Вольные города - Аркадий Крупняков

...А вечером, позвав к Ивашке деда Славко, атаман начал раз­говор:

—     Вольный город, о коем мы вместе мечтал следует забыть. Не здесь этот город возводить надо и не так. Нам такая затея не по зубам.

—     А кому по зубам? — спросил Ивашка мрачно.

—     Всему русскому люду надо за волю битйся. Вся Русь*у ор­дынцев под пятой, а мы только о себе думаем.

—     К чему этот разговор — не пойму?

—                                                                                                          А к тому, чтр недалеко то время, когда    Москва плечи                                                                                    рас­

правит и хана Ахмата с себя стряхнет. Вот нам бы Москве помочь, тогда — может быть...

—     Если у великкнязя силы на ордынцев есть, он и сам спра­вится без нас, а уж если одолеет его хан — мы, голытьба, ему не спасители.

—     Не скажи, Иваша. Теперь я около турков потерся, многого наслушался и кое-что знаю. Ихний султан хитрый, стерва, а со­ветники его еще хитрее, и я знаю, что они* надумали. Они хотят хана Ахмата с Иваном, князем Московским, столкнуть — пусть-де подерутся. Ныне княжество Московское силой великой наливает­ся, оно скорее всего Орду развеет...

—     Ну и слава богу,— гусляр перекрестился.

—                                                                                                          Не больно и слава, много сил придется    Москве на                                                                                  ордын­

цев положить, ослабнет Москва, и тогда туркове тут как тут.

—     Мы-то тут причем? — Ивашка до сих пор сидел угрюмый, а сейчас у него вдруг появился к разговору какой-то интерес.

—     А при том, что султан меня сюда для этого и послал. Что­бы я всю вольницу степную собрал, да когда Ахмат на Москву уй­дет, все бы его улусы растрепал и пограбил.

—     Ну, а дальше что султан для нас придумал?

—     Вы, говорит, люди простые, бедные, вы, говорит, татар не­навидите, а князей да бояр ненавидите еще больше. И мы, гово­рит, пустим вас на Москву первыми. Сброю вам дадим, все да­дим— князей да бояр бейте, сами на их место вставайте и нам служите. Мы, говорит, дань с вас брать не будем, только, говорит, братьев наших не трогайте—каванского хана, ногайского и протчих.

—      Врет, баранье сало!

—      Вестимо, что врет. Но я согласился. Для того, чтобы к вам приехать, чтобы все это обдумать, обсудить. Вот теперь давайте думать...

—      Отца Ефима бы позвать,— сказал Славко.

—      Ни в коем разе. Разговор, сами понимаете, тайный, никто, окромя нас троих, знать не должон. А поп ваш — человек приш­лый, и кем послан, мы не знаем. Вот Ионашу взять: вроде с пер­вых ден наш ватажник, а на деле сперва ханский соглядатай, те­перь султанский. Да и меня все тот же Ионаша в туретчину за­продал.

—      Да неужто?! — Ивашка аж привстал.— Ему голову обор­вать надо! И каков хитрец! Первым твоим защитником тут был...

—      Убег, мерзавец. Но не о нем речь. Как дальше с ватагой быть?

—      Ты больше нашего знаешь— ты и говори.

—      Я так мыслю: на нас с колом — мы с дрекольем, на нас хитростью и подлостью—мы и того тошней. Неужто султана не обманем, а?

—      Ну говори, говори.

- — Ватагу мы ему соберем — пусть дает нам оружие, деньги. Хана Ахмата побьем и пограбим, а то закисли вы тут со своими овечками...

—      Потом што? — нетерпеливо молвил Ивашка.

—      Потом будет самое главное: Москве помогать.

Ивашка долго молчал, морщил лоб, скреб бороду.

—      Ну, даст бог, Москве мы поможем,— заговорил он,— турок отгоним, а сами куда? Вот мне куда податься? Снова к хромому дьяволу, моему князю старому? Может, мне эта Москва-то и не к чему?

—      Да ты русский человек али нет?

—      Ты, дед, молчи. Теперь твое дело у хана ли, у пана ли — все одно в гусли играть. А я сам ищо в силе, да и Андрюшка во» растет. Его тоже князю в прибыток?! Вестимо, я русский, вестимо, свое Подмосковье и сплю и вижу, истосковался весь. Но я хочу, чтобы мы все: и ты, атаман, и ты, дед, и все наши други-ватажни- ки — кровь проливали не зря.

—      Думал я и об этом,— сказал Сокол.— Было время, когда по Дону плыл. Бери-ка ты, дед, снова посох, проси у Ивашки в паводыри Андрейку да пробивайся-ка на Москву. Расскажи князю Ивану нашу задумку и выговори нам спокойную посадскую жизнь.

—     Я тя, Вася, понимаю, окромя меня идти некому, только си­лы мои теперь не те,— промолвил дед, но в голосе его Василько заметил радость,— не дойду, того и гляди.

—     Может, Андрейку послать одного? Возрос парень, смышлен.

—     Нет, нет. Я тоже пойду. Андрюшку хромать научу—два убо­гих, кому мы нужны? Может, хоть кости свои на родной земле схороню.

—     До истока Дона вас проводим. От истока до реки Прони пешком. А по Проне до Оки. Там лодку купите — денег дадим. Как, Иваша, ты мыслишь?

—     А турки, что скажут, когда узнают, что дед куда-то ушел?— спросил Ивашка, видимо согласившись с планом атамана.

—     Об этом ты подумай. Тебе поганых околпачивать не впер­вой. Помнишь, как Джаны-бека обманул?

—- Пойду, позову Андрюшку,— сказал Ивашка и поднялся.— Уж если мне не доведется, может, сын на родные места поглядит.

* * *

Становище ждало круга. Появился атаман — стало быть, жди перемен. Слухами полны все лачуги, землянки, норы.

Первыми подняли тревогу питуки: куда-то исчез Ионаша и хмельное покупать негде. Потом узнали — корчмарь, оказывается, засадил когда-то атамана в цепи и потому удрал. Через день еще новость: вместо него корчмарем будет Андрейка Булаев. При большом стечении народа молодого купца с гусляром проводили в Кафу за товаром.

Спустя день прошел слух: Василько замыслил большой поход на Орду и думает скликать всех ватажников, раскиданных по До­ну, и даже будет звать Микеню с ватагой. Наконец, круг собрали, и все слухи подтвердились. Атаман Сокол сказал на круге, что ва­тажникам в соседстве с ордынцами не житье, да они и сами это понимали, поэтому зовет Сокол в поход на Ахмата с тем, чтобы его из степей выгнать. Ватаге будет помогать турецкий султан, который с ватажниками хочет жить в дружбе.

Зов в поход, как и прежде, начинается со слов «Вольному________

воля». Споров на кругу было мало, ибо отец Иохим этот зов благо­словил как дело богоугодное и христианское. Несогласных было еще меньше — сказано было на кругу, что отнимать у неверных наворованное не грешно. А сие означало: можно грабить.

Плохо верилось в одно — в турецкую помощь. С чего бы, дума­ли ватажники, султан встанет супротив своих же бусурманов. Но на третий день после круга пристали к становищу три большие фе­люги с оружием, и привез это оружие сам паша Авилляр. Пробыл он у них всего сутки, пообещал ватажникам денег и куда-то уехал с атаманом. Ивашка Булаев рассказал казакам, что уехали они разведать местность. А через неделю стало известно: лодку, на которой выехали в Кафу дед Славко и Андрейка, нашли на берегу ниже стана в верстах двенадцати, перевернутой и разграбленной. Андрюшку и старца злодеи, видно, утопили. Ивашка послал много людей на розыски, но те вернулись ни с чем. Пало подозрение на молодцов из шайки Микени: лодку нашли недалеко от его ста­на. Сам Микеня не отпирался. Только сказал:

— Может быть, и наша оплошка вышла. Упредить надо бы.

Ивашка страшно бранился. Ходил не в себе.

ПОСОЛ СУЛТАНА

Нынче в Бахчисарае тревожно.

Теперь хан Менгли-Гирей в Крыму не хозяин. Теперь в Кафе живет наместник султана, молодой сын Баязета — Мухаммед. Что он скажет, то и хан должен делать. А попробуй, не согласись — сразу пришлют из Стамбула шелковый шнурок. Это означает: кровь хана священна, ее проливать нельзя, вот тебе шнурок — удавись сам и уступи место другому хану, более послушному. За то, что хан царю Московскому шерть дал и до сих пор дружбу эту держит, тоже султан может огневаться.

У султанского наместника еще молоко на губах не обсохло, а он кричит на хана, будто на простого слугу. Кичится силой Ос­манской державы, а чтобы защитить хана — этого нет. В прошлом году налетел на Бахчисарай брат хана Ахмата Зенебек, Менгли- Гирея из нового дворца выгнал, а наместник Баязета пальцем о палец не ударил, чтобы ему помочь. Пришлось хану самому со­бирать по всему Крыму войско да того Зенебека вытурять. Му­хаммед, вместо того, чтобы обеспокоиться, хана назвал сонным зайцем и сказал, что отпишет отцу: хан-де, мол, Бахчисарай чуть было не проспал.

Хану стало ясно, что теперь друзей у него, кроме князя Ивана, нет, должность ханская ненадежна и надо договариваться с Моско­витом на случай нужды. И пошел в Москву гонец с письмом хана. А в письме сказано: