень поздно, за полночь. На шесть часов позже. Что же реальней — семь вечера или час ночи? Было еще сегодня или уже завтра? Что в действительности? И существовало ли вообще что-то реальное?
Эдвард… Что он сейчас делает? Сидит за столом в своем отеле и проглядывает записи, составляет корпоративные планы? Лежит в постели, спит и видит сны или лежит с открытыми глазами и думает? О чем? О ней? Положив одну руку на свою голую грудь, а другой прикрыв глаза, все думает о ней, скучая без нее, желая ее, нуждаясь в ней?
Эта мысль сжала грубой рукой ее сердце, выдавив до последней капли все ее эмоции: смятение, замешательство, страстное желание, страх и любовь. Такой боли она никогда еще не чувствовала. Не отдавая себе в этом отчета, она выглянула в ночь и прошептала его имя. Она не представляла, что сказать еще. Были же какие-то слова, должны были быть, но она не могла найти их, не могла произнести.
Джейми закрыла окно. Зажгла свет. И снова забылась тяжелым сном на неразобранном диване, укрывшись шалью.
Когда кто-то постучал ей среди ночи в дверь, она моментально проснулась. Ее чувства были обострены, и она была готова к этому. Накинув цепочку, она выглянула наружу, потом закрыла дверь и, сбросив цепочку, распахнула ее снова.
— Привет, — прошептала она.
Перед ней стоял Эдвард Рокфорд, с взъерошенными черными волосами, затуманенными глазами и однодневной щетиной на подбородке.
— Привет. Я вернулся из Амстердама. Не мог больше там оставаться ни дня.
Протянув руку, она втащила его в комнату.
— Иди сюда. Давай мне свой пиджак.
— Спасибо. — Опустившись на краешек дивана, он потер шею рукой. — Я тебя разбудил, да? Извини.
— Ничего. Сколько времени?
— Три тридцать утра. — Он посмотрел на свои часы. — Почти четыре. Извини.
— Все в порядке. Как странно…
— Как будто я не знаю!
Она мягко засмеялась.
— Я хотела сказать, что это странно, но я почти ждала тебя.
— Правда? — спросил он, встав и подходя к ней. — Ты хотела, чтобы я пришел?
Она посмотрела ему в глаза, глаза, которые обещали все на свете… и отвела взгляд.
— Не знаю, Эдвард. Я бы солгала тебе, если бы сказала другое.
— О, только не ложь! Нет, мне нужна суровая правда. К черту все мечты, предположения, надежды. Все это нам не нужно.
— Эдвард, не начинай.
— Хорошо, хорошо: Прости. Не шарахайся, пожалуйста. Я буду спокойным. Покладистым и разумным. Воплощение терпения! Правда. Пожалуйста, сядь со мной.
— Сажусь.
— Сядь поближе. — На лице его мелькнула обычная усмешка, но он тут же снова стал серьезным. — Джейми, нам надо поговорить.
— Знаю, — ответила она, встретив взгляд его черных глаз. — Я знаю, мне просто нужно было время, чтобы подумать.
— Вот это-то меня и пугает.
Она моргнула.
— Почему?
— Потому что ты позволяешь своей голове управлять твоим сердцем.
— Подожди минутку. Не ты ли говорил мне, что научился быть осмотрительным, осторожным…
— Да, и смотри, к чему это привело — десять горьких лет одиночества и отчаяния. Но хватит, Джейми. Хватит! Я примирился со всем этим. Все, что я делал, я делал, лишенный любви, и хотя все закончилось печально, я, по крайней мере, пытался. Но прошлое есть прошлое, а все, чего я хочу сейчас, — это настоящее… и будущее. Я хочу тебя. Я люблю тебя. И правда заключается в том, что ты тоже меня любишь…
Она встала.
— Ты говоришь за меня. Врываешься сюда и говоришь…
— Ты сама это сказала когда-то, на пике страсти. Сознайся!
С пылающими глазами она закусила губу.
— Я не собираюсь говорить ничего такого, что не хочу сказать.
— О, Джейми… говоришь ты это или нет, я знаю, что это правда. Я обнимал тебя. Я любил тебя. Я видел тебя засыпающей в моих объятиях. Я знаю, что ты меня любишь!
— Прекрасно. Тогда я подтверждаю это. Я тебя люблю.
Она снова села на диван, скрестив руки на груди.
— Спасибо, — мягко сказал Эдвард, улыбка промелькнула на его губах. — Это стоило того, чтобы лететь девять часов.
— Пусть это не вскружит тебе голову.
Джейми пыталась подавить улыбку, но это было очень трудно сделать.
Его счастье было слишком заразительным, опьяняющим. Это напугало ее.